Coi Bono? Повесть о трагедии Гуш Катиф - Михаил Ландбург

– Ну, вот… – привстав и пряча глаза, пробормотал Виктор. – Наконец-то, появились вы!..

Дама с припухшим лицом и почти отсутствующими бёдрами встрепенулась, замерла на месте и неописуемо зарделась. Сверкнув очками в розовой оправе, она участливо спросила:

– Что, мужик, сильно приспичило?

На мгновенье Виктор лишился дара речи. Его обдало загадочным ароматом старины, и он широко раскрыл глаза, словно турист, перед изумлённым взором которого возник некий сохранившийся фрагмент древнего, полуразрушенного храма.

– Нет, не очень… – вновь припав к скамейке, сказал Виктор. – Вы уж простите…

Женщина разом обмякла телом, и черты припухшего лица растеклись в отчаянном неудовольствии; её головка, словно у испуганной курицы, судорожно втянулась в плечи. Шумно глотнув воздух, она остановила на Викторе загадочный взгляд.

Виктор развёл руками, извинился снова и тоже глотнул воздух; ему показалось, что согнувшаяся перед ним фигура дамы пребывает примерно в том же состоянии, что и склоняющаяся к земле башня города Пизы.

«А я-то подумала…» – махнув рукой, проговорила дама и на негнущихся ножках пустилась догонять подружек.

«Спешат достичь вершины своего блеклого будущего», – подумал Виктор о дамах и осторожно потрогал у себя пульс. Час назад хмельное состояние его устраивало, теперь же оно стало вызывать досаду. «Несчастный!» – подумал он о себе и стал загибать пальцы, перечисляя известных мировой истории мучеников за правду и справедливость. Он даже сделал попытку сравнить их с собою, но вдруг, вспомнив об увёрнутом в бинты Барухе, устыдился хода своих нескромных мыслей.

«Наш он человек, – решил Виктор о мученике Барухе, – теперь – наш!..»

На противоположной стороне улицы мерцали окна книжного магазина; заставив себя подняться со скамейки, Виктор пересёк улицу и остановился возле витрины – он давно задумал подарить своему дяде Амиру хорошую книгу.

Разглядывая витрину, Виктор вспомнил, что в день, когда ему исполнилось десять лет, отец принёс домой книгу, которая называлась «Жизнь моря». У отца было очень торжественное лицо, и он сказал: «Книга – это всегда подарок, а, порой, даже лечение…».

Несколько часов назад Барух утверждал, что «книги – это хранилище обмана и страданий». Виктор встряхнул головой и рассмеялся, вдруг подумав, что книги надо бы поставлять не в магазины, а в аптеки – в качестве лекарств, а ещё в памяти всплыла строка из Ричарда Бротигана: «Пришла пора сажать книги в землю, чтобы из их страниц вырастали овощи и цветы».

«Дяде подарю Ричарда Бротигана», – решил Виктор и вдруг заметил приближающегося к магазину университетского профессора философии Реувена Левина. Тот шёл, опустив голову, что очень удивило Виктора, поскольку знаменитый философ, неизменный оптимист, голову никогда не опускал и обожал делиться своим оптимизмом не только со студентами, но и с кем угодно, хоть с тараканами, при условии, разумеется, если те были бы готовы его выслушать. «Уверяю вас, – говорил профессор, – впереди нас ждёт более чем достойное будущее». «Ждёт, разумеется, впереди, – соглашались с его тезисом студенты, – не позади же…». «Кажется, – уверял профессор, – учёные уже вполне приблизились к открытию новых источников энергии, и скоро, совсем уже скоро, мы сможем избавить себя от сегодняшней нефтяной зависимости посредством обычного подключения своей промышленности к некоей сети, подобно тому, как мы подзаряжаем наши мобильные телефоны. Останутся лишь проблемы коммуникаций и новых форм общения. Впрочем, этим я уже занялся вплотную…».

– Профессор, – окликнул его Виктор.

Философ повернул голову, посмотрел перед собой отсутствующим взглядом. «Не узнал», – решил Виктор и спросил:

– Прогуливаетесь просто так?

– А что? – ответил профессор.

– В такой день?

Профессор вытянул губы, в его глазах обозначилась задумчивость.

– Такой день? – переспросил он. – Что с ним?

– Так ведь день сегодняшний предвосхищает завтрашний, непредсказуемый… – пояснил Виктор.

Вернув губы на место, профессор высоко вскинул бровь и внимательно посмотрел на Виктора.

– Вы пытаетесь сказать, что глубинная суть сегодняшнего дня несёт в себе заряд необычного напряга?

– Именно это я и пытаюсь сказать… – прижав лицо к стеклу витрины, Виктор состроил рожицу.

– Что вы делаете? – озабоченно спросил профессор.

