Категории
Самые читаемые
RUSBOOK.SU » Проза » Русская классическая проза » Синие тюльпаны - Юрий Давыдов

Синие тюльпаны - Юрий Давыдов

Читать онлайн Синие тюльпаны - Юрий Давыдов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 12 13 14 15 16 17 18 19 20 ... 35
Перейти на страницу:

Петю парубком угнали в Германию, он батрачил у кулака-бауэра. Побили фашистов, оказался Петя в американской зоне. Тушенка и сигареты о'кей, но Россия лучше всех, подался малый встречь солнышку. Рядового необученного определили в стройбат. "Я и там стахановцем был". Вышла, однако, оказия.

В казарме балакал, простак, каковы в неметчине фольварки, коровники, водопроводы, дороги, то да се. Получилась антисоветская агитация. На этом бы и шабаш, но гриб-то бздюха попался ушлый, с орденком за выслугу. "Американцев,- спрашивает,- видел?" - "Ага",- отвечает Петя. "Какое задание получил, сволочь?" Петя в толк не возьмет. Его вразумили. Получился шпионаж в пользу СеШеА. "Мне бы поскорее в лагерь,- сказал шпион.- Не пропаду, небось не хуже, чем у немцев?" Карлов потеснился на нарах: "Ложись, пехота".

Годы спустя Башуцкий отыскал Карлова. Кавторанга дожирала раковая опухоль. "Абшид,- сказал Иван Григорьевич,- чистая, брат, отставка". Бащуцкий забормотал нелепое, утешитель-ное. Кавторанг оборвал: "Знаешь, Милий, не ходи ты ко мне, я уже гнию".

Он увидел Карлова незадолго до его кончины. Ненароком увидел, ранней осенью, в пустынном месте, на берегу Большой Невки. Изможденный, желто-серый, лысый кавторанг и грузный седой адмирал с грубыми вислыми щеками сидели на скамье. Адмирал в пору молодости Железняковых был матросом, в пору престарелого Лютого командовал флотом. Вот они тут и сошлись, у плоской, густо, как нефть, сплывавшей Невки. Оба были в черных полузастегнутых шинелях. Фуражки лежали на скамейке, как на гробовой крышке.

Кавторанг и адмирал не то чтобы беседовали, что-то обсуждали или о чем-то спорили - они выносили приговор без права обжалования. Приговор не столько своему времени, сколько себе в своем времени.

Не было ни покаяния грузного седого человека, ни отпущения греха из уст человека изможденного, хотя ордер на его второй арест, подобно многим другим, имел лиловое "согласен" этого адмирала и его же лиловую печатку-факсимиле. Ни покаяния, ни ощущения, никакой дороги ко Храму общая Цусима, последний парад, кингстоны открыты.

18

У тебя же, мой друг, нет за душой ничего, кроме испуга пред жизнью. Даже и вот этого: "Милая Груша, через тебя погибаю, терпения не хватает",каракульки самоубийцы попались однажды в архиве.

В зеркале для бритья редькой торчала плешатая головенка, а шею вяло облегала давно не мытая фуфайка, траченная молью. Милий Алексеевич и телесно был неприятен самому себе. Мелкий осенний дождичек брызгал на бурый брандмауэр. Сиротела в коробке последняя спичка, одна сигарета осталась в мятой пачке. Он усмехнулся: вот она, мировая скорбь.

Табачный киоск был в двух шагах от ворот. В двух шагах от киоска была рюмочная. Соседство торговых точек - круг расчисленных светил.

Сей круг освободил его от "связи времен". Ибо чем иным были давешние арабески? Соединять начала и концы вподым лишь Богу. Все прочее - шахматные партии. О-о, шахматы изощряют ум, однако лишь для игры в шахматы, но и они удел сильных натур, а ты, сударь, шевели спицами, не теряя нить.

В первых промельках блеснули полозья тяжелых салазок. То было, наверное, года три-четыре после того, как правительственный поезд увез комиссаров в Москву. Сугробы, поземка, полусвет, полутьма. "Петербургу быть пусту". Шилов, букинист, и покойный отец волочили тяжелые санки. Заваливаясь набок, санки взблескивали полозьями. С грехом пополам добрались до неотопленного помещения, где прозябала одна из бесчисленных комиссий Города - Археографическая. Шилов, букинист, знал цену "историзму", он желал обменять товар на товар, минуя денежную стоимость. "Помилуйте, господа-товарищи, это ж дневник Балашова!" За двадцать четыре тетради большого формата, а сверх того и кипы документов балашовского министерства достался букинисту мешок ржаной муки, часть которой он отдал напарнику.

Чудны чаконы твои, память! Казалось бы, лови ноздрями запах ржаных лепешек, ан нет, слышишь давным-давно неслыханное: возьмется буржуйка тугим гулом, железная дверца дребезжит мелко и весело. Предшественника Бенкендорфа, министра полиции, обратившегося в ржаные лепешки, уписывал за обе щеки будущий автор "Синих тюльпанов" - вот тебе и связь времен. А французский посланник клеветнически утверждал, будто весь Петербург находил Балашова зверем. Господин посланник, счастлив ваш бог, зверей-то вы и не видывали. Тех, что выскочили из бездны. А тогда эволюция начиналась, вот что.

