2009_33 (581) - Газета Дуэль

Вот об этом я и хочу поговорить.

Зададим себе вопрос, зачем православное духовенство требовалось Российской империи и ее императорам? Вряд ли кто-то будет оспаривать такой ответ: чтобы народ верил в бога и, соответственно, верно служил помазаннику божьему — русскому императору.

Может, императоры России как-то обижали духовенство, чего-то ему недодавали? Мало того, что материально по тем временам духовенство было прекрасно обеспечено, оно еще и награждалось царем, пожалуй, больше, чем кто-либо в России. Посмотрите на фото архиепископов и епископов тех времен — у них грудь увешана орденами российской империи, как у Жукова — советскими. То есть, и деньги, и слава у духовенства были.

Тогда почему буквально в считанные годы после революции народ перестал верить в бога?

Может, православное духовенство было малочисленным и его не хватало для стоящего перед ним объема дел по утверждению в гражданах России веры в бога?

Только приходского духовенства к 1910 году было более 110 тысяч, или один поп на примерно 900 православных граждан всех возрастов. А ведь над этим духовенством было еще и вышестоящее духовенство, были еще и монахи. Численность же большевиков даже к концу 1918 года едва достигала 200 тысяч, то есть, с учетом духовенства других конфессий, количество российского духовенства превосходило количество всех большевиков.

Тогда, может быть, большевики были более грамотны в атеизме, чем попы в православии?

К тому моменту каждый священник заканчивал минимум семинарию, то есть то учебное заведение, которое не удалось закончить большевику Сталину, а среди массы большевиков образованных людей была горстка. Ну, куда большевикам было тягаться в религиозных спорах с таким полчищем образованных попов? Да в идеологической борьбе попы большевиков просто бы затоптали. Более того, у большевиков забот было выше крыши — и война, и разруха, и голод. Им вообще было не до бога. А у православного духовенства иных забот, кроме поддержания в пастве веры в бога, не было.

А ведь вера в бога была главным. Большевики ни одного попа не убили, ни одну церковь не разрушили и не отняли у народа — все это сделали переставшие верить в бога православные.

Так кто убедил православных, что бога нет, если большевикам этим просто недосуг было заниматься? Сами разуверились?

Нет, это не ответ. Старообрядцев веками пытались разуверить даже не в том, что бога нет, а просто в том, что они молятся ему неправильно, да не получалось. Тогда кто?

Иного ответа нет: православных уверило, что бога нет, само православное духовенство. Не верится? Тогда попытайтесь вспомнить, кто разуверил в коммунизме 19 миллионов членов КПСС?

Их убедило в этом «духовенство» КПСС — все эти освобожденные секретари парткомов, райкомов и т. д., усиленные инструкторами по пропаганде и профессиональными работниками различных идеологических ведомств. И разуверили они коммунистов своим ханжеством — они учили всех жить по-коммунистически, а сами так жить не хотели! Были и настоящие коммунисты, но из-за своей малочисленности они погоды не сделали. А каков поп, таков и приход, и к попам это, само собой, относится в первую очередь. Верит поп в бога, значит и приход верит, не верит — и приход не верит,

И то, что православное духовенство уже перед революцией превратилось в чисто ханжескую организацию, не замечало только оно, а народ это видел и, естественно, размышлял: «Раз вы, стоящие к богу ближе, в него не верите, то, значит, его и нет!».

Такой тезис нужно подтвердить, и я сделаю это, опираясь на интереснейшую (для меня) книгу с воспоминаниями четырех поколений священников, захватывающих период с 1814 по 1937 год. Книга называется «Страницы истории России в летописи одного рода», в ней четыре священника описывают свою жизнь. Книга большого формата и толстая (почти 800 страниц), по ней вполне можно снять сериал, которые так любит телевидение, поскольку вся она посвящена быту и частной жизни героев. Причем, писалась она для своих детей, а не для публики, поэтому откровенна. Для меня это документ исключительно интересный с исторической точки зрения, но когда я уже прочел ее, то вдруг понял, что в этой книге есть буквально обо всем, что бывает в жизни, и в ней практически нет только одного — в ней ничего нет о боге. Четырем поколениям попов бог был неинтересен!

Описать эту книгу из-за ее объема невозможно, и я просто приведу отрывки, чтобы вы поняли, что на самом деле было интересно православному духовенству и из кого оно состояло.

