Фонтан - Дэвид Скотт Хэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бам! Бам!
Оглушенный Тимми исчезает под задними колесами внедорожника.
Дакворт паникует, переключает рычаг управления и проезжает вперед.
Бам! Бам!
О, Тимми!
Дакворт видит, как потрясенный местный житель изумленно разевает рот.
Дакворт видит, как к ним, разинув рот, мчится потрясенный Большой Тим.
Разинув рот, потрясенный Дакворт выходит из машины.
Потрясенный Тимми лежит с разинутым ртом, и на лбу у него вырастает гусиное яйцо. Пластиковый шлем треснул и теперь бесполезен. Сломанный нос, улыбка профессионального хоккеиста и две ноги с торчащими из них зазубренными обломками розовых костей. Глаза у Тимми побелели. Он произносит:
— Fyllisk fjörvi
feigra manna,
ryör ragna sjöt
rauöum dreyra.
Svört veröa sólskin
um sumur eptir,
veör öll válynd.
Vituö ér enn — eöa hvat?{20}
Но во всей этой. суматохе и шуме слова Тимми уносит пригородный ветерок.
Ꝏ
Словно в каком-то сонном мороке Джаспер П. Дакворт переходит от бланка к бланку, от протокола к протоколу, без конца повторяя одно и то же: адрес, место работы и т. д.
Офицер полиции Арчи Рино, составляющий рапорт, встает на сторону Дакворта. Тимми был маленьким дерьмом, дебилом, умственно отсталым, панком и, судя по горке обгоревших трупов животных, найденных этим летом в поле за его домом, психопатом-поджигателем. Ничего этого в официальном рапорте нет, но офицер, который уже подумывает об уходе из полиции, в знак поддержки вручает Дакворту свою визитку. Сразу после того, как выдвинул против Дакворта обвинение в ряде нарушений, которые, без сомнения, окажутся в его досье.
— Надеюсь, у вас хороший адвокат, — говорит офицер Рино, уезжая домой, к семье.
Ꝏ
Дакворт, пребывающий в шоке, молчит, а Большой Тим восхищается больницей. Он никогда в них не бывал. Даже родился он в питьевой лохани для скота, переделанной в бассейн, тяжело плюхнувшись в воду сразу при появлении на свет. Вышедший из дальнего кабинета врач объявляет Дакворту и Большому Тиму, что Тимми мертв, не желают ли они, чтобы провели вскрытие?
Тимми мертв.
Док сразу выкладывает правду. У него билеты на «Чикаго Кабс», а это единственная возможность увидеться с любовницами. Врач взглядом советуется с Даквортом, но Дакворт, который не является членом семьи, колеблется.
— Да, я бы хотел, чтобы провели вскрытие. — Отец Тимми опускает голову, с носа скатывается слеза. Он всхлипывает и поворачивается к Дакворту: — Ты убил моего сыночка.
Дакворт сидит понурившись.
— Ты убил моего сыночка.
Дакворт опускает голову еще ниже.
Большой Тим вытаскивает откуда-то из воздуха сигару и спрашивает:
— Каково это было?
Вёльва{21}
На заре, просачиваясь в трещины между снами и томлениями, к Дакворту приходят странные слова. Возможно, это последние слова Тимми. Возможно, они дают ключ к тому, о чем все мы знаем в нашем коллективном бессознательном. Что бы это ни было, Дакворт их записывает:
vindold, vargold
adr verold steypiz
Mun engi madr
odrom pyrma
И, после нескольких попыток онлайн-перевода на английский, в том числе с клингонского, у него получается:
Век ветра. Волчий век.
Пока не рухнет мир,
ни один человек не пощадит другого.
Дакворт долго смотрит на написанные им фразы. Утреннее солнце тускнеет, окутанное облаком водяного пара. Он выключает компьютер. Сжигает бумажку и развеивает пепел во дворе своего многоквартирного дома, прежде чем кучевые облака превратятся в кучево-дождевые.
Вороньё
— Мы никогда больше не увидим художественного гения, равного Тимми, — произносит Дакворт.
Он, Джаспер П. Дакворт, еще минуту назад хранивший гробовое молчание, сидит на лестнице в вестибюле Музея современного искусства. На нем темный тренчкот, и хотя о его фалды кто-нибудь может споткнуться, они живописно раскинуты на ступенях, словно плащ павшего супергероя. Вам он этого не скажет, но Дакворт прекрасно знает, какую меланхолическую картину бесконечной печали он собой являет. (Жаль, что Уэйлона здесь нет, чтобы запечатлеть этот момент на черно-белой пленке.)
Но Музей современного искусства — это музей современного искусства, с ним состязаться Дакворт не может.
Уэйлон, где ты? А твой фотоаппарат и твоя пленка с шедевром Тимми? Где тот снимок?
Хотел бы он иметь эту фотографию при себе, когда офицер Рино и его коллеги в конце концов заберут его в участок за непредумышленное убийство в результате ДТП.
Охранник с рацией, получающий минимальный оклад, из соображений безопасности ногой отодвигает фалды тренчкота в сторонку. Его кроссовки стоят дороже, чем даквортовский тренчкот.
Ꝏ
Мимо проходит молодая женщина с розовыми волосами, кольцом в носу и в обтягивающей черной футболке с надписью, сделанной стразами: «Туалетное искусство». В руках она держит книгу о Дюшане.
Дакворт говорит:
— Мисс, вы знали, что Дюшан в одиночку разорвал связь между искусством и качеством?{22}
На что та с неприязненной сухостью в голосе отвечает:
— Как реклама пива? — Девица фыркает и идет дальше.
Ее место сразу же занимает орава харкающих школьников и та самая учительница Тимми. Застенчивая.
— Держитесь, Этель? — спрашивает Дакворт.
Женщина его не слышит, поэтому он повторяет вопрос уже громче, но тем же театральным тоном глумливого смирения.
Учительница останавливается и оборачивается.
— Идите, ребята, — произносит она. — Я вас догоню. Выставка там. Меня зовут Эмма, мистер Дакворт.
Он кивает:
— Прошу прощения, что забыл ваше имя. — (Но, возможно, дело еще и в том, что сегодня она одета немного по-другому. Ее непритязательное, похожее на мешок из-под картошки платье намекает на пышные бедра. А эти локти как выпирают!) — Это весьма невежливо с моей стороны. Я размышлял о Тимми и его художественном произведении. Оно блистательно и гениально. У меня была глупая фантазия, что я представлю его миру и прославлюсь вместе с ним. Поверьте, дорогая Эмма. Мы никогда больше не увидим равного ему. В этом поколении уж точно. Поверьте мне. Я когда-то был драматургом. А теперь у нас даже нет фотографии его шедевра. — Он поднимает голову вверх и смотрит мимо нее на окна МСИ. — Боюсь, приближается тьма…
— Я прощаю вас за то, что вы задавили Тимоти, — говорит Эмма.
Ꝏ
Эмма берет голову Дакворта в свои руки и запечатлевает поцелуй на его ободранном подушкой безопасности лбу, потом на щеке, ощущая губами щетину.
Интересно, там он бреется?
Арчи ее