– Пытаюсь рассмешить себя, – объяснил Виктор.

Профессор вскинул вторую бровь.

– Нервничаете? – определил он.

– А вы – нет? – отозвался Виктор. – Кажется, мы все сегодня – не совсем мы…

– Не все! – заметил профессор. – Я думаю, что и вам следует немного успокоиться и подождать…

Виктор рассмеялся.

– Подождать до следующего обмана? Или же подождать, когда нас снова не обманут? Вы же знаете – такого не дождёмся…

– Да-да, – задумчиво проговорил профессор.

И тогда Виктор напомнил об английской пословице: «Если кто-то обманывает меня раз – пусть будет стыдно ему; если он обманывает меня во второй раз – пусть будет стыдно мне».

– Да-да, – повторил профессор, добавив: «Но с другой стороны, не будь в мире обмана, разве мы могли бы считать этот мир нашим?..»

Виктор внимательно посмотрел на профессора и спросил:

– Вас устраивает мир «наш»?..

– Нет-нет!

– Стыдно за него?

– Стыдно!

– Страшно в нём?

– Боязно!

– К чертям его!

Профессор Левин промолчал.

И вдруг Виктор сказал:

– Профессор, надеюсь, вы с оранжевыми?

В глазах профессора выступила растерянность.

– Вы об этих несчастных гостях из Гуш-Катиф? – спросил он.

– Называете поселенцев гостями? – не понял Виктор.

– А то кто же они?

Виктору захотел вновь состроить рожицу, но вместо этого, он решил рассказать притчу: «Встретились два давних приятеля, и один сказал другому: «У нас сколотилась приличная компания. Отчего бы и тебе не навестить нас?» А другой ответил: «Я в гости не хожу!» «Чего так?» «Потому что в этом мире я не гость, а хозяин!..»

По лицу профессора пробежала неловкая улыбка.

– В конечном итоге люди на пространстве Гуш-Катифа оказались временными… – сказал он. – Сегодня слова «мир», «хозяин», как, впрочем, и множество других по привычке употребляемых нами слова, давно уже покрылись оболочкой лжи и обмана, утратив тем самым свою первоначальную смысловую сущность. Да и само слово «обман», само по себе, звучит сегодня словно обман… Всё, что нам пытаются сказать или сообщить, на самом деле следует заранее принимать как ложь, поскольку слова остались прежними, а действительность – как видите…

– То есть, вы считаете, что настало время поменять наш словарный запас?

– Браво, молодой человек! Дело в том, что каждый предмет, каждое понятие носит в себе конкретную функционально-смысловую нагрузку, и, если мы произнесём словосочетание «поселенцы Кфар-Даром» сегодня, то, разумеется, о чём речь – понятно, однако уже послезавтра разговор про людей Кфар-Даром сможет быть понятным лишь в том случае, если наш словарь будет соответствовать новым реалиям. Например, вместо сегодняшнего слова «поселенцы», в будущем следует употребить такое словосочетание, как «те, которых надули» или «те, что долгие годы гостили в Кфар-Даром». Впрочем, вскоре даже само слово «Кфар-Даром» забудется; оно исчезнет из нашего языка вместе с исчезнувшим названием на карте… Правда, сохранятся люди из этого поселения, то есть, какое-то время они ещё просуществуют, продолжая, как и их далёкие предки, скитание по пустыне…

– Но эти люди вовсе не желают скитаться, – сказал Виктор. – Они хотят остаться в своих домах…

– Ну, и пускай остаются!

– Как же, если завтра их…

– Оставаться можно по-разному… – сказал профессор, – Помните у Пауля Целана: «Если хочешь остаться, уйди…».

– Не помню, – признался Виктор.

– Тем не менее, мысль эта, безусловно, мудрая… Случается, что мудрость слова спасительны… – склонив голову, профессор мягко попрощался.

Жара всё не спадала.

Виктор вспомнил, как однажды, будучи ребёнком, он сказал отцу:

– Мне жить не нравится! Играть в футбол и ходить в кино нравится, лизать мороженое тоже нравится, а жить – нет…

– И мне, – ответил тогда отец, – жить иногда и мне не нравится… Но, если научиться держать удар и гасить в себе обиды, то можно попытаться…

– Не буду! – ответил Виктор. – Сдерживать обиды не буду!

– Пропадёшь… – сказал тогда отец.

«А может, отец так не сказал, – засомневался Виктор. – Вряд ли он так сказал… Пива бы сейчас! Холодного пива!»

В крохотном баре было пусто и мрачно; присев на табурет возле стойки, Виктор взглянул на телевизор. Говорили о предстоящем бюджете страны.

«Выключите эту коробку, – попросил Виктор у хозяйки. – Голодные насытятся лишь тогда, когда их накормят».

Хозяйка подняла голову. У неё было лицо озабоченной обезьянки.