Николай II. Дорога на Голгофу. Свидетельствуя о Христе до смерти... - Петр Мультатули

Непонятно также, как водитель грузовика узнал, что убийство началось, и включил двигатель. Радиотелефонов и раций тогда не было, а видеть, что происходит в комнате, водитель не мог. Но, пожалуй, самым поразительным новшеством Кабанова является неизвестно откуда появившийся врач, который констатировал смерть убитых. Видимо, этот врач был большим профессионалом, так как он открыл новое свойство гемофиликов, ни до, ни после того не известное медицине, а именно — «долго не умирать», даже если в их голову и сердце всадили по несколько пуль! Интересно, что этим открытием врач не преминул поделиться с убийцами.

По Кабанову, в убийстве принимали участие: Юровский, Кудрин, он, Кабанов, и еще какие-то «товарищи», ни имен, ни национальности которых Кабанов не указывает. Причем, в чем заключалось участие Юровского — у Кабанова не понятно. Скорее можно понять так, что он вообще не стрелял в Царскую Семью. Главная роль отводится Кудрину. По Кабанову, Юровский читал приговоренным Постановление Областного Совета. Кабанов говорит, что стул был только один и на нем сидел Цесаревич Алексей. Число не сразу убитых после первых выстрелов Кабанов называет по-разному: в интервью это Демидова и Цесаревич Алексей, а в «частном письме» это две Великие Княжны, Цесаревич и Демидова.

Свидетельства А. А. Стрекотина. Как мы уже писали, кроме Кабанова на роль пулеметчика претендовал еще и Стрекотин, о чем сообщил на допросе Летемин. Стрекотин рассказывал: «В ночь с 16 на 17 июля 1918 г. я стоял на своем посту у пулемета в нижнем этаже внутри дома, при мне была винтовка с штыком. По обыкновению, нас должны были сменить в 10 часов вечера, но вот времени уже и 10 часов, а нас не сменяют, вот и 12 часов, а смены все нет.

„Почему нас не сменяют?“ — спросил я своего товарища, стоявшего на посту в саду. „Не знаю“, — ответил тот.

По лестнице кто-то быстро спустился вниз, молча подошел ко мне и так же молча подал мне револьвер. „Для чего он мне?“ — спросил я Медведева. — „Скоро будет расстрел“, — сказал он мне и быстро удалился. Вскоре вниз спустился с Медведевым Окулов и еще кто-то, не помню. Зашли в одну из комнат и вскоре ушли обратно. Но вот вниз спустилась неизвестная для меня группа людей, человек 6–7. Окулов ввел их в комнату, в которой он только что был перед этим. Теперь я окончательно понял, что готовится расстрел, но я не мог представить — когда, где и кто будет исполнителями. Вверху послышались электрозвонки, потом шорох ходьбы людей (звонками будили царскую семью). Наконец слышу шаги людей, вниз спускалась вся семья Романовых и их приближенные. Тут же Юровский, Окулов, Медведев и Ермаков, последнего я знал по дутовскому фронту, тогда он был командиром одного из отрядов <…>

Все арестованные были одеты по обыкновению чисто и нарядно. Царь на руках несет своего сына дегенерата царевича Алексея. Царевна дочь Анастасия несет на руках маленькую курносую собачку, экс-императрица под ручку со своей старшей дочерью — Ольгой. Надо заметить, что вниз арестованных повели под предлогом якобы безопасности, т. к. будто бы Екатеринбург будет осажден войсками белых генералов. Всех их провели в ту комнату, где немного раньше побывали Окулов с Медведевым, рядом с моим постом.

Окулов вскоре вышел обратно, проходя мимо меня, он сказал: „Для Наследника понадобилось кресло, видимо, умереть он хочет в кресле. Ну что же, пожалуйста, принесем“. Когда арестованные были введены в комнату, в это время группа людей, что раньше вошла в одну из комнат, направилась к комнате, в которую только что ввели арестованных. Я пошел за ними, оставив свой пост. Они и я остановились в дверях комнаты.

Юровский коротким движением рук показывает арестованным, как и куда нужно становиться, и спокойно тихим голосом: „Пожалуйста, вы станьте сюда, а вы вот сюда, вот так в ряд“. Арестованные стояли в два ряда, в первом вся царская семья, во втором — их лакеи, наследник сидел на стуле. Правофланговым в первом ряду стоял царь. В затылок ему стоял один из лакеев. Перед царем лицом к лицу стоял Юровский — держа правую руку в кармане брюк, а левой держал небольшой листок бумаги, потом он читал приговор: „Ввиду того, что чехословацкие банды угрожают красной столице Урала — Екатеринбургу, ввиду того, что коронованный палач может избежать народного суда, президиум областного совета, выполняя волю революции, постановил: бывшего царя Николая Романова, виновного в бесчисленных кровавых преступлениях перед народом — расстрелять! А потому ваша жизнь покончена!“ Но не успел он докончить последнего слова, как царь громко переспросил: „Как, я не понял? Прочитайте еще раз“. Юровский читал вторично, при последнем слове он моментально вытащил из кармана револьвер и выстрелил в упор в царя. Сойкало несколько голосов. Царица и дочь Ольга пытались „осенить себя крестным знаменем“ (так!), но не успели.

