Мир Кристалла (гепталогия) - Степан Вартанов

– Война началась сразу? – интересуется он, наконец.

– Сразу. – Акут-Аргал не высказывает ни малейшего удивления, а вот Генора-Зита, напротив, высоко поднимает брови и удивленно качает головой. – Орки напали на людей, не здешних, а тех, из нашего мира, черный властелин пошел войной на светлых эльфов, потом гоблины рассорились с орками и заявили о нейтралитете, аих за это сразу стали теснить страны Кулака Добра… Все, как полагается. Да, еще в этой истории застряли бывшие кукловоды из вашего мира – им досталось ото всех.

– Можно понять.

– Можно.

– И теперь я понимаю также, почему ваши боги – ненастоящие. Они были куклами, а потом обрели жизнь…

– Они никогда не обретали жизни, – зло поправляет Генора-Зита. – Мы их перебили ДО того, как наш мир стал настоящим. Понимаешь, рыцарь? Наших богов вообще никогда не было!

– Успокойся, – тихо осаживает ее Акут-Аргал, и девушка умолкает, отвернувшись.

– Что случилось? – осторожно интересуется сэр Томас, когда ему надоедает хмуриться и сверлить взглядом ее спину.

– Обидно, когда то, во что ты верил, оказывается вымыслом, – поясняет Джон Рэд. – Я правильно понял?

– Правильно, – вздыхает Акут-Аргал. – Но не до конца. Боги – вымысел, но я помню, – мы все помним, – как наши предки с ними сражались. Как кровь превращалась в камень, а с неба лил огненный дождь – помню. Как оживал воздух, чтобы начать нас убивать, – тоже помню. Как умирали эти… существа – тоже. Можно найти захоронения – и не сомневайся, там будут лежать их кости. Настоящие, без обмана. И если правильно воззвать к мертвым богам – они отзываются, так-то вот.

– То есть, их не было, но… да, путаница получается.

– Не то слово. Мне пятьдесят. По вашим меркам – средний возраст. Но настоящей жизни – года два. Но я ведь помню! – гоблин в сердцах опускает кулак на седло, заставляя коня всхрапнуть и сбиться с шага. – Я помню своих родителей, а их никогда не было на свете. Я помню все битвы, и все мои шрамы – со мной. Я помню, как хоронил друзей… Я не могу в это не верить, так как что останется иначе? Пустота…

– И старая память, – осторожно спрашивает Джон Рэд, – она… она такая же?

– Да и нет. Если очень внимательно искать, то найдется грань, за которой возникает привкус фальши. – Гоблин морщится, подбирая слова. – Очень слабый. Почти незаметный. Плохо, когда в прошлом – фальшь.

– Ты воин, – возражает барон. – Ты жив. Твой клинок в твоей руке. Чего еще нужно?

– Ты понял, – кивает Акут-Аргал. – Это хорошо. Она, – кивок в сторону Геноры-Зиты, – тоже поймет, не сомневайся. Она умная.

– А этот ваш Повелитель, кто он? – спрашивает сэр Томас после паузы. – Вы так часто о нем упоминаете…

– Один из ваших, – говорит Генора-Зита. Голос ее спокоен, словно не приходилось только что поспешно отворачиваться, скрывая эмоции. – Кукловод. Главный.

– Ничего себе! И вы его…

– Простили. – Акут-Аргал усмехается. – Вообще-то сначала он сделал так, чтобы мы ему верно служили, но знаешь, ни разу не злоупотребил своей властью. Заботился о нас, до смешного доходило. Еще он умен. Очень. И очень много знает. И еще… он каждый день радуется, каким прекрасным стал его мир, и каждый день стыдится, каким он стал жестоким…

– А он жесток?

– Подобен вашему. Не хуже, не лучше. Но, понимаешь, когда Повелитель создавал этот… кукольный театр, он просто делал, чтобы было интересно. И теперь не может понять, как получилось, что он не заметил жестокости…

– Сказка без злодея – не сказка.

– Как и здесь. Как и везде.

– Да, наговорили мы с тобой – на три аутодафе хватит.

– Угу. Теперь твоя очередь рассказывать.

– О чем это? – удивляется Джон Рэд.

– Ну не рассказывай, если нет охоты.

– А, ты об этом…

Некоторое время рыцарь смотрит вперед остановившимся взглядом, не обращая внимания на происходящее вокруг. Он вспоминает.

– Что тут расскажешь? – вздыхает он, наконец. – Мы были друзьями. Мы вместе ходили в походы, мы не раз защищали друг другу спину в бою… Мы поклялись в вечной дружбе, между прочим. У меня подрастала дочь, у него сын… Только вот Англия менялась. После того как война с французами закончилась позором, начались изменения – и все, как одно, к худшему. Законы. Законы перестали соблюдаться. Я же тебе рассказывал. Сила заменила закон, точнее, закон стал служить силе. Я и не заметил, как Ральф изменился тоже. Я вообще не верил, что друзья могут меняться. А когда заметил – было поздно.

