Где папа? - Юлия Кузнецова

Ладно. Я плюнула и поставила перед Кьяркой макароны. И когда она уже их начала есть, я вдруг вспомнила, что у неё после них почему-то начинала чесаться нога.

У Кьярки есть небольшое пятнышко на ноге. И когда она съест что-то вроде мандарина, у неё оно краснеет и воспаляется. Начинает чесаться.

Я говорила Татьяне, но она ответила, что пройдёт, у Андрюхи, мол, диатез был гораздо сильнее, просто по всему телу, и ничего страшного.

Пройдёт-то пройдёт, но когда? К тому же Кьярка расчёсывает это пятно до крови. И потом сама плачет от боли. Короче, я решила потихоньку от Татьяны не давать ей ни конфет, ни мандаринов. Просто почитала в инете, какие бывают аллергены (о, их столько оказалось, мамочки, бывает диатез от зелёного яблока!). И спрятала даже печенье «Юбилейное» и виноград, потому что в них много сахара, а сахар провоцирует аллергию.

И стала наблюдать. Так вот, после риса у Кьярки нога не болела. А после макарон – пятно увеличивалось и даже какими-то жуткими корочками покрывалось. А сейчас я, балда, забыла об этом. Всё думала про дурацкий фартук.

– Кьяр, – ласково сказала я, – может, пойдём смотреть мультик? А я тебе дам рисовый сухарик?

Но она покачала головой и продолжила набивать рот макаронными трубочками. Я вздохнула. Ладно. В конце концов, её мама мне сказала, что ничего страшного.

Однако я всё же мучилась. Что толку от того, что сказала Татьяна? Нога-то всё равно будет болеть.

И обсудить не с кем, Андрюха убежал на «дело».

Дальше было хуже. Кьяра смотрела «Винни-Пуха». Я наполняла ей ванну. Когда я вернулась, то обнаружила, что Кьяра переключила канал с DVD на обычный, телевизионный, и смотрит какой-то жуткий боевик со стрельбой и кровищей. Я вырвала у неё пульт и вытащила батарейки, она разревелась, стукнула меня и убежала. Я швырнула батарейки на подоконник, они скатились на пол, под стойку с телеком, и я встала на четвереньки, чтобы их достать, но моя рука под стойку не пролезла. Дядьки на экране потрясали оружием, видимо, подбадривая меня. Я оглянулась в поисках того, чем бы их поддеть, не дядек, а батарейки, но тут из ванной донесся странный звук, словно Кьяра что-то уронила. Я вскочила, просто выключила телевизор, нажав на кнопку.

Кьяра стояла на унитазе. С зубной пастой в руках. Клубничной. К тому времени, как я прибежала, она уже успела съесть треть тюбика.

– Да что ж ты делаешь?! – в отчаянии воскликнула я, вырвала пасту (вспомнив, что где-то читала, что нельзя вырывать у детей из рук ничего, нужно меняться с ними на другой предмет!), схватила Кьяру на руки.

– Кусию, – пояснила она.

От неё пахло искусственной клубникой. Такой химический запах, как от ароматизатора. В голове у меня мелькнула мысль, что клубника – тоже аллерген. И вот непонятно, будет ли нога чесаться от зубной пасты… Я всё-таки не наблюдала пока ещё, вызывает у неё аллергию паста или нет. Что ж, вот, есть такая возможность…

Я быстро раздела её и запихнула в ванну. И только собиралась выйти, разложить на батарее уличные вещи для просушки, как вдруг Кьяра нырнула под воду. У меня всё перевернулось от страха, я подкочила к ней, выловила её. Кьяра отплёвывалась, тёрла глаза и смеялась.

– Я дифин! Я дифин!

Но у меня в горле стоял комок. А если бы я вышла? Если бы…

– О боже, – пробомотала я. – Я, к-кажется, не справляюсь…

В конце концов Кьяра выдернула пробку. Вода вылилась. И я вышла за полотенцем. На минуту. Ну, на две, потому что они одежду не раскладывали по полкам, а пихали как попало, и найти именно полотенце, а не Татьянины чулки или Андрюхин трусняк было проблемой.

И конечно, когда я вернулась, Кьяра вылила в сток весь флакон Татьяниного шампуня. До конца. А Татьяна ни на чём не экономила, и уж тем более на средствах по уходу за собой. У неё всё было – «элитных марок», как она сама говорила. И этот шампунь – можно не сомневаться – тоже.

– Что ж, – пробормотала я, вытаскивая Кьяру из ванной, – запах тоже стоит вполне себе ничего. Элитный.

Но это был блеф. Больше всего на свете мне хотелось сбежать. Да некуда было. То есть было куда. Но с кем оставить Кьяру?

Это, наверное, и есть настоящая ответственность. И хотел бы драпануть, да не можешь. Сиди себе и пережёвывай мысли. Про аллергию от макарон, элитные фартуки и шампуни, боевики на ночь глядя.

Прежде всего про аллергию, конечно. После купания пятно совсем разбухло. И выглядело устрашающе.

Я нашла в холодильнике какой-то крем. Помазала ей ногу. И вроде пятно уменьшилось.

