Западня - Александр Воинов

Навстречу прошли два солдата. Они о чем-то оживленно разговаривали и смеялись. На скамейках сидели женщины с детьми.

Ниоткуда, казалось, ничто не грозило. Но вдруг Тоня увидела, как Андрей круто повернулся, почти побежал назад, а потом резко свернул к каменному парапету.

Что случилось? Тоня на мгновение приостановилась, но тут же, собрав волю, двинулась дальше. Ее настороженный взгляд вырвал из идущих навстречу мужчин невысокого, сутуловатого человека в сером мятом пальто; походка его была неторопливой, даже ленивой, а глаза глядели остро и беспокойно. «Он! Камышинский!» — решила Тоня, и ей стал понятен маневр Андрея. Позади Камышинского вразброс шли какие-то мужчины, но ни один из них не казался ей подозрительным — это могли быть просто прохожие.

Когда Камышинский миновал ее, Тоня уже приближалась к памятнику Дюку. Невдалеке от гранитного постамента стояли несколько мужчин, и трое, как назло, курили. Так который же из них Федор Михайлович?

Часы показывали без трех минут. Как долго тянется время и сколько событий иной раз может вместить в себя одна минута!

Краем глаза она заметила Андрея. Он устремился мимо каменного парапета к памятнику.

Тоня невольно оглянулась. Шагах в десяти от нее, возвращаясь назад, шел Камышинский.

Узел затягивался стремительно, и, казалось, нет выхода. «Что делать? Что делать?..» — лихорадочно думала Тоня. Сознание того, что она ничего не может изменить и ничему помешать, ввергало ее в отчаяние.

Чего же медлит Андрей? Он мог бы еще успеть подбежать к Федору Михайловичу и предупредить его! Почему он так неторопливо идет?.. Почему? Опять пропустит Камышинского!

Тоню трясло в ознобе.

И в это мгновение она увидела четвертого мужчину, высокого, черноволосого, в синем плаще. Он вышел из-за постамента памятника и остановился, неторопливо оглядевшись вокруг. Все в этом человеке было крупно — и голова с жестким подбородком, и руки, которыми он медленно вытащил из кармана коробку, раскрыл, достал папиросу и стал медленно ее разминать… «Федор Михайлович!» — решила Тоня. Она узнала его сразу, потому что именно таким себе и представляла.

Но почему Андрей не подходит? Куда он идет? Почему мимо?..

С другой стороны бульвара, с боковой аллеи, вдруг появился невысокий старик в вытертом ватнике. У старика был вид ночного сторожа, который провел бессонную ночь, сидя у дверей магазина, а теперь возвращается домой.

Он был уже в нескольких шагах от памятника, когда Андрей подошел к нему и попросил спички, а прикурив, повернулся и двинулся к Тоне.

Во взгляде его появилось такое острое, такое злобное выражение, что Тоню охватило предчувствие трагической неотвратимости. Вот сейчас произойдет то, чего уже никто не может предотвратить.

Выстрел!..

Тоня не заметила, как в руке Андрея появился револьвер, но услышала за своей спиной отчаянный крик и оглянулась. Схватившись руками за плечо, Камышинский медленно падал на мостовую.

И тут же раздался второй выстрел. Это человек в синем плаще выстрелил в Андрея сзади, в спину. Андрей охнул, выронил пистолет, повернулся и рухнул, ударившись головой о гранит. Лоток развалился, и ставрида рассыпалась по грязным камням.

Все произошло так быстро, так стремительно, что Тоня растерялась.

А с разных сторон бульвара уже бежали люди, и полицейский стал разгонять толпу. Откуда-то появилась крытая машина. Несколько человек в штатском под руки повели к ней Камышинского.

Тоня вспомнила о старике, похожем на ночного сторожа, поискала взглядом. Он медленно и устало шел в направлении Сабанеева моста. Тоня поспешила за ним, бросив последний взгляд на Андрея; он лежал, неловко подвернув руку под голову, из-под которой по каменным плитам расползлось темное пятно крови…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. БОРЬБА В ПЛАВНЯХ

Глава первая

— Милая домнишуара[1] Тонечка! Здравствуй!

Рядом стоял Леон Петреску. В тщательно одетом лощеном офицере трудно было узнать того растерянного, потерявшего последние надежды на жизнь человека, который еще совсем недавно из-под воротника надвинутой на лицо шинели остекленевшим взглядом следил за каждым ее движением.

Весь его облик — от сапог с твердыми, сияющими голенищами и до черных усиков, подбритых с величайшим парикмахерским искусством — говорил о высоком положении штабного офицера, уверенного в своей карьере. Он вписывался в пеструю, шумливую толпу чиновников, коммерсантов и офицеров, заполнявших вечернюю Дерибасовскую, и, казалось, наслаждался вновь обретенной свободой.

