Особенности национальной милиции - Михаил Серегин

– Котлеты должны быть из морковки или из капусты, – продолжал предатель и эгоист Садюкин. – Мясо крайне вредно для организма, особенно для молодого, растущего, каковой имеют наши с вами подопечные. Вы знаете, сколько адреналина выбрасывает в кровь умирающее животное?

– А оно его выбрасывает?

– Еще как, целыми граммами!

– Что вы говорите? – удивился Мочилов, соображая, какую беду могут натворить пять граммов адреналина, распределенные на целую корову.

– А этот убийственный белок, в нем столько холестерина!

И вся эта отрава в организм, в организм, в организм... – Тренер настолько разошелся, получив наконец терпеливого слушателя, что, не замечая болезненных конвульсий капитана, все жал и жал на руку, повторяя: «в организм, в организм». Раскрасневшееся лицо стало свирепым, как у быка, выпускающего в кровь пять, а то и шесть граммов адреналина перед убивающей его машиной. Благородное негодование вырывалось наружу, стекая с висков капельками пота.

– Да-да, – попытался вырваться из цепкой хватки Мочилов. – Я вас очень понимаю.

Садюкин сам отбросил ставшую ненужной кисть капитана, чтобы эффектно взмахнуть своею. Голосом проповедника, призывающего овец заблудших на путь истинный, он начал пространный монолог на медицинскую тему, которую можно было бы назвать: «Неправильное питание – какую катастрофу глобального характера оно за собой несет». Лекция надолго не затянулась, минут через пятнадцать выдохшийся уже Садюкин, не привыкший к чрезмерной болтливости, произнес последнюю фразу и торжественно посмотрел на Мочилова. Тот быстро записывал огрызком карандаша на клочок бумаги особо сильные реплики. Польщенный Фрол Петрович горделиво тряхнул головой, откидывая назад несуществующую челку.

– Как хорошо вы все объяснили, – в восторге похвалил Мочилов.

Недоверие, совсем недавно плескавшееся в его глазах, сменилось на восхищение. О, теперь он прекрасно знал, как нужно кормить курсантов, чтобы из них выросли крепкие, здоровые кадры, которые смело смогут стать на нелегкую стезю борца с преступностью. И он, Мочилов, первым подаст пример ребятам, прямо сегодня закажет у тети Клавы котлеты из морковки. Капуста и морковка – вот что поможет мужчине стать сильнее.

– Я подниму этот вопрос на совете, – пообещал Мочилов собеседнику, когда тот вставал из-за стола.

– Тогда ждите от меня понимания и поддержки.

Довольный Садюкин на прощание протянул руку капитану и дружески пожал ее. Мочилов пригнулся от крепкого пожатия и выдавил из себя мученическую улыбку.

«Что морковка делает с людьми», – пронеслось у него в голове.

– До встречи на совете, – попрощался тренер.

– Ага, – страдая от боли, сказал Мочилов, оставаясь в одиночестве.

Он взглянул на беговую дорожку за окном и стал мечтать о том счастливом времени, когда он исправит все недостатки, допущенные им самим и его предшественниками, когда его школа станет самой образцовой в стране, да и что уж скромничать, возможно, во всем мире. Счастливая улыбка растянулась на губах, став неплохим дополнением к отсутствующему взгляду. В мечтаниях капитан не заметил, как дверь столовой распахнулась и в нее вошел бледный и взъерошенный молодой человек в очках.

Несколько минут назад новенький вытер белоснежным платочком рот (отчего Пешкодралова передернуло, а Кулапудов многозначительно крякнул) и, встав, вышел из столовой. В одной руке он нес приличных размеров пачку газет и журналов, уголками своими подметавших давно не мытый пол, вторая же держала перед глазами раскрытую книгу, которую мужчина не переставал читать даже на ходу. Все это мешало передвигаться беспрепятственно по коридорам, заставляя новенького натыкаться на углы. Не избежал участи выпирающих частей строения и Зубоскалин, якобы неожиданно оказавшийся на пути преподавателя. Дирол столкнулся с новеньким настолько сильно, словно тоже не видел ничего впереди. Газеты, журналы и толстая книга полетели на пол, чем сильно огорчили преподавателя.

– Ой, извините, так неловко получилось, – изобразив смущение, смешанное с удивлением, постарался загладить свою вину Санек.

– Ничего, ничего, я сам виноват.

Дальше наперебой понеслись слезливые извинения, достойные «мыльных опер», которые автор сознательно опускает, чтобы не растрогаться вконец и не занять подобной ахинеей половину книги.

