2009_33 (581) - Газета Дуэль

…Я всегда, бывало, заготовлял с осени ржаного хлеба до нового сбора, покупал и крупчатку мешками, сахар брал головой, также и чай никогда в запасе не переводился, масло коровье держалось пудами, привозили его из Шекшова по 20–22 копеек за фунт, варенья варилось также пуда по три-четыре за лето; и всего у меня было обильно в запасе, не исключая винных настоек и разных наливок». (Пуд, напомню, равен 40 фунтам или, примерно, 16 килограммам.)

Со второй половины XIX века царское правительство доплачивало попам за организацию церковно-приходского обучения детей грамоте, в семинариях начали учить будущих попов и профессии учителя начального образования. Казалось бы, у мемуаристов появился личный повод для гордости своей службой — они теперь могли бы вспоминать, как далеко пошли по жизни их ученики, гордиться ими. Но в книге про учеников ни слова — неинтересно это было попам, а вот про свою педагогическую деятельность они, конечно, вспоминают.

«Благодушное было тут время! Особенно охочи были все мы до экзаменов в монастырских нашей и Феодоровской школах у игумений. В этих двух школах являлись чуть ли не все члены отделения, так что число учащихся было иной раз меньше, чем число экзаменовавших лиц. Тут надо без утайки правду сказать, что сюда многих из нас, пожалуй, не экзамен больше тянул, а чай и обед с хорошей закуской и выпивкой. В эти экзаменационные дни был тут у нас как будто праздник какой, особенно в Феодоровском, где всего предлагалось обильней и качеством лучше. Недаром и школ соседних сюда, по расписанию, на экзамен не назначалось. Ведь и нам, отцам святым, как и всем, с той же плотью и кровью, эта выпивка и хорошая закуска была по нутру! Нельзя отказать нам в этом требовании плоти!».

И уже как-то не удивляет, почему народ сложил поговорку «Ряса просит мяса».

«А вот был во Владимире архиепископ Алексий! …Был он роста высокого, выше меня, стана полного, с большим животом; пухлый лицом, словно надутый; такие же пухлые руки, пальцы которых из-за этой пухлоты как будто между собой не сходились. Получалось впечатление, когда подходишь к нему под благословение и целуешь его руку, то словно как целуешь толстую надутую лягушку. Иные брезговали такой рукой и под благословение его не подходили. Ел он — говорили — очень много и жирно; мог съесть, будто бы, по тридцати мясных котлет. Чтобы после такого сытного обеда не хватил его апоплексический удар, отдыхать на постели после обеда ему врачами было воспрещено, а были предписаны какие-либо телесные движения и упражнения на свежем воздухе».

Ну, а когда набил живот мясом, то и мысли возникают если не о боге, то о божественном.

«Страшно любил он женский пол. Он был женат на актрисе, и когда с ней развелся, то принял монашество и дошел до архиепископства. Все же она, говорили, во Владимире его навещала и жила по нескольку дней у него. В самом Владимире были у него две любимицы-попадьи, жены тамошних священников (Уварова и Благовещенская). За то и пользовались эти священники особым вниманием и расположением Алексия: он устроил их там же в лучшие приходы и награждал почетными должностями. Близость этих двух матушек была известна всему городу, и вот в одно время по городу, при бульварах и на стенах была развешана карикатура, изображающая Алексия, держащего попадью на коленях.

Большую близость Алексий имел и с городским женским монастырем, куда он часто ездил служить и просто пить чай.

О свободном обращении к монастырю Алексия был такой рассказ. К нему пришла раз монахиня, по делу ль какому иль с праздником поздравить, не знаю! Но только не утерпел отец… обнял… А она ему и говорит: «Владыко! Ведь Вы должны быть святым: Вы ангел — что вы делаете?» А он в ответ ей: «Да, я — ангел, но падший!»».

Как видите, монах Алексий мужик был не без юмора, но ведь в те годы телевизора не было, и главным развлечением становились сплетни. И все вокруг обо всем этом знали. Тем более, что свидетелей было много, поскольку очень святой отец архиепископ Алексий ни в каких делах охулки на руку принципиально не клал.

