Махно - Константин Герасименко

На митингах и в особенности в пьяном виде у Махно очень часто вырывались словечки и фразы, которые никак не подходят под обычный для него тип речей, выдержанных все же в анархическом духе.

На одном из митингов, отвечая на заданный вопрос, Махно сказал:

— В России возможна или монархия, или анархия, но последняя долго не продержится.

Часто Махно говорил и о памятнике разбойнику Ермаку Тимофеевичу, почему-то не упоминая ни о Пугачеве, ни о Стеньке Разине.

Странным кажется и его показное стремление держаться особняком от своих идейных руководителей-анархистов, не говоря уже о социалистах, коих он вообще называл полукадетами, а «кадет», по махновской терминологии, было чуть ли не самое страшное слово, по крайней мере, для тех, к кому оно относилось непосредственно.

В среде наиболее близких к Махно людей, с которыми он держал себя откровенно, не было ни одного анархиста и вообще партийных работников.

Возможно, что и в этом случае Махно следует своей потребности быть везде первым, попросту не терпя вблизи себя людей, могущих чем-либо выделиться перед ним, но несомненно то, что у Махно слишком многогранная, жестокая и коварная душа, не знающая ни в чем удержу.

Его исключительное знание крестьянского быта и самых сокровенных желаний крестьян, его несомненная личная храбрость, решимость и уменье проводить довольно сложные военные операции, огромная энергия и организаторские способности — вот причины успеха Махно.

Однако надо иметь в виду, что основа этого успеха сводилась к тому, что Махно имел возможность через своих агентов узнавать о настроениях крестьянских масс и немедленно реагировать на них отдачей соответствующих духу этих настроений приказов. Но создавать эти настроения Махно не может; он — не вождь; он умеет лишь плыть по течению.

Несомненно, что настроения крестьянства неустойчивы и, во всяком случае, теперь резко изменились, и это заставляет меня признать, что история махновщины закончена, а для самого Махно остается лишь роль простого бандита, каким он, по существу, всегда и был.

НЕОБХОДИМОЕ ПОСЛЕСЛОВИЕ

Вадим ЧЕРНЯК

ПУТЬ И ГИБЕЛЬ «НОЕВА КОВЧЕГА»

Воспоминания К. Герасименко возвращают нас в один из самых драматических и противоречивых периодов истории Украины — годы гражданской войны. Об авторе, к сожалению, почти ничего не известно. Судя по его собственным словам, он какое-то время имел возможность довольно близко наблюдать ход крестьянской войны, руководимой Нестором Махно, однако некоторые данные, приведенные в воспоминаниях (они публикуются по альманаху «Историк и современник», кн. III. Берлин, 1922), нуждаются в уточнении. Например, годом рождения Н. Махно автор называет 1884-й. В советских изданиях фигурирует другая дата, на наш взгляд, более точная — 17 октября 1889 года. Посвятив основную часть своего труда борьбе Н. Махно с белогвардейскими частями, автор почти ничего не говорит о столкновениях махновцев с большевиками. Между тем бои эти были не менее остры и кровопролитны, особенно на Полтавщине, где крестьянские отряды подверглись сокрушительному разгрому под Миргородом. Не мог знать К. Герасименко, по вполне понятным причинам, и об эмигрантской судьбе самого Н. Махно — об этом мы еще скажем в дальнейшем. Значительно занижена К. Герасименко численность «армии имени Батьки Махно» — в конце 1919 года так называемая «Революционная повстанческая армия Украины» насчитывала в своих отрядах до восьмидесяти тысяч бойцов и выглядела достаточно грозной силой. И у Н. Махно, думается, были немалые основания претендовать на роль «мужицкого» Наполеона, совершающего на Украине третью социальную, на этот раз осененную черными анархистскими знаменами революцию.

Справедливо считается, что основной питательной средой «махновщины» было зажиточное крестьянство левобережной Украины, наиболее чувствительно воспринявшее и германскую оккупацию, и прямолинейную политику «военного коммунизма», и полное непонимание крестьянских проблем со стороны первых советских руководителей на Украине. Во всяком случае, разоряющая даже среднее крестьянство «продразверстка» и нелепые задержки с разделом помещичьих земель вызывали в деревне повсеместное недовольство.

Борьба Н. Махно с немцами описана у К. Герасименко довольно подробно. Стоит только добавить, что организационные ее формы, связанные в первую очередь с возможностью быстро собрать в кулак и сосредоточить на нужном направлении боевые силы, а если возникнет надобность, столь же быстро распустить их и «спрятать», в дальнейшем так и остались существенной особенностью военной стратегии «махновщины». Педантичных и стремящихся воевать «по правилам» немецких генералов такая тактика просто-напросто шокировала, и найти против нее действенные возражения они не смогли. Впоследствии, когда к движению Н. Махно примкнуло немалое число совершенно деклассированных людей — дезертиров, городских уголовников, юродивых разного толка, столь характерных для всякого русского бунта, и т. д., действия махновцев пополнились десятком иных способов, сделались тактически более изощренными, но проиграли — и существенно — в идейности.

Вообще же идейная сторона «махновщины» долгое время советской историографией освещалась пристрастно и неточно. Усиленно «педалировалась» критика махновского бандитизма, безусловно, имевшего место, но столь же рьяно затушевывались расхождения Н. Махно с коммунистами, а ведь именно на этой струне часто играли деникинцы, а затем и врангелевское командование. Ось расхождений проходила по самым каверзным вопросам: о мире, о земле, о воле — они в первую очередь волновали тогда любого сельского жителя. Большевики не смогли дать мира по не зависящим от них обстоятельствам; хуже, что они сразу же пошли по пути организации централизованной системы тотального и жестокого контроля, которая, конечно, способствовала установлению относительного порядка и спокойствия, но лишала людей едва ли не главного из революционных завоеваний — свободы. Как много в этом смысле говорит одна из телеграмм Н. Махно на имя красноармейского командования: «Я и мой фронт останутся неизменно верными рабоче-крестьянской революции, но не институтам насилия в лице ваших комиссаров и чрезвычаек, творящих произвол над трудовым населением… Такие органы принуждения и насилия, как чрезвычайки и комиссариаты, проводящие партийную диктатуру, встретят в нас энергичных противников».

Земля… Кардинальный вопрос. Большевики, заимствовавшие у эсеров лозунг о безвозмездной передаче всей земли в крестьянские руки и громогласно заявившие о намерении немедленно провести его в жизнь, довольно быстро отодвинули собственно решение на второй план, частью по причине все тех же обстоятельств, частью ввиду неспособности наиболее рациональным для них образом сбалансировать ситуацию с землей — вопрос, сколько мы знаем, не решен и поныне! Командование добровольческой армии, к слову, тоже объявляло о намерении передать крестьянам землю без выкупа, на условиях, «вырабатываемых в каждой губернии съездом крестьян». Увы, и это был чистый обман — никто даже не потрудился предложить сколько-нибудь приемлемый механизм такой передачи, да и невозможно было в условиях гражданской войны осуществить все это на практике. Крестьян обманывали с двух сторон!