Где папа? - Юлия Кузнецова

– К кому? – спросил Костя.

– Да неважно.

– Ты определись. Важно или неважно.

– Я познакомилась с одной девочкой, – вздохнув, начала я, – она маленькая, понимаешь? Совсем. Ей два годика. Она сестра моего одноклассника. Они разрешили мне приходить после школы играть с ней.

– Типа няни? Платят-то нормально?

– Да никто мне не платит. Просто хожу и играю. Я очень хотела папе рассказать. Потому что меня никто не понимает. Только папа и вот она.

– А, ну да! Переходный возраст, никто не понимает.

– Тебе обязательно надо всем ржать?

– Не, слушай. Я рад. С детьми прикольно.

– Да, ты правильно настраиваешься, – съязвила я.

– Ага! А ты чего с ней делаешь?

Я помолчала, собираясь с мыслями. Внутри у меня всё просто ныло от обиды. Но потом как прорвало…

– Да много чего! Знаешь, я когда в первый раз к ней пришла… Она меня, конечно, не сразу приняла. И я взяла ложку для ботинок и стала её крутить на пальце. Ей это очень понравилось. А потом она испугалась фена. И залезла ко мне на руки.

– Слушай, я тоже боялся фена, когда маленький был, – оживился Костя, – хотя не, погоди! Пылесоса боялся. И блендера.

– Когда ты был маленький, были блендеры? – усомнилась я.

– Мне двадцать шесть, а не пятьдесят.

– Прости, – смутилась я, – я, кстати, тоже блендеров боялась. Я вообще психованная была. Спала плохо.

– Я тоже, – кивнул Костя. – Знаешь, какой у меня был самый страшный кошмар? Сова на унитазе!

– Что? – обалдела я. – Да ладно!

Я схватилась за Иркино сиденье, обняла его.

– Ты врёшь! Тебе Ирка рассказала!

– Про сову? – удивился Костя.

– Конечно! Это же мой кошмар! Мне она снилась всё детство. Заходишь в туалет ночью…

– А там сидит на унитазе белая такая, – продолжил Костя, – когтями цепляется. И смотрит внимательно.

– Точно! И бежишь.

– Маму зовёшь.

– Ага.

Мы помолчали.

– Странно, да? – сказала я.

– Угу, – отозвался Костя.

– А ты в детстве был разговорчивый?

Он искоса глянул:

– А что, похоже?

Я улыбнулась.

– Ну просто я тоже бука. Короче, в классе я вообще молчу. Как немая. А с Кьяркой, ну, так девочку мою зовут, я прямо другой становлюсь. Мне хочется что-то выдумывать. Я ей спектакль показала. «Три поросёнка». И «Колобка». Не знаю, поняла она или нет, но сидела на стульчике смотрела. И ещё мы башню построили и лупили по ней мячиками. Потом я пряталась от неё, но ей это не понравилось. Она плакать начала. И ещё плакала, когда её мама уходила. Я взяла её на руки, а она стала бить меня в грудь кулачками и плакать. А потом, когда дверь за мамой закрылась, он успокоилась и стала опять играть. Слушай! Странное дело. У неё игрушек миллион. Каких хочешь. С кнопками, пищалками, нажималками, куклы, животные резиновые. А она играет с какой-то чепухой. С прищепкой. С половником. Вот таз вчера нашла. Сначала залезла в него. Потом вылезла, набок поставила и покатила. А потом на голову надела и гудеть стала.

Костя улыбнулся с закрытыми глазами. По-прежнему обнимая Иркино сиденье, я прижалась к подголовнику щекой и продолжила:

– Или пуговицу нашла огромную. И долго её катала. Странно, да? Я даже записываю то, что ей нравится. Она, правда, пуговицу в рот засунула потом. Но я заставила плюнуть.

– А это, кстати, известное дело, – сказал Костя. – Знаешь журнал «Эсквайр»?

– Со страшной рожей на обложке?

– Ну да, это у них стиль такой.

– Видела у Ирки. Мама говорит, она из-за тебя и журналы мужские начала читать.

– А что, там интересные статьи… Вот про игрушки было. Что у родителей чувство вины перед детьми. И маркетологи знают об этом. И компании выпускают навороченные игрушки – чем дороже, тем лучше, вроде как и от чувства вины избавился. Ну и другие, конечно, игрушки есть. Развивающие. Герои мультиков. Но вот у автора статьи ребёнок с лейкой любит играть. Потому что бытовые предметы – это простор для фантазии. Ну вот как ты про тазик рассказывала. Понимаешь, у ребёнка творческий потенциал раскрывается.

– У меня тоже с ней раскрывается, – сказала я. – Я с ней болтаю не затыкаясь. В школе бы не узнали.

– Я тебя тоже не узнаю, – зачем-то сказал Костя.

Зря он это сказал. Я себя вдруг ощутила болтливой дурочкой. Распинаюсь тут перед ним то так, то эдак. Я скрестила руки на груди и отвернулась к окну. Таджики как раз затаскивали свои тюки в проходную.

– Давай-давай, – продолжил Костя, – набирайся опыта. Будешь потом нам с Иркой помогать.