«После храма был он в игуменской со всем служившим молебен духовенством; пил чай и обедал. Поили и кормили, как не случалось доселе ни разу. Фрукты, консервы и многое другое нарочно привезено было для него из Москвы. Но ему было мало того, что угощали на славу: часто от него слышалось тогда во время обеда и чая: «Вы, матушка игуменья, дайте мне на дорогу вот этого… и этого!» И поехал он от нас тогда с багажом разных закусок и фруктов. С уверенностью можно сказать, ему попало немало (как будто бы плата за молебен) здесь и в карман! А если взять во внимание все четыре монастыря Переславских, то и вовсе получится туго в кармане. Уж таков был, не в пример другим, этот Владимирский царь! А что всего позорней и гаже, это вот то, что в игуменской, с отъездом его, не нашлись два чудной работы полотенца, которыми он вытирал свои руки, и еще что-то, вроде ковра».

Знаете, у меня сложилось впечатление, что если вера в бога держалась в народе, то только силою семейных и общественных традиций, а духовенство РПЦ видело свою задачу в том, как использовать эту веру в корыстных целях. Вот мемуарист описывает революционные и послереволюционные годы, фактически начало поголовного безбожия.

«Жилось мне вообще в это время тревожно. Бывало, одна встреча где-либо красноармейцев с винтовками всегда в душе у меня производила тревогу. Теперь я забросил и всякую проповедь с церковной кафедры, боясь, как бы к чему не придрались…

Правда, и мы — причт, в эти годы немного поумнели, заменивши плату за сорокоусты и годовое поминовение вместо денег мукой. Но эта замена касалась только деревенских заказчиков, как не нуждающихся в хлебе. Начали брать с пятнадцати фунтов в год, а потом перешли на полпуда мукой же, или же вдвое — овсом за каждое поминовенное лицо. Квартирантов держали, эти платили с десяти фунтов в месяц и до полпуда; платили и картошкой, дровами».

Прочитав эти воспоминания, приходишь к выводу, что быть на Руси священником — это уже давно не служение богу, а доходный бизнес.

Понимаете, народ, конечно, глуп, но не до такой степени, чтобы не понять, что то, что говорится в церкви или на партсобрании, — это обязаловка, это показуха. А кто ты на самом деле и во что веришь, видно по тому, что и как ты говоришь и делаешь в обычной жизни.

И вот, исходя из того, что я прочел, а теперь и услышал от представителя Московской патриархии попа Г. Рябых и от остальных попов России по другим поводам, у меня сложилась убежденность, что Московский патриархат в бога не верит. Если бы верил, то мы бы от него слышали совершенно другие слова и видели бы совершенно другие поступки.

Поясню свою мысль вот таким примером. Недавно я написал рецензию на книгу «Куда подевались все лидеры?» одного из бывших крупнейших руководителей американской промышленности, миллионера Ли Якокки. В момент написания этой книги ему было 82 года, он уже ушел из промышленности, руководил школой бизнеса и все свое состояние тратил на исследования сахарного диабета и способов его лечения.

Книга Якокки посвящена очень далекой от религии проблеме — как воспитать или найти лидера промышленности или государства. Деятельность Якокки лежала и лежит очень далеко от религии, сам он убежденный сторонник капитализма и частной собственности не только не говорит, верит ли он в бога, но даже и слова «бог» у него в тексте нет. И, тем не менее, я осмелюсь заявить, что он-то верит в бога!

Вот задумайтесь над тем, что означают такие его мысли и сообщения.

В свое время Якокка пришел руководить автомобильной корпорацией «Крайслер» в момент, когда она была на грани банкротства. В таких случаях американское правительство помогает своей промышленности беспроцентными кредитами из денег налогоплательщиков. С большим трудом и Якокка выбил у правительства такой кредит в 1,2 миллиарда долларов для «Крайслера», но этого было мало.

«Поэтому я урезал свою зарплату до одного доллара в год. Это пример лидерства, порожденного кризисом. Потом я пошел к другим руководителям и попросил их тоже сократить свою зарплату. Лишь после этого я отправился к председателю Объединенного профсоюза работников автомобильной промышленности Дагу Фрейзеру и спросил, чем ответит мне профсоюз. И рабочие действительно откликнулись. На протяжении девятнадцати месяцев они шли на уступки, которые вылились в общей сложности в 2,5 миллиарда долларов. Так что компанию спас не столько правительственный кредит, сколько сами рабочие».

Якокка разгневан на правительство США за безответственность, в том числе и безответственную трату денег.

«Я пришел в Белый дом, чтобы вручить президенту Рейгану чек на 1,2 миллиарда долларов, и объяснил ему, что этот чек чисто символический.

— Видимо, никто никогда не возвращал правительству долги, так как мне сказали, что потребуется тридцать дней, чтобы выяснить порядок получения и зачисления этих денег.