Девочка и ветер - Драган Мияилович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
XV
Исключительно по причине того, что Магнус все реже давал ей деньги, зная, что она употребит их на покупку наркотиков, а у Мамуки больше взять было нечего, свои ежедневные потребности Ивана удовлетворяла мелкой перепродажей героина и небольшими кражами в магазинах. В последнее время случалось, что она брала от дилера по десять граммов в кредит, обещая, что, как только продаст их, заплатит, но обещаний не выполняла. Они ежедневно приходили к ней, бросали записки с угрозами в почтовый ящик, бешено стучали и звонили, но Ивана, замерев от страха и почти не дыша, упорно молчала.
Однажды после обеда Ангелина была у нее, выполняла домашние задания, когда раздался стук металлической крышки от почтового ящика. Обе застыли, Ивана, поднеся палец к губам, дала ей знак не двигаться, чтобы каким-нибудь неосторожным движением или шумом не выдать, что в квартире кто-то есть.
Испуганная девочка с белым как мел лицом и широко раскрытыми глазами смотрела на дверь. Не дыша, окаменев от страха, она была похожа на белого мраморного ангела с фрески Страшного суда в Сикстинской капелле. С другой стороны двери послышался громкий угрожающий голос:
– Ивана, открывай дверь! Если не откроешь, я разнесу ее! Знаю, что ты тут. Слышишь, что я тебе говорю?
В квартире – тишина, только жужжит бедная черная навозная муха (и откуда она здесь сейчас?). Ивана оцепенело следила за полетом чернокрылого насекомого, задавая себе вопрос, не откроет ли жужжание мухи присутствие кого-то живого в злополучной квартире.
Стук в дверь наконец стих, и топот шагов вниз по лестнице означал, что опасность, пусть и ненадолго, миновала. Спрятавшись за занавеской, они с облегчением смотрели, как дилер, в черной кожаной куртке, уходит с их двора. Поняв ситуацию, девочка посмотрела маме в глаза, из которых еще не исчезла тень страха.
– Мама, тебе страшно?
– Я себя боюсь больше, чем их.
– А я боюсь их и поэтому больше никогда не оставлю тебя одну. С этого дня я буду спать у тебя.
– Хорошо, только о том, что произошло, ничего не рассказывай бабушке. Ладно?
– Договорились.
Девочка глубоко задумалась, а потом, вопросительно подняв брови, спросила:
– Мама, как ты думаешь, может, нам попросить Магнуса несколько дней переночевать у нас?
– Лучше попросим Мамуку.
– Я больше люблю Магнуса, он сильнее.
– Ангелина, у Магнуса – семья. Если бы он спал у нас, его жена стала бы подозревать.
– Ну и что? Он и так больше тебя любит. Если бы это было не так, он не приходил бы к тебе так часто. Пусть живет у нас.
– Доченька, я не хочу быть причиной чьего-то несчастья. Пусть он живет своей жизнью.
– Тогда зови Мамуку.
В тот вечер, еще не зная, в чем дело, обрадованный неожиданным приглашением, Мамука, запыхавшись, бежал от автобусной остановки до их дома. Сияя от радости, он появился в дверях квартиры. Здесь его встретила обрадованная Ангелина, которая буквально перед его приходом сообщила бабушке Марии, что заночует у мамы. Думая, что Ивана пригласила его из желания вместе провести вечер, Мамука удивился, застав здесь девочку, которая все время отиралась вокруг них. В глубине души он надеялся, что Ивана отведет ее к бабушке. Ивана придумала еду для них троих – макароны с сыром. После ужина смотрели какой-то сериал по телевизору. Ангелина начала клевать носом, и Ивана отправила ее в постель.
– Я не хочу без тебя. Хочу, чтобы мы спали вместе, – сонно капризничала девочка, ревнуя к Мамуке, к которому с первой встречи испытывала какое-то настойчивое детское неприятие.
– Иди в свою кровать, а я скоро приду, – приказала ей мать.
– Я буду спать в твоей комнате, – триумфально заявила девочка, стоя в дверях спальни и наблюдая за реакцией Мамуки.
– Зачем же ты меня пригласила? – шепнул тот Иване с нотками разочарования в голосе.
– Но ты же постоянно негодуешь, что я редко тебя зову к себе и что меня никогда нет дома. Чего ты хочешь?
– Хочу быть с тобой. Вот что хочу!
– Подожди, пока я уложу ребенка. Смотри телевизор, я вернусь.
Укладывание затянулось, из спальни доносилось какое-то перешептывание. Мамука прилег на диван в ожидании своих пяти минут счастья. Одну руку он держал под головой, а другую засунул под ремень, развлекаясь поглаживанием своих набрякших гениталий. Вдруг кто-то со всей силы стукнул кулаком в массивную дубовую дверь.
– Открывай, я знаю, что ты здесь! – донесся извне приказной мужской голос.
