Агата Кристи. Английская тайна - Лора Томпсон

В октябре в Сомерсет-Хаусе состоялась встреча, во время которой сумма ее задолженности была определена почти в 200 тысяч фунтов, но также достигнуто соглашение о том, что она может продать сохраненные ранее за собой авторские права компании «Агата Кристи лимитед» за 150 тысяч без уплаты налога. Агата находилась в тот момент в Америке и в письме из Принстона написала:

«Было приятно получить от Вас письмо, хотя должна признать, что я далеко не разделяю Вашего необъяснимого ликования!.. Если люди из налогового ведомства разрешают мне продать мои авторские права компании „Агата Кристи“, то уж они позаботятся, чтобы почти вся вырученная сумма пошла на уплату обычного подоходного налога, — и, без сомнения, так и будет! Почему бы нет? Это их работа. Нет, я не вижу повода для радости.

Мы здесь прекрасно проводим время…»

В конце концов своего рода решение было найдено, когда 51 процент акций «Агата Кристи лимитед»[485] был продан в 1968 году. Покупателем стала «Букер Макконнелл» (компания, учредившая в 1972 году Букеровскую премию), дочернее предприятие которой точно так же выкупило контрольный пакет на авторские права Яна Флеминга, включая права на все книги о Джеймсе Бонде. К 1972 году Букер заинтересовался также теми правами, которые находились в распоряжении компании «Авторские права Кристи».[486] После этого компания одолжила Агате сумму, которую та задолжала департаменту по налогам и сборам, под залог авторских прав, которые она продолжала удерживать за собой. Вот так получилось, что в восемьдесят с лишним лет Агата Кристи оказалась персональной должницей компании «Букер Макконнелл», освободившись, правда, наконец от обязательств по отношению к департаменту налогов и сборов, скинув с себя груз, который давил на нее — к концу жизни давил чудовищно — более тридцати лет. То, что называли загадкой ее завещания, а именно тот факт, что она оставила после себя всего 106 тысяч фунтов, на самом деле никакой загадкой не было. Просто все остальное у нее отняли.

Позиция Розалинды всегда была сложной — как и все в отношениях между ней и матерью. Для начала следует признать, что ее точка зрения на творчество матери была далека от открытости. Как и Агата, она ненавидела публичность (потому что с 1926 года тоже жила с осадком в душе и по натуре была человеком приземленным и подозрительным к пустым комплиментам), а что могло завораживать публику и вызывать духов прошлого больше, чем слова «Агата Кристи»? Романы, написанные под псевдонимом Мэри Вестмакотт, были откровенно автобиографичны, что заставляло Розалинду в зрелые годы с раздражением, подчеркнуто решительно отрицать это, — по словам ее сына, она бы предпочла, «чтобы они никогда не были напечатаны». Пьесы Агаты шли повсюду, но премьеры Розалинда ненавидела всей душой. «Она не гордилась матерью и тем, чем та занималась».[487]

Вовсе не удивительно, что Розалинда испытывала обиду — слишком глубокую, чтобы признаться в ней даже себе: ведь именно из-за карьеры Агаты в душе девочки запечатлелся образ вечно отсутствующей матери, каковой Агата, несомненно, и была. В глазах Розалинды работа Агаты отчасти была причиной и того, что распался ее брак с Арчи («Она слишком часто оставляла его одного…»). Портрет же самой Розалинды, нарисованный в «Неоконченном портрете» и в меньшей мере в романе «Дочь есть дочь», был столь вызывающе трезвым, что, читая эти книги, невозможно отрицать: в первую очередь Агата была писателем и лишь во вторую — матерью.

К Мэтью Агата относилась совсем по-другому. Она безумно любила его с самого начала за счастливый оптимизм характера. Остроту этой любви добавляла гибель Хьюберта Причарда и безотцовство Мэтью. Ее льющееся через край восхищение «чудесным мальчиком» резко контрастировало с холодным, ироничным отношением к Розалинде («Маме не следует сдерживать себя, если у нее возникнет желание написать мне, — писала Розалинда Мэтью. — Скажи ей это»).

