Лекарство от хандры - Варвара Клюева

— Ну хватит вам, — поморщился Генрих. — Какие тут могут быть счеты? Очевидно, что, не приняв Селезнева, мы перед Варькой виноваты.

— Ну уж нет! — возмутился Прошка. — С этим я не могу согласиться. С какой такой радости я должен плясать вокруг субъектов, к которым она неровно дышит? Я же не заставляю Варвару умиляться моим девочкам. Да ее попробуй заставь! Только перья полетят. А чем мои девочки хуже ее опера? И вообще, мы это одно, а всякие шуры-муры — совсем другое. Нужно быть идиоткой, чтобы навязывать друзьям общество любовника.

— Варвара тебе сто раз объясняла, что Селезнев ей не любовник и не жених, — сказал Леша.

— Вранье! Если так, тогда вообще непонятно, кто он такой и зачем Варьке нужен. Ради чего тогда она копья ломает, ссорится со старыми друзьями? Ради ни к чему не обязывающего знакомства?

— Какая разница! — взорвался Марк. — Мы зачем собрались? Чтобы обсудить Варькино отношение к Селезневу? Или нам нужно решить: едем мы в Питер или нет? Если дикая версия Прошки верна, то ехать, разумеется, глупо…

— Почему? — не согласился Генрих. — Я считаю, что ехать нужно в любом случае. Если Варвара попала в беду — вопросов нет. А если это ее способ воззвать к нашей совести, мы обязаны ей подыграть. Разве она не заслуживает такой маленькой поблажки с нашей стороны?

— Да что тут вообще обсуждать? — неожиданно вспылил Леша. — Лично я ни на йоту не верю, будто она воспользовалась таким подлым способом достижения своих целей. Во-первых, она не интриганка, а во-вторых, я разговаривал с Селезневым и Сандрой и не думаю, что они ломали комедию.

— Все! Решено, — сказал Марк. — Едем в Питер. Леша, когда ближайший поезд?

Леша на досуге читает не только энциклопедии, но и всевозможные расписания. Наверное, он единственный в мире человек, которого можно разбудить ночью и спросить, когда ближайший поезд, скажем, из Парижа в Милан, не сомневаясь, что получишь точный ответ.

— До утра уже нет. Первый в двенадцать шестнадцать, но он идет больше одиннадцати часов. «Аврора» отправляется в семнадцать двадцать, а прибывают они практически одновременно. Разница — три минуты. Правда, на «Аврору» дороже билеты, но ненамного.

— Едем на «Авроре», — решил Марк. — Генрих, ты успеешь до пяти съездить в Опалиху, предупредить Машеньку и вернуться — или к тебе приставить надсмотрщика?

— Не надо, я успею, — поспешно заверил Генрих.

Марк хмыкнул, но спорить не стал.

— Теперь давайте прикинем, хватит ли нам денег. У меня при себе около тысячи рублей и двести долларов.

— У меня триста пятьдесят долларов и двести сорок восемь рублей.

Леша во всем любит точность.

— А у меня при себе всего около сотни, — виновато сказал Генрих. — Дома найдется еще рублей пятьсот, но я не могу оставить своих без копейки. Дадите в долг?

— Прекрати, Генрих! — Марк даже фыркнул от возмущения. — Сам же призывал не считаться. Никаких долгов. Тебе детей кормить, так что помалкивай. А не то оставим здесь. Прошка, у тебя сколько?

— Рублей триста. Я же ехал в гости к девушке, а не на спасательные работы.

— А теперь едешь на спасательные работы! Рано утром отправишься домой, вытащишь из-под матраса чулок с деньгами и уложишь в дорожную сумку. И выгребешь все, что хранится на черный день! Учти, если я потом узнаю о нетронутой заначке, так накостыляю, что вся она уйдет на поправку здоровья.

Запасливый Прошка заметно поскучнел, но спорить не осмелился, только пробормотал себе под нос:

— Ну, если окажется, что Варька ломала комедию, я с нее такие проценты стребую — до конца жизни не расплатится!

Селезнев добрался в половине пятого утра. Сандра открыла дверь немедленно, даже не спросив — кто? Судя по разочарованию, отразившемуся на ее лице, она ждала Варвару. Правда, приглядевшись к визитеру, Сандра улыбнулась и сразила Селезнева очаровательными ямочками.

— Дон? Заходите! Я ждала вас не раньше десяти. Вы что же, летели на самолете?

Селезнев вступил в огромную прихожую и от неожиданности едва не присвистнул. Варвара описывала ему Сандру, не скупясь на краски, но ни словом не обмолвилась о хоромах, в которых живет ее питерская подруга. Сандра заметила изумление гостя и усмехнулась:

— Не бойтесь, я не из новых русских. Это родительская квартира, а папа был контр-адмиралом. Их с мамой давно уже нет.

— Простите. — Селезнев сконфуженно опустил голову.