Ивана и Ангелина одновременно, как по команде, вскочили с кровати, бледные и испуганные. Ангелина выглядывала из-за двери, а Ивана на цыпочках подкралась к Мамуке и шепнула ему на ухо:
– Ну, что ты застыл?! Скажи им, чтобы убирались. Пусть знают, что я не одна и есть мужчина в доме. Иди! Ну что ты, язык проглотил, что ли?
Бледный, насмерть напуганный, но желая помочь и не потерять авторитет мужчины и защитника, Мамука, откашлявшись, низким голосом прикрикнул:
– Чего дверь ломаешь, идиот?! Хочешь, чтобы я задал тебе?
– Выйди, гомик, если такой смелый, я тебе отобью твои вонючие яйца!
– Мне не за чем выходить! Через две минуты за тобой приедут те, для кого это работа. Ивана, дай мне телефон, я вызову полицию.
– Черт бы побрал твою полицию! – послышался голос и топот ног по ступенькам вниз.
В комнате воцарилась мертвая тишина. Ангелина, съежившаяся на коленях у Иваны, благодарно смотрела на Мамуку, он казался ей героем и спасителем. Чувствуя, как под тонкой хлопковой ночной рубашкой колотится сердце дочери, Ивана стала гладить ее по голове, успокаивая:
– Не бойся, уже все в порядке, – шептала она ей на ухо.
– Они больше не придут?
– Не придут. Не бойся. С нами Мамука.
И снова – мертвая тишина. Только стрелка настенных часов отсчитывает секунды, показывая время: 23.45. Защищенная, в объятиях матери, девочка наконец-то заснула невинным детским сном.
– Что здесь на самом деле происходит? – приглушенным, дрожащим от возбуждения голосом спросил Мамука.
– Ты все видел.
– Кто они такие?
– Албанская мафия.
– Почему они тебе угрожают?
– Из-за долга, который я должна была вернуть две недели назад.
– Что за долг? – Мамука был настойчив, уже понимая, в чем дело.
– Неважно. Расскажу тебе в следующий раз, – ответила Ивана, мимикой показывая на Ангелину, которая потянулась во сне. – Пусти меня, дай уложить ребенка. Ты же мне, когда я прошу, денег не даешь, вот и приходится залезать в долги.
– Ради бога, как ты можешь так говорить?! Я даю тебе сколько могу. С голого снять нечего. Но ты думаешь, я идиот и не вижу, что происходит. Ты – наркоманка. Раньше я не хотел тебе этого говорить, боясь обидеть, но сейчас я должен об этом сказать.
– Я только курю джойнт, это все, – не моргнув, солгала Ивана.
– Все начинается с джойнта. Я не верю, что ты этим ограничиваешься.
– Кто не верит, пусть проверит, – рассмеялась с вызовом Ивана.
– Ты убиваешь себя, медленно и верно. Зачем?
– Больше не буду. Обещаю.
– Сколько ты им должна?
– Три тысячи.
– Я найду для тебя эти три тысячи, но это в последний раз. Ловлю тебя на слове.
– Ладно, – ответила Ивана, относя Ангелину в кровать.
– Почему ты не положишь девочку в ее комнате?
– Видишь, она напугана. Не хочешь же ты, чтобы она проснулась одна в комнате и с ней случился припадок? Ты будешь спать в ее комнате или здесь, на диване. Выбирай что хочешь.
– А я могу спать с вами в комнате, рядом с тобой?
– Можешь, только не приставай!
Дождавшись, когда Ивана ляжет рядом с Ангелиной, Мамука выключил свет и, счастливый, будто выиграл в лотерею, устроился подле нее. Ивана обняла Ангелину, а он положил руку на теплое Иванино бедро. В темной глубине комнаты, кроме их синхронного дыхания, не раздавалось больше никаких звуков. После нескольких попыток сближения, получив толчок в пах, со словами «оставь меня в покое, я – не в настроении», Мамука наконец отступил. Он не мог заснуть до рассвета, полной грудью вдыхая запах духов «Гуччи», и только когда свет раннего утра начал проникать в темную комнату, освещая серыми тенями контуры мебели, Мамука утонул в мирном сне.
На завтра, опоздав на работу, невыспавшийся, он с нетерпением дождался прихода шефа и попросил выдать ему аванс в три тысячи крон.
Мамука поспешил отнести обещанные деньги Иване, но, поднявшись на ее этаж, увидел, что крышка от почтового ящика сломана. Медная пластинка с фамилией Савич висела, как сломанное птичье крыло, а через открытую прорезь зияла внутренняя часть коридора. На его упорный звонок никто не отвечал. Не было ответа и на его настойчивый призыв: «Это я, Мамука!» Через узкое отверстие в дверях он бросил конверт с деньгами и, озабоченный, пошел обратно.
Выйдя во двор, он заметил на другой стороне улицы двоих накачанных молодцов, мрачных типов устрашающего вида. На их лицах ясно читалось, что они готовы на все. Мамука пошел своей дорогой, пару раз обеспокоенно обернувшись на место, где стояли молодые люди. Зайдя за угол, он несколько раз позвонил по мобильному Иване, но она не отвечала.