Принимая корону, возвестил Александр Первый: "Отвергнув ужасы Тайной экспедиции, мы исторгли из заклепов ее все ее жертвы". Малиновый звон! Учредил министерство полиции, вверил "отрасль соглядатаев" Балашову. Вверив, не доверял сполна. Не доверяя, проверял исподтишка. Балашов, как жаворонок, поднимался в пять утра, засыпал в десять вечера. Де Санглен, его помощник, около полуночи прилетал, как сова, в Зимний.

Толстый, одышливый камердинер провожал, поднимаясь с этажа на этаж, из галереи в галерею, в какую-то подчердачную комнату-инкогнито: комоды, шифоньеры, пюпитры. Зажжет свечи, исчезнет бесшумно и - входит государь, лик бел, очи светлы.

В минуту первого рандеву сказано было: "Я вашими трудами доволен. Я знаю ваш рыцарский характер. О чем говорить будем, останется между нами". И предложил "освещать" Балашова. Де Санглен, литературе не чуждый, потупился: "Ваше величество, я не способен вонзать кинжал... Моя совесть..." Уста его запечатал государь поцелуем, свои уста отверз вопросом непреходящим: "А если бы польза отечества того требовала?" Лик был светел, глаза лучились... Де Санглен на досуге замыслил трактат "О истинном величии человека", на досуге размышлял де Санглен о совести. Сейчас речь шла об Отечестве. Двинув кадыком, он проглотил слюну, а вместе и свою штучную совесть.

Поверяя Балашова де Сангленом и наоборот, царь гармонии ради поверял министерство Комитетом. Комитетом охранения общей безопасности. Вековой морок келейности, а тут нечто совещательное: ты вещаешь, я вещаю, он вещает - получается плюрализм. Малиновый звон!

Ни министерским, ни комитетским не велено было наказывать, а велено было расследовать и отсылать изобличенного "с прописанисм вины в надлежащее судебное место". То-то огорчался гундосый подагрик сенатор Макаров. Выученик кнутобойца Шешковского, любимца матушки Екатерины, этот Макаров присутствовал на занятиях Комитета. Помилуйте, он не вурдалак-якобинец, но зачем отымать лучшую гарантию тишины гражданской - ужас незримой погибели? Конечно, и министерские, и комитетские вольны так прописать эту самую вину, что и судейские напустят в штаны. Однако с ужасом незримой погибели ничто не сравнить. Ах, не слушались старика, но из Комитета не удаляли, памятуя о пользе преемственности.

Все это сообразив, Милий Алексеевич вытянул ниточку, затерявшуюся в давешних арабесках, и солдатик вскинул руку к пилотке без звездочки: Петя Галицкий, американский шпион!"

Петино шпионство потешило бы даже сенатора Макарова. Другое дело приглядчивость к чужеземному бауэру. Низкопоклонство пред иностранщиной особливо пагубно, ежели побуждает встать с колен. Тут уж востри глаз, востри ухо!

Еще в канун Наполеонова нашествия слухом земля полнилась: Бонапартий крестьян не тронет, помещиков истребит, облегчит чернь от притеснений. Пришел. "Облегчил" и помещиков и мужиков. И покатился вспять, закусывая на бегу дохлым вороньем. Барклай, мороз иль русский Бог? Остервенение народа! Ни земли, ни воли - пошла гвоздить дубина. Победа! А после победы двинулись победители с полей Европы к родимым пажитям... Как тут не всполох-нуться? Лютый сказал, что русский народ самый лучший, потому что самый терпеливый, и велел подниматься на борьбу с иностранными впечатлениями. А комитетские при царе Алекса-ндре, дурака не валяя, прямодушно отписывали в губернии: обратите особенное внимание на чающих избавления от крепостного состояния; таковых благоволите наказывать по всей строгости.

Возвращался с войны и боевой генерал на боевом коне. Ветряные мельницы махали крыльями. В дороге приключился случай не случайный. Остановились на очередной ночлег в какой-то деревне. Бенкендорф, усталый донельзя, расположился в доме мельника. Денщик, взбив пуховик, разувал генерала. Вошел мужик-хозяин, сказал, что здесь спать нельзя, на этой постели спит его матушка. Денщик сапог уронил. К его пущему изумлению, генерал не прогневался.

Достоинство французского мужика определялось его достоянием. Русский мужик отчаянно пустит под барские застрехи красного петуха, а здешний, ничтоже сумняшеся, скажет: это мое. Какому-то принцу германскому взбрендило оттягать у бауэра приглянувшийся уголок, бауэр набычился: "Не хочу!"

Принц так и сяк, бауэр ни с места: "Есть судьи в Берлине!"

Эх, Петя Галицкий, вот где собака-то зарыта, вслух сказал Милий Алексеевич. Как многие одинокие люди, имел он привычку весьма опасную при наличии особых устройств. Никакое, однако, устройство не пряталось в тесной комнате Башуцкого М. А.: степень его испуга пребывала вполне достаточной для обеспечения социальной стабильности.

1 ... 12 13 14 15 16 17 18 19 20 ... 35
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно скачать Синие тюльпаны - Юрий Давыдов торрент бесплатно.
Комментарии
Открыть боковую панель
Комментарии
Сергій
Сергій 25.01.2024 - 17:17
"Убийство миссис Спэнлоу" от Агаты Кристи – это великолепный детектив, который завораживает с первой страницы и держит в напряжении до последнего момента. Кристи, как всегда, мастерски строит