Ладно, вру! Ничего оно не уменьшилось. Но кому-то надо было меня успокоить! А раз больше некому, буду сама себя успокаивать, что ж.

Вот так мы добрались до кровати (мельком я успела разглядеть в зеркале, какое я красномордое растрёпанное чудище).

Положила я Кьяру и попыталась спеть. А она – «не петь»! Тут-то у меня терпение и лопнуло.

Непедагогичное дело

Ну и где я теперь? Сижу как дура на полу и реву (тоже как дура, чего уж там) в плечо двухлетнему ребенку.

Зато вдруг двухлетний реветь перестал.

– Лиса… Ты сто? Анядо пакать! Анядо!

Она погладила меня по волосам.

– Анядо пакать! Ты касивая!

Я опешила.

– Чего? Где я красивая!

– Воасы касивые, – сказала Кьяра и снова погладила меня по голове.

Как она могда в полутьме разглядеть мои волосы?! Да и враньё это! Они при любом освещении уродские. Как говорит моя бабушка: «Я красивая и молодая». И добавляет: «Со спины и ночью».

Но вот бывает такое враньё. За которое хватаешься как за соломинку.

– Ладно, прости, – пробормотала я, – какой-то тяжёлый был вечер. Спать-то будем?

– Будем, – кивнула Кьяра, – тойко ты со мной поизи.

«Нет, – подумала я, – лежать с ребенком перед сном – неправильно. Можно разбаловать. Приучить к тому, что всё время кто-то будет лежать. К тому же она большая, почти взрослая, почти три года! А в три года идут в сад. Большие и самостоятельные. К тому же смысл мне с ней лежать? Всё равно Татьяна не будет этого делать. И Андрюха не будет. Андрюха лучше умрёт. Или превратится в настоящую скамейку. Короче, это неправильно, неверно, плохо, непедагогично и нечестно».

Подумала я про всё это – и забралась в детскую кроватку. Рядом с Кьярой. Потому что спорить с ней сил у меня уже не было.

Звонок

Снилось мне что-то тёплое, мягкое и доброе, способное защитить меня от всех бед.

Потом что-то разбудило. Я проснулась и поняла, что тёплое и доброе – вот оно, спит рядом со мной, прижав мою руку к своей щеке. За окном было темно, даже фонари не горели. Интересно, уже полночь?

Я осторожно высвободила руку, зевнула и лениво подумала, что все дураки, кто боится с детьми рядом спать. Отличное средство для…

– Дзынь!

Звонили в дверь, и я поняла, что именно это меня и разбудило. Андрюха вернулся? Уф-ф… Можно сбежать домой! Если мама ещё не легла спать, она меня у подъезда встретит.

Это и правда оказался Андрюха. Только вид у него был такой…

В общем, я сразу вспомнила про фартук, заляпанный зелёными пятнами, а ещё как мы с его сестрой рыдали, уткнувшись друг в друга.

И ещё вот это: «Я не знаю, что я с тобой сделаю!»

Потому что у Андрюхи был как раз такой вид. Словно с ним незнамо что сделали. Шапка набекрень, краснощёкий, тяжело дышит, и косоглазие заметнее, чем обычно.

А к груди он прижимал тетрадку. Большую. Формата А4. Синюю. В кожаном переплёте.

У меня тут же засосало под ложечкой. И как-то сразу стало понятно, что сбежать прямо сейчас не удастся.

Он оглянулся.

– Кто-то за тобой гонится?

– М-м-м, – ответил он и снова посмотрел на меня.

– Ты примёрз? – сердито сказала я, и, к моему большому удивлению, он кивнул.

– Ну хорош!

Я схватила его за руку и дёрнула. Он чуть не упал.

– О боже! Ты что, пьяный?

– Я бы т-тогда шатался, – проговорил он, и я поверила, что и правда как будто замёрз, закоченел, и принялась втаскивать его в квартиру, подталкивая за плечи, поддерживая под руки.

Я вспомнила, что в ванной – беспорядок, в кухне – кавардак, в гостиной – не знаю что, уже не хватает моего словарного запаса, чтобы как-то описать перевернутую мебель и раскиданные детские одёжки, пульт без батареек, куклу без головы…

Я усадила Андрюху на табуретку. Он продолжал прижимать к себе большую тетрадь. Я вырвала её у него из рук, чтобы всучить кружку с чаем.

И тут же пожалела, что вырвала. Потому что до меня дошло, что это за тетрадь.

Наш классный журнал – вот что!

Последнее испытание

– Ну и зачем он тебе? – спросила я сурово, поставив руки в боки и, конечно, безо всякого чая.

– Ну… Он не мне… Он – им.

Адрюха кивнул на дверь, словно у него в прихожей переминались с ноги на ногу Фокс и Алаша.

– А им-то зачем?

– Ну…

– Фокс хочет что-то исправить?

– Ага.

– Сам?

– Ну…

– Тебя заставит?

– Не знаю.

– Ну уж не будет руки марать.

Во мне назревала ярость. Да что это за семейка такая?! Бестолковая абсолютно! Что же они мне все на голову падают со своими проблемами?!