Нет, все же лучше с ним не встречаться. Угол переулка совсем рядом. Словно угадав, Леон схватил ее за руку и удерживал мягко, но настойчиво.

— Подожди! — В его темных, насмешливо прищуренных глазах появилось выражение дружеской настойчивости. — Не торопись… Давай поговорим.

Она не видела Леона более двух недель, за это время так много пережила, что ночь, которая прикрывала их, когда они брели по размытым дорогам, казалась сейчас нереальной, словно увиденной в давнем, полузабытом сне.

— Как ты живешь? Почему тебя никогда не бывает дома?

— Я живу у подруги, — проговорила Тоня, чувствуя, как сохнут губы.

Прохожие недоуменно оглядывались на эту странную пару. Что может быть общего между роскошным румынским офицером и девушкой, одетой в потрепанную меховую кацавейку, напоминающую вылинявшую от старости кошку?

— Ты от меня сбежала! Я все понимаю! — Он усмехнулся и испытующе оглядел ее с ног до головы. (Тоня невольно опустила глаза.) — Я вижу, что деньги тебе пришлось кому-то отдать?

— Нет, они у меня!

— Ах, Тонечка! Неужели ты не убедилась, что имеешь дело с наблюдательным человеком?

— Деньги у меня есть, — упрямо повторила Тоня. Она выдернула из его ладони руку и глянула на свою сумку. Нет-нет, все в порядке: из сумки торчит горлышко молочной бутылки.

Чья-то ладонь с короткими пальцами опустилась ему на плечо.

— Леон! Соблазняете домнишуару?

Неожиданное сочетание немецких и румынских слов рассмешило Тоню, но тут же внутри у нее что-то дрогнуло. Это был Фолькенец! Дружески улыбнувшись, он обратился к Тоне:

— Ах, это вы, фрейлейн! — Он явно сделал вид, что не сразу ее узнал. — Я вижу, вы занялись домашним хозяйством.

— Вы не ошиблись, Эрнст! — смеясь, проговорил Леон. — Тоня отличная хозяйка.

— Да? И вы, майор, успели в этом убедиться? Как вы поживаете, фрейлейн Тоня? Вас никто не обижает?

— Спасибо, хорошо!

— Если что понадобится, приходите. Мы всегда будем вам рады!

Тоня поняла искусно замаскированный намек. Прошло уже много дней, как она пообещала гестаповцу при комендатуре дать ответ, но не только не явилась, а старалась даже не ночевать дома.

— Вы мне нужны, Леон. — Фолькенец бесцеремонно стал тянуть его за собой. — До скорой встречи, фрейлейн Тоня.

Офицеры зашли за угол и скрылись в дверях «Черной кошки». Тоня свернула в переулок и устремилась к Соборной площади. Боже мой, чего стоили ей эти минуты! Тысячу раз она давала себе зарок обходить Дерибасовскую стороной, особенно вечером. Что же теперь делать? Но ведь Леон ей верит, и не следует вызывать у него подозрения.

Как тяжела сумка! Если бы только Фолькенец знал, что спрятано под бутылкой с молоком, то наверняка сидел бы сейчас не в «Черной кошке», а присутствовал при ее допросе в гестапо.

Она быстро прошла по дорожке и присела на лавочке рядом со старухой в рыжеватом пальто. Узкие черные глазки на широком обветренном лице женщины остро и настороженно поблескивали. Заметив Тоню, она отвернулась и, чиркнув спичкой, закурила. Казалось, она была крайне недовольна тем, что какая-то незнакомка нарушила ее одиночество.

Тоня пристроила сумку на скамейке между собою и неприветливой старухой и стала смотреть на беспечно бегающих детей.

— Грамотная? — вдруг сердито проговорила старуха. Голос у нее был неприятный, с наждачным скрипом.

Тоня вздрогнула, быстро вытащила из сумки томик Льва Толстого и раскрыла его.

— Что читаешь?

— «Воскресение»!

Старуха стрельнула взглядом на переплет, удостоверилась, что это действительно Толстой, и, цепко сжав Тонину сумку толстыми пальцами, вперевалку пошла к выходу из сквера.

А Тоня долго еще сидела на скамейке, листая знакомый роман и от пережитого волнения не понимая в нем ни строчки.

Глава вторая

— Слушай, Тоня, я тебе в десятый раз говорю — не бегай ты по городу! Какая холера тебя на Дерибасовскую занесла? А если облава?..

— А кто видел?

— Кто? Ну я, например!.. Сначала чуть не обмер, когда заметил рядом двух офицеров. А потом, смотрю, кокетничаешь…