Царство Флоры - Татьяна Степанова

– Ой, все приглянулось. У вас тут действительно настоящее царство Флоры. Очень точное название вы для своей фирмы выбрали.

– Вы приезжайте в Воронцово, на тамошние наши угодья посмотрите, как там Андрей развернулся.

– Скажите, что вы сами думаете о том, что с ним произошло?

– Я думаю, что товарищ мой попал в беду. Только вот что за беда такая, откуда? Как гром среди ясного неба.

– У него есть враги, недоброжелатели?

– Врагов нет. А недоброжелатели – конечно, есть, у всякого талантливого, успешного человека сейчас недоброжелателей и завистников полно.

– Конкуренты?

– И конкурентов навалом. Вы по бульвару по Гоголевскому одному только пройдите, по Остоженке, так штук пять флористических салонов насчитаете. И все есть-пить хотят, все за место под солнцем борются. Прямо сплошная борьба сумо.

– Балмашову кажется, что у него в доме в его отсутствие кто-то был. Вам он об этом говорил?

– Сначала нет. Видно, он и сам не был до конца уверен. Он сказал мне уже после нападения, когда мы утром встретились. Вот тут он мне все и рассказал. А до этого я замечал, что он как-то уж слишком напряжен, весь на взводе, как пружина. Мне и невдомек было. Я ему: чего ты, Андрюха, расслабься, а он… Теперь-то я понимаю.

– Тогда, утром, когда он вам позвонил, вы приехали к нему?

– Нет, мы очень рано встретились на базе в Воронцове, он попросил, чтобы я приехал туда.

– А почему же не к нему домой, ведь нападение было недалеко от дома?

– Там жена его, Флоранс. Я же вам говорю: он не хочет, чтобы она узнала.

– Она так серьезно больна?

– Вы о ней лучше у него самого спросите. Идет? Я в таких вопросах не консультант.

– И все же он зря отказался писать заявление. Кстати, а почему он отказался?

– А что, заявление поможет? Защитит?

– Ну, вот мы же занялись его делом.

– Занялись. Явилась очаровательная девушка, капитан милиции… Я смеюсь, не подумайте, что в укор или в претензию. Я вообще думал, нас пошлют с Андрюхой как можно дальше.

В этот момент у входа мелодично зазвенел колокольчик, и в магазин шумной стайкой впорхнули три молоденькие девицы – вернулись с обеда продавщицы.

– Вот и смена. Вахту сдал, – усмехнулся Тихомиров. – Оксана, проверь по каталогу, нерине поступили? Два заказа по ним на пятницу и субботу.

– Сейчас проверю, Сергей Геннадьевич. – Одна из продавщиц пошла за стойку к компьютеру, другая нырнула в подсобку, третья поднялась по лестнице наверх.

– И вот, пожалуйста, Екатерине Сергеевне организуйте что-нибудь оригинальное. – Тихомиров улыбнулся Кате.

– Зачем, спасибо, не надо.

– Вы что, цветы не любите?

– Очень люблю.

– Тогда в чем дело? Вы время потратили, жалобы наши проверяя. Пять минут подождите. Вам сейчас все в лучшем виде организуем, дома любоваться станете, нас вспоминать. Марин! – крикнул он зычно. – Спустись, пожалуйста, сюда!

Стук каблучков наверху.

– Такой экземпляр нравится? – Тихомиров кивнул на плазменную панель, демонстрирующую белый цветок.

– Очень.

– Королевский гиацинт. Уже не сезон, но у нас парочка есть.

Каблучки – вниз по лестнице. Катя увидела на ступеньках ту, которую звали Мариной. В джинсах, в черной футболке, в очках, делающих ее похожей на учительницу начальных классов, с легким оливковым загаром на скуластом лице. Она быстро спустилась, излучая приветливость и вежливое внимание к новой клиентке (видимо, так она восприняла Катю).

– Что-нибудь оригинальное, – Тихомиров подмигнул ей, – с гиацинтом.

– Одну минуту, может быть, вот так? – Марина улыбнулась Кате, как улыбалась до этого сотням других клиентов.

«Что мне делать? Я погибаю…» Неужели это она говорила так там, наверху? Откуда что в этом царстве берется и куда что девается с повелительным звоном колокольчика над дверью?

– С гиацинтом желаете? У нас есть, Оксана, принесите из холодильной камеры розовый… нет, белый, лучше белый. – Флорист Марина окинула Катю быстрым оценивающим взглядом. Взяла с полки маленькую изящную корзинку, укрепила внутри ее формочку с шипастой насадкой для цветов. – Две зеленые лилии и что-нибудь такое сюда еще блям-блям… какое-нибудь контрастное пятно… Одну минуту. – Она метнулась в глубь зала.

Катя последовала за ней. Стена зеленого бамбука, подсолнухи в бочке, гобелен. Она подошла к нему почти вплотную.

– Какая красивая вещь, – похвалила она. – Кажется, Никола Пуссен, да?

