Мы, значит, армяне, а вы на гобое - Николай Климонтович

— Сегодня суббота?

— Хотите, я сейчас приеду? — спросила она.

И — нежданное предчувствие, комок в горле:

— Конечно!

Он все подробно объяснил, каждый поворот отдельно, она сказала: буду через полтора часа. И спросила: чего-нибудь захватить? Господь с вами, у меня все есть, приезжайте, я буду ждать вас у последнего поворота, где указатель на Клопово… Да, быть может, фруктов…

Боже, прелестная женщина, одна, по шоссе в темень и холод в поселок Хозяйства МК… Почти сразу же он и выехал — хоть идти было всего километра два. Встал у поворота, двигатель не выключал, чтобы печка работала, поймал Эхо Москвы. Ждал долго и, пригревшись, задремал. Она разбудила его, постучав ключом зажигания в боковое стекло…

Пока ставили машины, пока вынимали пакет с фруктами, пока Елена — так звали эту знакомую незнакомку — что-то искала в сумочке, ее появление было зарегистрировано и старухой, и мадам Птицыной — по субботам все бывали на местах, одна на крыльце, другая на балконе, на наблюдательных пунктах, что поделать — деревня…

Они устроились в гостиной. Гобоист помыл фрукты, откопав где-то пристойную вазу, предложил даме то самое Rioha, сам вернулся к виски. Он по-новому видел ее: в домашней гостиной в полутьме она была и вовсе обворожительна — красивые губы, глаза, зубы, и прелестная улыбка, и пышные волосы, и стройные ноги. Вся она была миниатюрна, потому и выглядела молодо, хоть и была, наверняка, приблизительно его ровесницей. Она держалась просто, открыто, мило, цивилизованно, отметил Гобоист про себя, что редкость у отечественных женщин, наверное, часто бывала на Западе. На его расспросы с готовностью рассказала, что была дважды замужем, второй раз — за сыном… И тут она назвала имя всемирно известного русского дирижера — вот откуда западный лоск, подумал Гобоист, отсюда и фамилия. От первого мужа у нее дочь — заканчивает консерваторию, факультет музыковедения, но она боится, что дочь — увы — тоже станет журналистом, поскольку — о, ужас! — уже пишет и пишет, не вылезает из-за компьютера…

Потом она расспрашивала о нем: я о вас уже кое-что знаю, но скорее сторону формальную… И он разлился соловьем; воздал должное своему инструменту, ведь гобой никогда не теряет настройку, по немунастраивают весь оркестр, гобоист перед концертом уже на эстраде берет ля первой октавы, а другие исполнители подстраиваются…

— С Возрождением все понятно. Но, как ни странно, из наших композиторов один лишь Чайковский уделял гобою столько места. Ну, Мусоргский, ну, Стравинский. Я их люблю до беспамятства, но Чайковский, можно сказать, держал гобой всегда в уме… Сцена письма в «Онегине» начинается с партии гобоя — вы помните? — Он напел. — И почти все симфонии: «Зимние грезы»… И тема любви в «Лебедином»…

Она слушала со странной полуулыбкой, будто он ей напоминал кого-то, быть может, когда-то бывшего ей милым, иногда вставляла а я не знала — из вежливости, конечно, всё она знала, жила в такой музыкальной семье, мелькнуло у Кости. Попросила сыграть что-нибудь. Он вынул гобой и стал тихо и элегически наигрывать концерт С major Вивальди, когда в дверь резко постучали.

— Боже, кого это принесло? Наверное, соседи, — пробормотал Гобоист и пошел открывать.

Принесло его жену. Потом выяснилось, что сигнал sos подала Птицына: едва увидев Гобоиста и Елену, стала названивать Анне на сотовый… Анна оттолкнула мужа, вбежала в гостиную и принялась орать, как продавщица:

— Быстро, б… ь, собирайся и уматывай! Чтоб духу твоего здесь не было! Считаю до трех. — И она даже замахнулась на Елену сумкой.

Гобоист облился потом и в ужасе прикрыл глаза. Он отказывался понимать, что это злобное, грубое чудовище — женщина, с которой он прожил полтора десятка лет и его законная жена.

Елена поднялась и негромко сказала:

— Вы не хотите хотя бы поздороваться? Меня зовут Елена.

— Да насрать мне, как тебя зовут! — заорала Анна, исходя пеной. Она готова была броситься в драку.

Елена спокойно обогнула Анну, взяла сумку в прихожей, сняла с вешалки плащ. Положила руку на грудь Гобоисту — тому показалось, что Елена слегка качнулась:

— Не волнуйтесь. Провожать не надо. Позвоните мне, когда… когда уляжется…

Так начался разрыв Гобоиста с женой, растянувшийся, к его несчастью, слишком надолго. Так появилась в его жизни Елена.

