Число и культура - А. Степанов

Напротив, биполярная конструкция: республиканцы и демократы в США, консерваторы и лейбористы Британии, христианские демократы и социал-демократы послевоенной ФРГ, "правые" и "левые" во Франции и т.д., – не только признана типичной, но и канонизирована в политических теориях. Коли социуму надлежит делиться согласно политическим предпочтениям,(7) дихотомия действительно наиболее проста и становится первым шагом (ведь речь идет об овладении большинством, т.е. как минимум половиной плюс один голос, следовательно, сил, которые вправе рассчитывать на победу, и должно быть две). Тот же вариант стихийно сложился в СССР периода "перестройки". Как только были сняты ограничения на деятельность общественно-политических объединений, в противовес недавнему монополисту КПСС был образован нацеленный на перемены "Народный фронт", который на первых альтернативных выборах 1989 г. провел изрядное число своих кандидатов в Верховный Совет (а пресса тех лет взапой эксплуатировала интригу титанической битвы "реформаторов" и "антиреформаторов"). С 1991 г. эта пара трансформировалась в лагеря "демократов" и "патриотов" (соответственно, сторонников президента и Верховного Совета РФ), т.е. бинарность сохранилась. Однако после третьей "подбифуркации" – событий сентября-декабря 1993 г. в Москве – такое деление утратило адекватность карте общественных предпочтений. После главы 2 нам известно, что третьи бифуркации и "подбифуркации" создают благоприятную почву для рождения четырехсоставных структур, но небезынтересно взглянуть, как этот процесс развивается на деле.

Как отмечалось, конфронтация "демократов" и "патриотов" в новой России привела к вооруженному конфликту, в основном негативно воспринятому населением, дискредитировавшему и тех, и других. На состоявшихся вслед выборах в Государственную Думу (декабрь 1993 г.) лидерство по партийным спискам захватила дотоле никому не известная ЛДПР, подчеркнуто дистанцировавшаяся от обоих недавних властителей душ и умов ("коммунисты и демократы – враги России") и предложившая качественно отличную от них идеологию. Так впервые в стране образовалось второе, независимое политическое измерение, не подстраивающееся к предшествующей линии "демократы – патриоты" (последний лагерь – главным образом коммунисты), см. выше. Двумерность при сохранении борьбы за большинство, т.е. бинарного принципа, означает М = 2 х 2 = 4. И действительно, на состоявшихся через два года (в декабре 1995 г.) очередных выборах в Думу 5%-й барьер удалось преодолеть четырем партиям и объединениям, отлично укладывавшимся в схему М = 2 х 2.

Вовсе не обязательно, чтобы настоящий паттерн был обязан той паре признаков, которая реализовалась в конкретных условиях тогдашней России ("реформаторы – антиреформаторы", "демократы – патриоты"), в другой обстановке они могут оказаться совершенно иными. Позже мы убедимся, что не обязательно и формообразующее действие закономерности золотого сечения (двойного золотого сечения). Сам факт двумерности, удвоенной биполярности представляется более общим. Тогда неплохо бы понять его предпосылки. Не претендуя на полный список причин, выскажем несколько вероятных гипотез.

Прежде всего, кватерниорные партийно-политические системы служат немаловажной характеристикой состояния общественного сознания. Оно не поддается редукции до банальной одномерности, дихотомности, а оказывается носителем сразу двух ведущих пар оппозиций.

Во-вторых, в уже рассмотренных случаях – современная Россия, Молдова, бывшая ГДР – мы имели дело с посттоталитарными странами, т.е. находящимися на пути трансформации. В дальнейшем к ним добавится пример постфранкистской Испании. Прошлое нелегко отпускает людей, и в посттоталитарных социумах сосуществуют старое и новое, еще отстутствует консенсус по коренным, наиболее фундаментальным идеологическим вопросам. Специалисты по теории конфликтов утверждают, что тогда начинаются столкновения на почве расхождений не только позитивных интересов (по поводу них в принципе можно прийти к компромиссу), но и базовых ценностей (в последнем случае компромисс невозможен, ибо квалифицируется каждой из сторон как предательство). Согласия не удается добиться как раз по самым актуальным проблемам. Степень различия взглядов столь высока, что ведущие противоборствующие силы приписывают друг другу все смертные грехи и отказывают в самом праве на существование – под знак вопроса поставлены сами основы государства и власти. В чем причины идейной несовместимости старого и нового?