– Да, это по его картине сделано «Царство Флоры», – ответила Марина. – У нас почти все о ней спрашивают – кто изображен, что означает?

– Вот это Нарцисс, а это… это нимфа Эхо? – Катя указала на пару в самом центре гобелена, возле каменного кувшина с водой. Ей приятно было блеснуть эрудицией и перед этой девицей, и перед Тихомировым, который что-то разглядывал в компьютере. Пусть не думают, что капитаны милиции – какие-то там сундуки с ржавыми замками, затесанные тыковкой. – Не повезло бедной нимфе с таким бойфрендом. Это сама богиня Флора. Танцует себе, ей и горя нет. В небе конями управляет, конечно же, бог Аполлон – Гелиос. Бог Солнца. А вот это кто же? – Она указала на ту, которая, запрокинув голову, смотрела на солнечного возницу снизу с земли с тоской и жадностью, с грустью сердечной.

– Кифия-Подсолнух, – ответила Марина. Занятая составлением композиции, она не оборачивалась на гобелен, отвечая чисто машинально. Видно было, что объяснения давно уже навязли у нее в зубах. – Она всегда смотрит только на него одного, и видит только его, и любит только его. Без него она умирает, вянет. Они все умирают в конце концов, превращаются в цветы. Это «Метаморфозы» Овидия. Пуссен сделал точную иллюстрацию к ним.

Катя смотрела на картину. Танцующая Флора, залитая солнцем цветочная поляна. Шпалеры диких роз. Нарцисс, зачахший от любви к собственному отражению в воде; нимфа Эхо, безответно влюбленная в него; Кифия-Подсолнух, опять-таки влюбившаяся в самый недоступный объект желания – в солнечного бога… Любовь, любовь, любовь, шмель, жужжащий в стеклянном плену окна. Но почему же тогда… Зачем на цветах столько крови набрызгано? И этот вот… этот кричащий от ярости и боли… этот ужасный воин в шлеме с перьями, который вот-вот покончит с собой в этом цветочном раю, напоровшись на собственный меч, воткнутый рукояткой в мягкий дерн?

Катя протянула руку и коснулась вытканного лезвия. Потом дотронулась до груди воина. Полдюйма, не более, вот сейчас это произойдет, он разрежет себе сердце острием.

– Это Аякс, тот, что из Трои, – сказала Марина.

– А это гвоздика… кровь его превращается в гвоздики? – Палец Кати скользнул вниз. К ногам воина Аякса падала гвоздика. – Почему же он хочет убить себя?

– Они что-то там не поделили на Троянской войне. И его предали, обманули. А он не смог этого перенести и зарезался. Гвоздика с тех пор самый мужской, воинский цветок. Заметили, ее всегда на 23 февраля мужикам дарят?

– Точно, дарят. А этот охотник, раненный, с копьем, с собаками? Странно, как смотрится кровь, превращающаяся в цветы. Зловеще.

– У нас есть кое-кто, кто считает, что это очень даже оригинально, – усмехнулась Марина. – Охотник – это античный мачо, любимец дам – Адонис, убитый вепрем.

– И есть такой цветок адонис?

– Есть анемон – так себе, невзрачный дичок.

– А за ним кто же изображен – вот здесь, в венке и тоже с цветком?

– Гиацинт. Вон его убийца наверху, – Марина указала на солнечного возничего. – Случайно пришиб парня, а до этого они дружили, были неразлейвода. И вот эти тоже дружили-дружили, были неразлучны и умерли в один день, превратившись в растения. – Она ткнула в пару, вольготно раскинувшуюся в нижнем правом углу картины. Два юнца в венках, голова одного на коленях другого, томный взгляд. – Это Крокус и Смилакс. Сладкая парочка.

– Гомики, – подал реплику молчавший до этого момента Тихомиров.

– Ничего подобного. Просто в древности так было принято, такие были правила дружбы. По-твоему, мужики и дружить уже не могут без подозрения в голубизне?

– Нет, скажите, я такое говорил? Говорил? – Тихомиров покачал головой. – Вот вечно мои слова перевирает, что за манера такая!

– Потрясающий художник Пуссен, – заметила Катя примирительно. – Вообще, у вас интересный магазин, надо взять на заметку.

– Берите, берите, пригодится и вне службы тоже, – хмыкнул Тихомиров. – Свадьба наметится, день ангела, день влюбленных или похороны там… Ну, до этого, я думаю, не дойдет. А так всегда рады украсить серые будни нашей флорой.

– Вот, пожалуйста. – Марина выставила перед Катей корзиночку с цветами. Чудесная стильная поделка.

– Сколько я должна? – Катя полезла в сумочку за кошельком.

– Обижаете, – сказал Тихомиров.

– Нет, нет, сколько? – Катя зацепила в недрах сумки кошелек, и тут взгляд ее наткнулся на диск. Тот самый диск, на который она скачала у Колосова файлы по убийству в Больших Глинах. А ведь там тоже были цветы. И эта странная улика – желтый пластиковый цветок, похожий на недоразвитый тюльпан, и фрагмент еще какого-то растения.