Глава шестая

Как он и предполагал, в Москву он приехал только в четверг, но в квартиру попасть не смог — Анна поменяла дверной замок. Гобоист был взбешен. Он не взял с собой телефон — оставил заряжаться; пришлось попроситься к соседке — позвонить жене на работу. Поскольку соседка — пожилая мягкая интеллигентная женщина, но интеллигентность отнюдь не избавляла ее от любопытства — подслушивала в соседней комнате, Гобоист был корректен и краток: ты случайно закрыла дверь, но мне нужно переодеться, чтобы идти в институт, тебе придется подъехать…. И так далее, один сироп. Анна согласилась встретиться: у нее много работы, пожалуйста, приезжай сам. Старый замок заклинило, скорее всего врала она, пришлось поставить новый, но у меня есть запасной ключ… Она явно остыла, давала задний ход.

Они встретились в кафе, сидели друг напротив друга. Гобоист смотрел на нее с некоторым недоумением. Так разглядывают привычную картину, писанную маслом, всегда висевшую перед глазами; и вдруг, однажды приблизившись, замечают кракелюры, и плохо прописанный угол, и то, что сверху чуть отошла рама…

Анна сказала:

— Что, раскопал новую бабу, которая слушает твои бредни? Да и нашел бы хоть помоложе… Впрочем, молодая смотреть тебе в рот не будет, молодой-то зачем млеть и изображать восхищение…

— Что? — рассеянно переспросил Гобоист.

Анна что-то еще несла в том же, ставшем привычным для нее, тоне, когда она говорила с мужем, и Гобоист вдруг подумал, что Елене он должен позвонить сегодня же, сейчас же, как только попадет в дом. И занервничал от нетерпения, он ведь должен извиниться за поведение… жены…

— Смотри, брошу я тебя, — сказала Анна.

Гобоист, так и не научившийся отчетливо понимать, что время течет, что люди меняются, что он отнюдь не любим, как некогда, был несколько удивлен. Он даже не совсем понял, о чем она. А когда сообразил, то вскользь подумал, что это был бы и не такой уж плохой выход.

— Почему? — спросил он механически.

— А достал! — был лапидарен ответ.

Произнесено это жаргонное слово было искривившимся ртом, с интонацией уличной девки, и Гобоиста опять поразило, как же его жена вульгарна. Он торопливо подхватил ключи, лежавшие на столике, быстро бросил деньги на стол и, даже не чмокнув Анну в щеку, опрометью потрусил к выходу. Взял такси и поехал в квартиру. Едва вошел — метнулся к телефону, на ходу извлекая книжку. Набрал номер, было занято.

Он стал бродить по квартире, озираясь, как гость. К удивлению Гобоиста, его вещей оставалось здесь не так много. Фамильный платяной шкаф — усадебный, прабабкин, с короной наверху, с дверцей карельской березы. Кабинет, некогда, в начале века, сделанный его деду на заказ. Дареные картины с подписями друзей и подруг-художников. Книги. Разумеется, всяческие светильники, что он покупал; шторы, что привез из арабской лавки под Монмартром; микроволновая печь, — это все пусть останется. Он возьмет лишь то, что было в его квартире на Дорогомиловке, как это называется — восстановит статус-кво. Все уместится в газель…

Он опять позвонил Елене. Ведь если ее не будет, ему придется уехать в свой одинокий Коттедж после занятий, так ее и не повидав. Тогда, тогда газель он закажет на вечер пятницы, придется вернуться, — впрочем, в пятницу тоже были дела в городе. И все это он думал невпопад, невнимательно, зная, впрочем, что ничего заказывать не будет…

Он еще раз набрал ее номер, и она взяла трубку сразу же, будто ждала его звонка. Гобоист что-то стал мямлить извиняющееся, но она прервала его, и о безобразной сцене с Анной так и не было сказано ни полслова. Он пригласил ее поужинать, она согласилась. Принял ванну, переоделся, причем напялил один из самых эффектных своих костюмов, яркую рубашку апаш — ни дать ни взять танцор танго. И после занятий снял в банке наличными тысячу долларов, разменял пятьсот, купил девять штук желтых чайных роз и стал дожидаться ее в вестибюле «Праги»: этот ресторан любил еще его отец: был гуляка и, как говорят французы, человек воздуха.

Она опять слушала Гобоиста, чуть склонив голову, с улыбкой. И он испытывал тихое наслаждение, будто распрямляясь. Она слушала не как умная дама, мотающая на ус и всякую минуту готовая вставить что-то свое, но как женщина — впитывая. Он — в свои-то пятьдесят — будто взрослел с ней и говорил все тише и все серьезнее. Его отнесло почему-то на тему «Россия и Запад», и он пересказал ей один свой сон. Он оказался в метро, но названия всех станций были написаны по-английски. Причем когда он попытался прочесть, то понял, что это названия европейских городов. А ниже, под ними, — названия стран. И он вдруг сообразил, что это странное метро развозит пассажиров по аэропортам к тому или иному рейсу… Он проснулся с острым желанием — за границу, с вами такое бывает?