К. Р. - Элла Матонина

— Ты, Костя, сентиментальный и чувствительный, потому что — поэт.

Константин счастливо улыбался: только Сергей, истинный друг, мог найти для него такое прекрасное слово — «поэт». Сергей и еще Оля, сестра.

— Нет, я оптимист, Сережа. «Я же лишь радости, лишь увлеченья, лишь похвалы да удачи встречал». А службу во флоте не люблю, здоровья не имею. «Тот нам смешон, кто на коне без копья и здоровья…» — подметил безвестный поэт. Это я — без копья и здоровья…

Как легко они тогда переходили от грусти к веселью и наоборот. Константин становился в позу и громко выкрикивал строки из своего стихотворения «Письмо» (1882): «Что бы там ни было! Пусть упования / Сгинут. Пускай разлетятся мечты. / Пусть не сбываются все ожидания, / Пусть среди этой земной пустоты / Я бы нигде не нашел облегчения — / Лишь бы осталась мне дружба твоя: / В ней моя сила, мое утешение, / И на нее вся надежда моя!»

Время шло, и всё резче становилась видна разница в их характерах. Константин хотел всех любить и на себе ощущать всеобщую любовь. Сергей стремился всех озадачить, зло и неловко. И только друг с другом им было хорошо.

Сергей был лишь на год старше Константина. Двоюродные братья участвовали в Русско-турецкой войне 1877–1878 годов и оба были награждены орденом Святого Георгия 4-й степени. Потом Сергей стал преображенцем и командиром этого славного полка. На его место пришел Константин — известный поэт К. Р. и уважаемый президент Императорской Академии наук.

Кроме основной военной службы у Сергея было множество общественных обязанностей.

Он был почетным членом Московского Археологического общества и Русского Археологического института в Константинополе, председателем Комитета по устройству Музея изящных искусств имени Александра III и Императорского Российского Исторического музея в Москве. Он покровительствовал Обществу акклиматизации животных и растений.

Это были не просто должности для представительства — Сергей Александрович старался вникнуть в дело и увлечь людей. Но человеческих связей все же выстраивать не умел: мешала самолюбивая гордость.

… Поезд то медленно тянулся, то вздрагивал и рысью бежал в темноту. Константин заглядывал в окно, но видел лишь белые полосы снега. А тогда, в 1884 году, была весна, томила очарованием, дышала черемухой, усыпала землю гвоздиками сирени, мотала на ветру ее опахала. Но Константин ей не поддавался — чувствовал себя солидным, отяжелевшим, женатым.

В Царском они увиделись с Сергеем.

— Ты женат, и я женюсь, — сказал Сергей, взглянул тревожно и засмеялся: — Представь себе!

— На ком? — спросил Константин, хотя кое-что слышал, и этим слухам можно было доверять.

— История детская, давняя. Гессенский дом. Мама меня возила в детстве в гости. Элла выбрала меня. Всем претендентам отказала.

Константин знал, что мать Сергея, Императрица Мария Александровна, тоже была из Гессенского дома.

Он молчал.

— О чем молчишь, Костя?

— О том, что дождались мы средины жизни. Ты и я. А юности жаль, промелькнула как «шаткая тень».

— Фет, тобою любимый?

— Он.

Спустя время, в 1888 году, когда они будут «солидно женатыми», К. Р. в Красном Селе напишет стихотворение «Летом», и там будут строки: «Мы дождались средины лета, / Но вешних дней мне было жаль, / И с этой радостью расцвета / Прокралась в душу мне печаль».

Эллу Константин впервые увидел в Петергофе на Троицу в 1884 году. Подошел поезд. И рядом с Императрицей показалась нареченная невеста брата и друга Сергея. «Всех нас словно солнцем ослепило. Давно я не видывал подобной красоты. Она шла скромно, застенчиво, как сон, как мечта».

Мнение поэта К. Р. могло быть субъективным: от доброты сердца, от желания сделать приятное другу, от творческой фантазии, праздничного свадебного экстаза.

Но нет. Об этой пленительной женщине иначе не говорили.

«Мне вспоминается, как я обедал вместе с ней в Париже… около 1891 года. Я так и вижу ее, какой она тогда была: высокой, строгой, со светлыми глубокими и наивными глазами, с нежным ртом, мягкими чертами лица, прямым тонким носом… с чарующим ритмом походки и движений. В ее разговоре угадывался прелестный женский ум…» — это свидетельство оставил французский посол в России Морис Палеолог.

Европа называла только двух красавиц, и обе — Елизаветы: Елизавета Австрийская и Элла — Елизавета Федоровна.

Константин вспомнил, как он размышлял о внешности своей Лизы, будущей жены: «Елизавета хотя и не так красива, как старшая ее сестра, но гораздо милее и симпатичней и мне очень понравилась». Да! У Сергея все как-то ярче, блистательнее. И невеста была ослепительной. В день бракосочетания Сергея он поехал к нему утром и переживал чувства и волнения, которые испытывал в день своего венчания. Сергей одевался, и Константин благословил его образком с надписью: «Без Мене не можете творити ничего-же». Константин шел в церковь со старшей сестрой невесты. Элла была очень хороша в подвенечном уборе. Сергей был растроган.

Венчание состоялось в церкви Спаса Нерукотворного Зимнего дворца в Санкт-Петербурге по православному обряду, а в одной из гостиных дворца — и по протестантскому.

Константину тогда показалось, что Эллу взволновал православный обряд. И он по сей день с горечью вспоминал, как незадолго до их свадьбы его Лиза наотрез отказалась прикладываться к кресту и иконам. Он ее уговаривал, объяснял, что нельзя оскорблять чувства целого народа, не исполняя его требований и не почитая того, что ему свято и дорого. Она не соглашалась. Ему было больно. «И кому досталось такое испытание? — спрашивал он себя и отвечал: — Мне, который прежде уверял, что не женится на неправославной».

Он и сейчас вздохнул: жена так и не приняла православия. А Элла это сделала. И он угадал в тот день, в церкви Спаса Нерукотворного, что именно так она и поступит.

После свадьбы все они отправились в осеннее Ильинское, царское имение в 60 километрах от Москвы, которое Сергею завещала его мать, Императрица Мария Александровна. «Все веселы, довольны. Собираются устроить театр и мне с Ильей Александровичем дают роли. Мне так хорошо, на душе у меня тихо, безмятежно. После завтрака в 6 часов была репетиция. Потом мы с Сергеем вдвоем вышли погулять. Солнце садилось, освещая холодными румяными лучами оголенную осенью природу и золотя желтые верхушки деревьев. Мы разговорились. Он рассказывал мне про свою жену, восхищался ею, хвалил ее; он ежечасно благодарил Бога за свое счастье. И мне становилось радостно за него…» — записал Константин.

Он не завидовал Сергею. «К чему завидовать: лучше радоваться радости ближнего», — размышлял Константин, наблюдая за Эллой и своей женой. Они сошлись, подружились, много времени проводили вместе. Но, что скрывать, он не мог отвести глаз от Эллы, возможно, как поэт, который всегда неравнодушен к красоте.