Семья волшебников. Том 2 - Александр Валентинович Рудазов

— Ого! — заинтересовалась и Астрид. — Он что, типа больше Якулянга?!

— В сто раз, — сказала мама так самодовольно, словно сама этого Мидгарда вырастила.

Дочери уселись рядом с ней, таращась на непонятные значки. Когда-то Лахджа по этой и некоторым другим книжкам пыталась учить Астрид финскому языку, но со временем махнула рукой. А книги так и валялись на полках.

— Это волк Фенрир, — сказала демоница, открывая одну из самых красивых картинок. — Его удерживают цепи из звука кошачьих шагов, женской бороды, корней скал и рыбьих голосов. А вокруг него стоят асы — боги, которые его в эти цепи заковали. Видите, однорукий — Тюр, который положил Фенриру руку в пасть, чтобы тот не боялся, когда его закуют.

Астрид и Вероника нахмурились. Они ничего не поняли.

— А зачем его заковали? — требовательно спросила Астрид.

— Боги его боялись. Он вырос таким огромным и сильным, что они стали бояться, что он их съест.

— А его обманули, что ли? Руку положили в пасть…

— Обманули. Сказали, что просто хотят проверить его силу. Если он сможет разорвать цепи — то он молодец, а если не сможет — то он слабый, и его нечего бояться, и боги сразу его развяжут. Но он не смог, а его не развязали.

— Подонки, — насупилась Астрид.

— Ну как сказать… Фенриру суждено освободиться перед концом света и убить самого главного из богов, Одина.

— Я бы тоже злилась, — кивнула Астрид. — Удачи тебе, Фенрир!

— А кто тут Один? — спросила Вероника.

— Вот этот, одноглазый.

— А почему он одноглазый? Он же бог.

— Спускался с дерева и напоролся на ветку, — предположила Астрид. — Если они там волков боятся так, что в цепи их сажают, то они хилые какие-то.

— Ну это хтонический волк был, — стало обидно за асов Лахдже. — Такого кто угодно испугается. А глаз Один потерял так…

Она вдруг сообразила, что не помнит, как Один потерял глаз, и решила просто прочесть дочерям книжку с самого начала. Начала про ледяные пустоши, про корову Аудумлу и первого хримтурса Имира. Как Аудумла бродила везде, нашла соляную глыбу, начала ее лизать и вылизала из нее первочеловека, Бури…

— Мам, ты не обижайся, но мифы твоего мира — это какая-то дичь, — осторожно сказала Астрид.

— А где она ее нашла? — спросила Вероника, у которой критическое мышление пока еще было не таким развитым.

— Не знаю, тут не говорится, — сказала мама. — Но я думаю, что это была космическая глыба льда… ой, то есть соли. И в ней был замурован первый, генетически совершенный человек. Его сына звали Бор, а внука — Один. Вот он потом и стал верховным богом.

— Так он был человек или бог? — скептически спросила Астрид.

— У скандинавов боги от людей отличались… незначительно. Только всякими сверхсилами… Ме. У них были Ме. И еще магия. И яблоки Идунн, благодаря которым они были бессмертны.

— А чо они такие странные, эти мифы? — хмыкнула Астрид.

— Ну, Астрид!.. вот расспрашивает засыпающий ребенок старого, подвыпившего папу-викинга — что это вокруг за мир, что все в нем означает и откуда все пришло… а что папе отвечать? Он не больше ребенка знает, да еще и бухой. Он знает только, как рубить головы врагам, защищать дом и ходить на кабана. Смотрит он во двор — а там корова соль лижет. Ну он и говорит: вот, мол, так и так, ходила корова, лизала соляную глыбу, вот и вылизала первых людей. Ребенок доверчиво смотрит на папу уже слипающимися глазами… и ему снится… корова…

Лахджа зевнула, смахнула сон и стала читать дальше. Вскоре она дошла и до эпизода, в котором Один принес в жертву самого себя. Сначала отдал свой глаз, чтобы испить из источника мудрости, а потом прибил самого себя к дереву, чтобы постичь силу рун.

— И постиг?! — воодушевилась Вероника.

— Ну… видимо, да. Верховным богом он стал.

— Но… но так это же проще! — обрадовалась Вероника, спрыгивая с дивана.

Она с топотом куда-то убежала. Лахджа какой-то момент еще сидела спокойно, а потом до нее дошло, и она метнулась следом.

Вероника уже пыталась достать кухонный нож. Ножи лежали высоко и были заперты, так что она подставила табуретку и уговаривала ящик отвориться. Ящик отказывался, потому что знал свои обязанности.

— Вероника, ты что делаешь? — спросила мама.

— Принесу жертву! — объяснила девочка.

— Кому?..

— Себе!

— Но…

— Принесу себя в жертву себе! Как Один! И получу все знания разом!

— Это сказка, родная, — объяснила мама, снимая дочь с табуретки. — Знания даются обычно тяжело. А если ты себя ткнешь ножом, то просто помрешь.

— Но Один… — расстроилась Вероника, пока ее несли обратно.

— Ну он бог. И может, он и правда просто случайно напоролся глазом на ветку. А на дереве читал. Энциклопедию.

Вероника уселась обратно на диван, но теперь вниз головой, чтобы лучше думалось. Она нахмурилась, обрабатывая услышанное. Лахджа открыла было снова книжку мифов, но Астрид слушала уже невнимательно, да Лахдже и самой все сильнее хотелось спать. Глаза сами собой слипались.

— Я не бог, — наконец сказала Вероника.

— Еще бы, — фыркнула Астрид.

— А как стать богом? — спросила Вероника.

— Есть пара способов, — вкрадчиво сказала мама. — Хорошо учиться… есть полезную еду…

— А по правде? — устало спросила Вероника.

— Никак. Богами становятся… сами собой. Или не становятся. В основном не становятся. Зачем вообще хотеть быть богом? Им же наверняка очень скучно. Это все равно что хотеть быть… рекой. Лесом. Звездой. Нет, наверное, интересно, но…

— Ты ничего не понимаешь, — сказала Вероника, о чем-то задумавшись.

— А я вот уже богиня, — сказала Астрид, болтая ногами. — Мне поклоняются астридианцы. Целая цивилизация.

— Ты это говорила тридцать четыре раза, причем только за сегодня, — хмыкнула мама. — Мы рады за тебя.

— Так, а я… я сестра богини! — осознала Вероника. — Значит, я тоже богиня!

— Спать лучше иди, богиня, — совсем уже широко зевнула мама. — Да что ж я так спать-то хочу…

До спальни она еле добрела, а последний кусок пути вообще болталась на плече Майно. Рухнув в постель — сразу вырубилась.

Лахдже всегда снились яркие и подробные сны. Она еще и поэтому не собиралась отказываться от этой части физического существования. Сегодня ей снился Паргорон, но не обычный, а как будто… весенний. Повсюду текли ручьи и речушки, Лахджа переступала через них и следила за водными потоками. В них мелькали мелкие рыбки, а песок шел ступеньками, на которых играла световая сеточка от Центрального Огня.

Это была Пекельная Чаша. Но никакой пустыни, все цвело и