Подсознательно преувеличенное восхищение внуком могло быть направлено против Розалинды. Агата не первая, кто поступал подобным образом: женщины, которые в свое время держались отстраненно от собственных детей, довольно часто становятся истово преданными бабушками, словно бы желая доказать детям, что материнские чувства им не чужды. Однако нет сомнений, что Мэтью Агата действительно считала более родственной душой, нежели Розалинду.

И когда он был веселым мальчиком в Итоне, и когда — красивым юношей в Оксфорде, она наслаждалась его обществом: отвозила в школу в своем «роллс-ройсе», наблюдала, как он играет в крикет в Лорде, могла внезапно увезти его в Стратфорд («Я беру с собой Мэтью, — писала она Розалинде. — Сообщаю тебе это, а не прошу разрешения, потому что ты поднимешь шум и скажешь „нет“», — и вместе с ним предавалась их общей любви к Вагнеру в Бейруте. Во многих отношениях он действительно гораздо больше напоминал Агату, чем мать (хотя внешне был похож на Розалинду и Арчи). Розалинда не излучала радости жизни. Она ничего не могла поделать с собой и относилась к сыну скептически. «Мой бедный маленький дурачок», — назвала она его в письме к Агате в 1944 году. Избытком материнских чувств она не страдала. «Агате иногда с ужасом казалось, что Розалинда любит своих собак больше, чем Мэтью», — сказал Джон Мэллоуэн (не без иронии, учитывая, что песика Питера сама Агата называла своим «ребенком»), но на самом деле, как многие люди, демонстративно подчеркивающие свою любовь к животным, Розалинда была отнюдь не бесчувственна к людям, только ей было трудно это показать. В детстве она очень тосковала по отцу, но была вынуждена скрывать это. Она пыталась завоевать внимание матери ерническими или грустными письмами, но проиграла Максу. И, став взрослой, она продолжала играть в семье странную роль еще молодой и очень привлекательной женщины, живущей пусть и в полном согласии, но в браке по расчету, не имеющей права произнести вслух имя отца, живущей с матерью, для которой она должна была вечно оставаться служанкой. И в чем же среди всего этого заключалась ее собственная жизнь?

В то же время Розалинда была законченным прагматиком (еще одно различие между ней и матерью) и прекрасно понимала, что Агатины книги обеспечивают им всем безбедное существование. Если у них с Энтони были проблемы с Гринвеем, то они ведь и владели Гринвеем; если им приходилось беспокоиться о том, как поступить с деньгами, то ведь они и имели деньги. Так что роль служанки оказалась единственно возможной.

Но обида Розалинды опасно давала себя знать, когда речь шла о компании «Агата Кристи лимитед», хотя та и на свет-то появилась ради ее собственного блага (а также блага ее мужа и ребенка). В соответствии с уставом компании Агата была наемной работницей с ежегодным жалованьем. В письмах к Розалинде Корк шутливо называл Агату «нашей служащей», в сущности, чтобы подчеркнуть, что на самом деле она оставалась ее полноправной хозяйкой. А вот Розалинда никаких угрызений совести не испытывала. «Я рада, что „Агата Кристи лимитед“ заработала кое-какие деньги, и искренне надеюсь, что не все они будут выплачены нашей Рабыне-на-зарплате!»[488] Звучит тоже как шутка, но это не шутка. «Надеюсь, Вы не выплатите слишком большую часть из этих 14 тысяч фунтов моей матери в виде зарплаты!»[489] — писала она Корку, который сообщил ей, что доход компании по итогам первого года работы составил именно такую сумму. К 1958 году компания накопила 45 тысяч; Корк предложил поднять жалованье Агаты с 5 до 7,5 тысяч. «Я нахожу эту идею очень плохой, но, если Вы думаете, что это будет приемлемо при подоходном налоге 5 тысяч фунтов и ежегодных расходах 3 тысячи, придется обдумать Ваше предложение…»[490]