— Не за что. Честно говоря, я их почти не помню. Меня вырастила сестра у нас с ней четырнадцать лет разницы. Сейчас она живет во Владивостоке, поскольку, следуя семейной традиции, вышла замуж за военного моряка. Наденьте какие-нибудь тапочки и проходите на кухню — я пошла ставить чай. Если хотите умыться с дороги, ванная за холлом, вторая дверь направо. Первая дверь, соответственно, туалет. А кухня вон там.

Селезнев, воспользовавшись любезностью хозяйки, быстро привел себя в порядок и явился к столу. Сандра усадила его напротив себя, разлила чай и придвинула к гостю тарелку с бутербродами. Несколько минут они молча жевали, исподволь изучая друг друга.

— Знаете, Дон, а в жизни вы даже приятнее, чем на снимке, — сообщила наконец Сандра, чем вогнала Селезнева в краску. — Хотя фото тоже очень симпатичное. Мне Варька вчера показывала… — Она нахмурилась. — Мы тоже здесь чаевничали, болтали, обменивались сплетнями… Она сидела на вашем месте, потом вспомнила про снимки, схватила сумку, половину барахла вывалила на стол… Она всегда двигается так стремительно и нетерпеливо, будто опаздывает на последнюю электричку. Впрочем, вы, конечно, знаете…

Селезнев кашлянул.

— Сандра, могу я вас кое о чем попросить? Если вы называете меня Доном, давайте перейдем на «ты». Дон — это Варькино изобретение, никто меня так больше не называет, а с ней мы выпили на брудершафт еще в первый день знакомства. «Дон» и «вы» звучит для меня, точно фальшивая нота. Я вас не обидел?

— Нисколько. — Сандра снова ослепила Селезнева улыбкой с пленительными ямочками. — Я тоже с удовольствием выпью с вами на брудершафт. Что для этого лучше подойдет: коньяк или вермут? Есть еще пиво, но оно, вероятно, не годится.

— Кхм-кхм, — снова закашлялся Селезнев, не зная, куда деваться от смущения. Мысль о ритуале пития на брудершафт неожиданно вогнала его в краску. — Откровенно говоря, не знаю, что положено пить в таких случаях, но я бы предпочел коньяк. Только совсем чуть-чуть. Мне нужна ясная голова.

Сандра, истинная дочь Евы, ничем не выдала, что заметила его смущение. Она достала пузатую бутылку и широкие рюмки, плеснула в обе немного коньяку и подошла к Селезневу. Тот встал и с видом мученика принял рюмку у нее из рук. Сандра девушка крупная, глаза их находились почти на одном уровне, и, хотя она скромно опустила ресницы, Селезнев все же успел заметить насмешливый огонек, блеснувший в этих черных угольках. Снова зардевшись, будто красна девица, он как положено сцепил руку с рюмкой с рукой Сандры и опрокинул в себя сразу все. Сандра, напротив, пила коньяк медленно, по глоточку, потом так же медленно опустила руку и подставила губы для поцелуя. Селезнев из последних сил завершил обряд и плюхнулся на стул, едва удержавшись, чтобы не вытереть со лба пот. Сандра, не спуская с него насмешливого взора, села на свое место. Молчание, наступившее вслед за знаменательной сценой, длилось долго. Селезнев сражался с чувством неловкости, а Сандра не приходила ему на помощь из чистого лукавства. Но тут внезапно кольнувшая ее мысль о Варваре прогнала прочь игривое настроение.

— Как мы будем искать ее, Дон? — спросила она с тревогой. — У тебя есть какая-нибудь идея?

— Самая нехитрая. — Дон криво усмехнулся. — Часа через два пойдем к тому дому, где она потерялась, и начнем опрашивать жильцов, у кого окна выходят на улицу. Попозже я позвоню кое-кому — возможно, нам выделят помощника. У тебя найдется несколько четких снимков Варвары?

— Спрашиваешь! Загляни в комнаты — там все стены увешаны этюдами, и не меньше трети из них — ее портреты. У нее очень богатая мимика — не женщина, а мечта фотографа. Ох, совсем из головы вон! Я же вчера нащелкала целую пленку! Это, наверное, то, что нужно, да? Ведь народ в первую очередь обращает внимание не на лицо, а на одежду. Если кто-то видел вчера Варьку, то по вчерашним снимкам узнает ее гораздо быстрее.

— Отлично! — обрадовался Селезнев. — А улицы, где она пропала, на этой пленке нет?

— Есть. Я как выскочила вчера из подъезда, сразу бросилась снимать чертову вывеску, из-за которой все и случилось. Пошли скорее в лабораторию, я срочно все проявлю и отпечатаю — это быстро, пленка черно-белая.

Хозяйка повела Дона за собой в маленькую комнатку в глубине холла. Раньше там был второй туалет, но, справедливо рассудив, что на два унитаза, тем более в разных концах квартиры, одновременно не сядешь, Сандра переоборудовала помещение в фотолабораторию, благо кафель и вода там уже имелись.