Тоталитарным идеологиям и режимам, несмотря на вхождение в урбанистическую, индустриальную фазу, удалось сохранить целый ряд особенностей из домассовой эпохи, в частности, патернализм (патриархальность), коллективизм, представление о государственной власти как носителе высших ценностей и морали. Конечные основания государства трансцендентны по отношению к частным интересам и индивидам, а коллектив – выше личности (за единственным исключением – харизматического вождя, сменившего в этой функции прежних монархов). Тоталитарная форма легитимации – по существу парафраз древнейшего принципа "власть – от Бога", где место Бога занимают доктринальные исторические идеалы, высшая финалистская целесообразность – будь то коммунизм, "Третий рейх" и т.д. "Нет власти, как не от Бога", – полагали наши предки, и значит, право любой власти опирается уже только на то, что она – реальная власть. Если власть сменится, она вновь законна, не нам обсуждать, такова Божья воля. Согласно социо-культурной принадлежности, эту форму легитимации обычно именуют средневековой, азиатской, или восточной, она не предполагает непосредственного активного участия масс в процессах государственного управления и формирования институтов власти (созерцательное "недеяние" выдвигается в качестве духовной добродетели на Востоке, "терпение" считают собирательным достоинством русских ).(8) Таким образом, и домассовые социумы, и тоталитарные – живое олицетворение существовавшей на протяжении тысячелетий веры в трансцендентную по отношению к большинству граждан природу политического управления.

Альтернатива подобного убеждения, хотя и обладает почтенными историческими корнями, наиболее яркое воплощение обрела в либерализме: "власть – от народа". В данном случае и с последнего снимаются мифологические, метафизические облачения, и на смену им приходят позитивные технологии, процедуры формирования государственных и политических органов. Во главу угла поставлены индивид и закон. Настоящая установка не предполагает априорного доверия к государству (антиэтатистский акцент), скорее, наоборот, оно воспринимается как нечто заведомо подозрительное (удобная почва для злоупотреблений, необходимое зло), на него накладывается требование открытости, прозрачности ("транспарентности"), признается необходимость непрестанного бдительного контроля за ним со стороны негосударственных организаций и частных лиц. Согласно времени и месту рождения, описанную форму легитимации называют модернистской, демократической, или западной. Поддержание ее работы требует от репрезентативной части населения активной и практически непрестанной работы (государство здесь – не самопричинная субстанция и не посол "надмирных" сил наподобие Бога или высшего исторического идеала, а всего лишь служебная функция общества).

Вслед за падением тоталитаризма не происходит дружного поворота на 1800 (дружный поворот характерен не для демократий), и в коллективном сознании сосуществуют оба начала: старое и новое, патриархальное и модернистское, коллективистское и индивидуалистическое, значит, и обе формы легитимации. Они настолько переплетены, что, в сущности, не могут быть отделены одно от другого. Это неприемлемое упрощение – утверждать, будто социум строго делится на "закостеневших" защитников старого и высокопросвещенных носителей новых, демократических ценностей. Одним и тем же людям и группам присуще смешивать разнородные взгляды, априорные установки. Идеологически коллективистские, в частности бывшие тоталитарные, партии полагают своим естественным правом пользоваться плодами демократии (свобода печати, организаций, участие в выборах), а апологеты демократических преобразований настолько далеки от трезвой, самокритической позиции, что для ускорения движения считают целесообразным установить патронаж над "полувменяемым, отсталым, неразвитым" большинством, внедрить авторитарные методы руководства. (Так, в России представители демократических сил, неоднократно входившие в правительство, на практике подставили плечо и полудемократической конституции с почти диктаторскими полномочиями президента, и созданию экономической олигархии, в основе же – не однажды продекларированное недоверие и даже презрение к "совкам", т.е. к подавляющему большинству соотечественников.) Сосуществованием двух альтернативных начал пронизан чуть не каждый общественный атом, и продолжает процветать тоска по харизматическому лидеру, который должен привести страну к светлому демократическому будущему, к государству всеобщего благоденствия (опять высший исторический идеал, и опять не здесь и сейчас, а где-то там, где нас нет, зато жертв этот идеал требует уже сегодня, и вполне реальных).