Достаточно только заметить, что Дирол выглядел очень вежливым и внушающим доверие, а новенького такое поведение подкупило сразу же и основательно, лишив способности различать в словах собеседника подвох.

– Мне так неловко, – продолжал заливаться Зубоскалин, – наверное, всему виной эпидемия, разразившаяся в нашей школе.

– Эпидемия?

Новенький нервно дернул губой и, подняв с пола книгу, прижал ее к груди, словно родную. Дирол попал в точку: не отличающийся могучим здоровьем преподаватель страшно боялся всего, что угрожало его самочувствию, особенно различных эпидемий, нашествий заразных грызунов, насекомых и бомжей.

– Да, было уже несколько случаев госпитализации, – вовсю заливал Дирол. – И что самое страшное – никто не знает, как называется эта болезнь. Даже врачи в сомнениях.

– Не может быть, – побелевшими губами произнес новенький.

– Вот сейчас я почему на вас напоролся? Извините, столкнулся.

Потому что коридор узкий, а вы оба идете на всю его ширину и не посторонитесь.

Хлопнув пару раз большими глазами, увеличенными к тому же толстыми линзами очков, новенький оглянулся себе за спину, в надежде увидеть того таинственного неизвестного, который столь тихо и незаметно шел рядом, что новенький его и не заметил. Коридор был пуст, как голова студента перед сессией.

– Но... – несколько смущаясь делать замечание, замялся преподаватель, – кроме меня, здесь никого нет.

– Как? Совсем никого? – довольно искренне удивился Зубоскалин.

– Абсолютно.

Дирол хлопнул себя рукой по лбу. Как красноречиво говорил его жест, парень о чем-то совершенно естественном забыл, о чем должен был догадаться сразу же, лишь только произошло столкновение.

– Основной симптом эпидемии, – как само собой разумеющееся выкрикнул Санек, привнеся в голос излишний пафос, – в глазах двоится, и запахи странные. Вы не чувствуете этот серный запах?

Преподаватель повел вздернутым, как у ребенка, носом, принюхиваясь к окружающему, но ничего подозрительного не заметил. Да, доносится с кухни сытный запах недожаренных котлет и какао с пенкой, но и только. Больше ничего его нос не чувствовал. Ничего.

И тут молодой еще, только после аспирантуры преподаватель понял: его испытывают как новичка. Проверяют на прочность, если можно так выразиться. А он-то уши развесил, сочувствовать даже начал.

Никакой эпидемии нет и никогда не было в этом заведении. И он решил ни в какую не поддаваться на провокации курсантов. Он нежно переложил книгу в правую руку, в другую решительным движением сгреб в охапку все газеты, намереваясь сию же минуту покинуть столь недостойного курсанта. Но стоило новенькому поднять глаза от пола, как сдавленный крик ужаса вырвался из его груди.

По коридору, прямо на него, словно в строю, в точности повторяя движения друг друга, шли двое курсантов. На ум пришел старый мультик, в котором вот такой же худенький заморыш (кстати, тоже Вовка) приказывал:

«Двое из ларца, одинаковых с лица». Эти были одинаковы не только «с лица», но и с любой другой части тела. Новенький проморгался, снял очки и протер их защитного цвета галстуком. Не помогло.

Раздвоившиеся парни прошли мимо, аккуратно обойдя преподавателя, и слаженно вежливо поздоровались:

– Здрасте.

Новенький, глотнув ртом воздух, точно рыба, выброшенная на сушу, лишь кивнул в ответ.

– А с какой скоростью распространяется инфекция! – продолжал разглагольствовать Дирол, словно не замечая ступора собеседника. – Достаточно просто бытового контакта, как уже через пару минут ты чувствуешь недомогание.

Владимир Эммануилович – а именно так звали новенького – и впрямь почувствовал себя нехорошо. В голове все закружилось, понеслось вихрем, сметая на своем пути мысли, чувства, оставляя только неприятные ощущения подкатившей слабости, жара, покалывания у висков и вроде как пока еще небольшой тошноты.

– Это ужасно, – упавшим голосом пролепетал преподаватель.

– Ужасно, – согласился Зубоскалин, без зазрения совести придумывая все новые и новые симптомы беспощадной болезни.

Владимир Эммануилович растерянно моргал, нисколько не слушая Санька, занятый только одной мыслью: ЭПИДЕМИЯ! – ...вот так, – закончив длинную тираду, прослушанную ошарашенным собеседником, сказал Дирол и помог бледному преподавателю натянуть очки на нос, никак не решающиеся попадать на свое законное место из-за дрожи в руках. – Кстати, – словно случайно вспомнил парень, – коль уж мы так тесно сошлись во взглядах, не могли бы вы мне оказать одну услугу?