Гоблины молчат. Сэр Томас тоже молчит, но по другой причине – он молчит осуждающе. Юноша считает, что не стоит зря бередить старые раны, а историю эту… что же, историю он уже слышал, и не раз.

– Сначала он напал на соседа, – продолжает Джон Рэд. – Напал, захватил небольшой кусок земли, обложил его налогом… Сосед в суд – а суд куплен с потрохами. Сосед за оружие… Обычное дело, был сосед – и нету. – Дело это, судя по сжатым кулакам барона Джона, отнюдь не обычно. – Это были хорошие люди, – говорит он. – Я тогда был далеко, а как вернулся, спрашиваю: зачем, Ральф, дружище? Неужели этот кусок земли того стоил? А он мне: нет, не стоил. Кусок – не стоил. А теперь они мертвы, и я возьму себе всю их землю. Вообще-то, по закону, земля должна отойти короне, но если суд… ну ты понял.

– И ты осознал, что он с самого начала планировал их убить.

– Да. Так мы поссорились в первый раз. Потом… потом во второй. Соседей ведь много. Потом в третий…

– А потом он напал на тебя.

– Все-то ты знаешь, – горько произносит Джон Рэд. – Напал, да. Я вот вспоминаю – и тоже кажется: фальшь. Не может быть. Жена. Дочь… Вернулся чуть раньше срока – вижу, замок в огне… Его так и не взяли. Не взяли. Но… Один дурацкий выстрел из катапульты…

– Крепись, сэр рыцарь.

– Креплюсь. Что еще остается?

– Месть, – просто говорит гоблин.

– Я отомстил, – пожимает плечами барон. – Легче не стало. Просто у Ральфа-предателя тоже нет семьи. Теперь. Да. И есть причины желать мне смерти – по-настоящему. Даст Бог – сойдемся один на один. Больше ни о чем не прошу.

– Сойдетесь, – серьезно кивает гоблин. – Мир тесен и, в целом, справедлив.

Не то чтобы Денни был обижен на своего работодателя, нет. Будучи достаточно взрослым, он прекрасно понимал, что в предстоящей драке Рэда с Норманом от него не будет никакого толку. Так что, посылая его в обратно в замок, сэр Джон поступил совершенно правильно. Но все равно, маленькому вору хотелось действия. Вышагивая по разбитой копытами обочине дороги, мальчишка с отвращением рассматривал все эти кусты, холмы и живописные деревушки. Все эти СПОКОЙНЫЕ пастбища и мельницы.

И еще этот дурацкий ворон.

«Предрассудки – первый признак глупого человека», – говорил дядя Нил. Быть глупым Денни не желает и в предрассудки не верит. Однако ворон преследует его уже четвертую милю – то кружит в небе, то сидит в отдалении, на верхушке самого высокого дерева, то пролетает над пастбищем в стороне – как бы по своим вороньим делам.

«Если ворон и вправду чует смерть, то мои дела плохи».

А если нет? Что вообще может означать, когда тобой интересуется птица? Мальчишка пребывает в совершенном недоумении.

Пользу ворон приносит несомненную – выписывает круги над всеми встречными отрядами, а учитывая, что округа битком набита военными, встречные тоже обычно относились к этой категории. Встречаться с наемниками или господами рыцарями Денни совершенно не жаждет – получить от таких плеткой по спине легче, чем штаны подтянуть.

Другое дело, что подобные встречи он вполне способен предсказывать и без посторонней помощи, уж больно громко ведут себя вояки.

Наконец мальчишка не выдерживает. Он останавливается посреди дороги, предварительно убедившись, что вокруг никого нет, складывает руки рупором и громогласно заявляет:

– Уходи! Ты мне надоел!

Никакого ответа, разумеется, не следует.

– Тупая птица!

Денни отворачивается и шагает по дороге, не глядя по сторонам, а еще через минуту на голову ему падает веточка. Мерзкая тварь с довольным карканьем летит прочь, оставляя мальчишку стоять с раскрытым ртом.

«За мной следит птица, понимающая человеческую речь?»

Ворон впереди закладывает крутой вираж и пикирует к чему-то, скрытому густым орешником, окружавшим извилистую дорогу. Денни поспешно ныряет в придорожные кусты. Пока ворон занят, можно спрятаться, – в конце концов, скрываться от человека он умеет, а вот практики игры в прятки с птицами у него пока еще не было. Дядя Нил (а вместе с ним и его ученик) считал, что из любой ситуации следует, прежде всего, извлекать пользу.

Поспешно вытащив из дорожной котомки свернутый рулоном кусок мешковины – этакое бюджетное одеяло, – Денни поспешно принимается украшать его веточками и пучками травы. Говорят, у птиц глаза острые? Проверим. И кстати – что это он там высмотрел?