– Да какой там опыт… Я всего один раз памперс меняла. И то криво надела. Всё съехало, и она мимо написала.

– Памперсы – это не главное. Главное – что хочется с ребёнком быть. Играть и развлекать. Я имею в виду, когда свой ребёнок. Памперсы по-любому придётся менять. А вот просто с ним тусоваться… Тут вроде как выбор есть. Памперс сменил, покормил, игрушки навороченные сунул – свободен сам. Сиди в интернете, делай что хочешь. А лучше бабушке сдай – вообще без забот.

– Некоторые сидят с бабушками, – возразила я, – если родители работают.

– А, отговорка любой может быть, если тебе неохота с ребёнком быть, – отмахнулся Костя. – У нас папа приходил с работы и первым делом шёл со мной в футбол играть. Мы рядом с лесом жили. Там площадка была.

– До ужина прямо?

– Нет, ну ужинал, конечно, сначала. Потом играть шёл. На баскетбол мы с ним ездили по выходным. А вечером все вместе в лото играли. С бочонками. Не знаешь небось?

– Знаю. Мне тоже с вами нравилось в «дженгу» играть, – призналась я, – когда вы две недели с нами жили.

– Серьёзно? – удивился Костя и даже глаза открыл. – А я думал, тебя это бесит. Ты такая мрачная сидела.

– Это было в тот раз, когда ты меня заставил картошку чистить! – засмеялась я.

– Да? Когда это?

– Ты спросил: картошку будешь? Я говорю: буду! А ты сказал: тогда приходи, помогай чистить!

– Ну и? – не понял Костя.

– Это обидно прозвучало. Как будто ты меня ловишь.

– Ну извини.

– Да ладно уже…

Я откинулась на сиденье.

– И чего мы полдня будем делать? – вздохнула я. – Я и книжки никакой не взяла.

– У тебя же в рюкзаке полно было!

– Так это папе. Я их передала с Иркой. И потом, сама-то я их прочла.

– Что делать, хм… Да дел полно! Сначала поспать надо. Потом на станцию поедем – билет обратный вашей маме на понедельник брать. Потом будем кино смотреть. Я сериальчик закачал.

– Ну… Ты же его один хотел посмотреть? – нерешительно сказала я.

– Ага. Но с тобой вдвоём тоже можно. Ты ж того оказалась…

Я замерла. Вот сейчас, сейчас он скажет, какая я… Какая же я всё-таки?

Но Костя замолчал. Я заглянула в его лицо. Он спал. Нет… Не пойдёт.

– Костя… Костя! Ну скажи, пожалуйста… Какая я оказалась, а?

– Нормальная! – сказал он. – А если ещё поспать дашь – так просто супер-пуперская!

Сериал

Когда мы проснулись, то сначала съездили на станцию и купили маме билет. Потом вернулись, но внутрь, за шлагбаум нас уже не пустили, и мы остановились на площадке перед будкой охранника.

Костя достал бутерброды с сыром и чай в термосе. Я бы поела чего-нибудь посущественней, но у него больше ничего не было. Я-то думала, меня мама там, у папы, покормит. Она специально много всего взяла, чтобы нам с Иркой хватило. Костя протянул мне два бутерброда из четырёх, и мне стало стыдно – человек только на себя рассчитывал, а я отбираю половину.

– Давай я только один? – предложила я.

– Нормально, – отмахнулся он. – У меня ещё шоколадка есть. И на обратной дороге зарулим куда-нибудь.

Чай у Кости был очень вкусный, крепкий, с лимоном и сахаром. Настоялся в термосе. Пока я его пила, он включил ноутбук и нашёл там свой сериал. Сериал оказался про врачей, назывался «Доктор Хаус».

Мы поставили ноут на Иркино сиденье, Костя поднял своё, я села за ним. То есть он немного боком смотрел, но сказал, что ему так удобно.

Сериал был ничего, смешной, особенно когда этот чокнутый Хаус препирался с коллегами. А потом показали мальчика, который должен был сделать пункцию, чтобы спасти брата. Стать каким-то донором, что ли. В общем, ему эту пункцию делать сначала не разрешали, родители были против, а потом один доктор тайком сделал, и все накинулись на этого доктора. А пункция эта всё равно не помогла. И два этих брата смотрели друг на друга через стекло молча, и было видно, как им обоим плохо.

И вот тут до меня кое-что дошло. То есть я понимаю, что это сериал и люди в нём ненастоящие; как кончатся съёмки – пойдут домой или в кафе тортики лопать. Но меня пробрало. Просто пришло в голову – что папа-то здоров. Лекарства ему мама передает от давления. Но в целом – он здоров всё же.

– Вот, – сказал Костя, – смотри, как в жизни бывает. А ты вон куксишься.

– Не в жизни, а в кино, – поправила я, но удивилась – опять мы с ним совпали во мнениях.

И ещё был один момент. Я о нём расскажу всё-таки. В этом сериале двое врачей молодых, парень с девушкой, были друг в друга влюблены. И показали, как они к девушке домой пришли и вдруг он на неё набросился с поцелуями и стал одежду срывать.