Одновременно с выстрелом Юровского раздались выстрелы группы людей, специально призванных для этого — царь „не выдержал“ единственной пули нагана, с силой упал навзничь. Свалились и остальные десять человек. По лежачим было сделано еще несколько выстрелов. Дым заслонил электрический свет и затруднял дыхание. Стрельба была прекращена, были раскрыты двери комнаты с тем, чтоб дым разошелся.

Принесли носилки, начали убирать трупы, первым был вынесен труп царя. Трупы выносили на грузовой автомобиль, находящийся во дворе, когда ложили (так!) на носилки одну из дочерей, она вскричала и закрыла лицо рукой. Живыми оказались также и другие. Стрелять было уже нельзя, при раскрытых дверях выстрелы могли быть услышаны на улице. По словам товарищей из команды, даже первые выстрелы были слышны на всех внутренних и наружных постах. Ермаков взял у меня винтовку со штыком и доколол всех, кто оказался жив. Когда были вынесены трупы и ушла автомашина, только после этого наша смена была сменена с дежурства».[1202]

Начнем с того, что эти «воспоминания» Стрекотина, хотя и похожи на изложенный Летеминым в 1918 году следствию рассказ Стрекотина, все же имеют с ним расхождения. Самое важное из них: в допросе Летемин утверждает, что Стрекотин должен был дежурить с 12 часов ночи до 4 часов утра, а в «воспоминаниях» Стрекотин говорит, что его дежурство должно было закончиться в 10 часов вечера.

Что же касается непосредственно приведенных выше «воспоминаний» Стрекотина, то первое, что мы в них встречаем нового, — это фамилия Окулова. Ранее эта фамилия не упоминается соучастниками убийства. Что это был за Окулов, неизвестно, его имя не встречается в известных нам источниках. Затем Стрекотин подтверждает участие в убийстве Павла Медведева. По Стрекотину, Царскую Семью разбудили электрическими звонками, правда, при этом непонятно, кто же ей всетаки сказал спуститься вниз. А вот с обстоятельствами расстрела у Стрекотина имеется немалая путаница. Так, в начале своего рассказа Стрекотин пишет, что Медведев и Окулов зашли в одну из комнат нижнего этажа и вскоре оттуда ушли. Потом Стрекотин пишет, что в эту же комнату Окулов ввел 6–7 неизвестных людей. Далее Стрекотин пишет, что в ту же комнату была введена Царская Семья и ее свита. Из слов Стрекотина понятно, что Царская Семья и ее приближенные находились в одной комнате с неизвестными людьми. Но вдруг Стрекотин заявляет: «Когда арестованные были введены в комнату, в это время группа людей, что раньше вошла в одну из комнат, направилась к комнате, в которую только что ввели арестованных». Таким образом, вопреки своим собственным утверждениям, Стрекотин заявляет, что группа людей была в какой-то другой комнате и зашла в комнату, где находилась Царская Семья, сразу же после нее.

Кстати, «воспоминания» Стрекотина о комнате, где произошло убийство, опровергают утверждения Кабанова, что в расстрельной комнате располагалась пулеметная команда. Нет сомнений, что если бы это было так, то Стрекотин написал бы, что Медведев и Окулов «зашли в комнату, где располагалась наша команда». На самом деле Стрекотин просто указал, что они зашли «в одну из комнат». Любопытно, что Стрекотин вовсе не упоминает имя Кабанова, который, по идее, был его начальником.

Далее. Непонятно, как это Стрекотин бросил свой пулеметный пост и как его командиры, в частности Юровский, не выгнали вон, когда увидели, что Стрекотин явился в расстрельную комнату в качестве зеваки.

В своем рассказе Стрекотин пишет, что Окулов отправился за креслом для Цесаревича. Но затем пишет, что Наследник сидел на стуле. Откуда же взялось это «кресло»? Ответ на этот вопрос мы можем найти в «рассказе Юровского старым большевикам Свердловска». Там Юровский рассказывает о том, что он послал принести стул Наследнику, а потом пишет: «Тут посадили рядом на кресле Алексея». Вполне вероятно, что Стрекотин либо те, кто за него составлял «воспоминания», использовали выступление Юровского и скопировали его описку в «воспоминания» Стрекотина.