Прежде всего, что меня страшно удивило: все попы были деловиты и деньги считали, как колхозные бухгалтера. Вот один из них описывает, казалось бы, самый торжественный момент в жизни священников — момент, когда на них как бы сходила божья благодать, — посвящение в сан (другим авторам книги даже это было неинтересно):

«Итак, я уже диакон. Следующий день при том же монастыре, но в домовой архиерейской церкви служил уже и раннюю литургию в сане диакона. Алтарные и клиросные послушники меня уже называли отцом диаконом, но я же при этом обращении их ко мне чаще всего не вдруг находился им отвечать, к этому названию своему не привык.

В том же духе прошло посвящение мое во священники и в Боголюбовом монастыре, где меня рукополагал викарный епископ Тихон, а во Владимире — сам Сергий. Такое разноместное посвящение для меня оказалось лучше: оно спасло меня от лишних затрат на чаи поздравлявших меня диаконов, певчих, послушников и т. п. Поздравлявшие меня во Владимире слышали от меня ответ, что я поблагодарю их за один раз после получения священства, а поздравлявшие в Боголюбове — что я уже во Владимире поистратился на поздравлявших, не предполагая, что меня будут здесь посвящать. Вот так безболезненно и прошло у меня это посвящение для кармана, а то бы и тут обчистили, как Сидорову козу! Не увернулся только от Талепоровского, который уже давно на меня из-под своих темных очков бросал лукавые взоры. Этому дал десятку: боялся его обойти — тем более, что тогда говорили, что у него с Сергием одна лавочка! Дал еще отцу протодиакону два рубля, который вел запись по делу посвящения. И только!»

Вот и вся радость от таинства посвящения в сан — сумел облапошить дьяконов с послушниками, которые своим участием придавали торжественность обряду посвящения!

Хотя для православного духовенства в этом нет ничего необычного, поскольку хапали все:

«Правда требует указать на одну темную сторону получения священнослужительских мест при этом владыке в то время. Часто тогда места чуть ли не покупались за деньги: кто больше даст, тот и получает просимое место. И сам владыка Сергий тут был не без греха. А особенно высоко поставил себя по части взяточничества секретарь архиерейский Петр Иванович Талепоровский, а после него, еще удалей, Александр Иосифович Переборов. Сдавши экзамен, чтобы получить поскорее место, и мне пришлось тогда познакомиться с первым секретарем и сунуть ему двадцать рублей из своего двадцатипятирублевого месячного жалованья. Со стороны же других священников, искавших перевода на лучшие богатые места, давались тогда и сотни рублей».

Но деньги на взятки не пропадали.

«Стол тогда у меня состоял больше из рыбного; тут была она у меня во всяком виде: вареном и жареном, заливном и копченом. И все это было добровольным приношением пред праздником рыбаков. Добры они были ко мне. Первое время, бывало, из простого любопытства, подойдешь к рыбакам поглядеть, как они вынимают к берегу запущенный невод, и никогда не уйдешь от них с пустыми руками, чтобы не наградили пойманной рыбой. В первый год жизни в Рыбаках, интересуясь, я даже в одно время завел запись приносимой мне рыбы. И вот в один, зимний сезон тогда у меня было записано, помню, одних сельдей до 450 штук. Низший же сорт рыбы, вроде плотвы, они даже стеснялись давать. Нередко тогда я излишком своим делился с родными, посылая копченой по почте. Правда, год на год не приходилось это приношение: когда у них в сети плохо, то и у меня на столе недочет, а у них хорошо, и у меня тогда ловко! Никакой бедности я, здесь живши, не испытал: отказывать себе ни в чем не приходилось, на все хватало получаемой доходности. Во все годы жили в Рыбаках с прислугой.

…А на другой год, когда рыбаки устроили погреб и хлев, тогда завел и корову. Между прочим, корову я держал с тех пор бессменно до октября прошлого 1926 года. В Рыбаках по летам я сам и сенокосил (чаще косить нанимал), скупая у соседей, поблизости к дому, небольшими лужками, и этим сеном пробивался почти весь год. Также хозяйственным способом добывал и дрова. Во все годы я покупал не сухими, а с базара или тут же при доме у везущих озером мужичков сырыми бахами в три аршина. Пилить и колоть их нанимал. Такие дрова всегда давали мне рубль или больше с сажени барыша, чем покупать готовыми с базара. В год протопить дом вставало мне всего рублей двадцать, а прокормить корову тем сеном — до двадцати пяти.