Домби и сын - Чарльз Диккенс

— Ну да, миссъ Флой, нечего и говорить, славный онъ собесѣдникъ, славный, славввный, чортъ бы его взялъ! Такого не найти и со свѣчой среди бѣлаго дня. A ужъ если понадобится отмѣтка, миссъ Флой, аттестатъ за вѣрную службу, миссъ Флой, — пусть онъ не показывается мнѣ на глаза. Вотъ все, что я скажу!

Такъ повела рѣчь Сусанна Нипперъ Выжига, уже часа два сидѣвшая въ комнатѣ Флоренсы съ головою, опущенною внизъ, и руками, сложенными на груди.

— Перестаньте, Сусанна! — съ кротостью отвѣчала Флоренса.

— Вамъ хорошо говорить «перестаньте», миссъ Флой, — возразила Сусанна Нипперъ съ необыкновенной запальчивостью, — a вѣдь ужъ мы, съ вашего позволенія, доходимъ до такихъ пассажей, что y честной христіанки вся кровь уйдетъ подъ пятки, если колоть ихъ иголкой или булавкой. Мое дѣло сторона, миссъ Флой, a все-таки мнѣ нечего сказать противъ вашей мачехи: она обходится со мной, какъ слѣдуетъ. Горда она, правда, очень горда, да мнѣ до этого нѣтъ никакого дѣла. A вотъ, когда командуютъ надъ нами какія-нибудь мистриссы Пинчинсисы и стоятъ въ дверяхъ вашего папа, какъ крокодилы (хорошо еще, что не кладутъ онѣ яицъ), то ужъ извините, миссъ Флой, вѣдь я не каменная!

— Папа хорошаго мнѣнія о м-съ Пипчинъ, — возразила Флоренса, — и онъ вправѣ назначать ключницъ. Пожалуйста перестаньте, Сусанна!

— Извольте, миссъ Флой, я замолчу, если вамъ угодно. Только, что прикажете дѣлать? М-съ Пипчинъ, на мой вкусъ, кислѣе всякаго неспѣлаго крыжовника. Было бы вамъ это извѣстно.

Этотъ замѣчательный разговоръ происходилъ въ тотъ самый вечеръ, когда м-ръ Домби, послѣ бѣдственнаго приключенія, только что привезенъ былъ домой. Сусанна была особенно не въ духѣ, и не безъ причины: ее послали внизь навѣдаться насчетъ драгоцѣннаго здоровья м-ра Домби, и она принуждена была адресоваться съ этимъ порученіемъ къ своему смертельному врагу, м-съ Пипчинъ, которая, не передавъ ея словъ м-ру Домби, приняла на свою отвѣтственность дать нахальный отвѣтъ, какъ выразилась Сусанна въ донесеніи Флоренсѣ. Такое нахальство миссъ Нипперъ объяснила обиднымъ и дерзкимъ невниманіемъ къ Флоренсѣ, a этого, само собою разумѣется, простить было невозможно. Вотъ почему она была не въ духѣ въ этотъ вечеръ. Впрочемъ, еще со времени свадьбы въ этой дѣвицѣ началъ развиваться безпокойный духъ подозрительности: какъ и всѣ особы съ ея характеромъ, получающія искреннюю и сильную привязанность къ лицамъ, высшимъ по своему общественному положенію, Сусанна была очень ревнива, и ея ревность теперь естественно обратилась на Эдиѳь, которая раздѣлила ея прежнюю власть и вліяніе на миссъ Домби. Обрадованная отъ всей души и справедливо гордая тѣмъ, что Флоренса заняла, наконецъ, приличное мѣсто на сценѣ своего прежняго униженія и нашла себѣ естественную покровительницу въ прекрасной женѣ м-ра Домби, Сусанна Нипперъ не хотѣла однакожъ уступить Эдиѳи ни шагу изъ своихъ прежнихъ владѣній безъ внутренней борьбы и скрытой досады, которая, безсознательно для нея самой и съ видимымъ безкорыстіемъ, высказывалась въ ея довольно рѣзкихъ указаніяхъ на гордый и запальчивый характеръ молодой леди. Такимъ образомъ, съ послѣдняго плана въ фамильной картинѣ, на который она по необходимости снизошла послѣ свадьбы, миссъ Нипперъ вообще смотрѣла на семейныя дѣла съ рѣшительнымъ убѣжденіемъ, что нечего ждать добра отъ м-съ Домби. Ho высказавъ эту сентенцію, она при каждомъ возможномъ случаѣ спѣшила объяснить и доказать, что лично отъ себя она ничего не имѣетъ сказать противъ прекрасной леди.

— Ужъ поздно, Сусанна. Мнѣ ничего не нужно, — сказала Флоренса, сидѣвшая задумчиво за своимъ столомъ.

— Вотъ какъ, миссъ Флой! A помните, мы бывало просиживали съ вами напролетъ ночи, вы за работой, я за дремотой. Тогда Сусаннѣ никогда не было поздно. Ну, да что было, то прошло. Теперь при васъ есть маменька, которая сидитъ вмѣсто меня. Оно и лучше. Я рада. Мнѣ нечего сказать противъ нея.

— Повѣрьте, Сусанна, я никогда не забуду, кто дѣлилъ со мною мое прежнее сиротство, никогда, моя милая, никогда!

И говоря это, Флоренса обвила рукою шею своей скромной подруги и, поцѣловавъ ее въ щеку, пожелала ей доброй ночи. Это до такой степени разнѣжило миссъ Нипперъ, что она зарыдала.

— Милая, ненаглядная моя, миссъ Флой, — сказала Сусанна, — позвольте мнѣ опять навѣдаться къ вашему папа. Я знаю, моя душечка, вы очень безпокоитесь; я сама войду въ его спальню и разспрошу отъ вашего имени, гдѣ, что и какъ. Позвольте, миссъ Флой!

— Нѣтъ, Сусанна, ступайте спать. Завтра мы все узнаемъ. Утромъ я сама пойду. Маменька, я думаю, ходила туда, a можетъ, она и теперь тамъ. Прощайте, мой другъ. Спокойной ночи.

Сусанна удалилась, не говоря ни слова. Взволнованная слишкомъ нѣжными воспоминаніями, она удержалась отъ изложенія собственнаго мнѣнія насчетъ присутствія м-съ Домби при особѣ ея супруіа, да и не было нужды: Флоренса не вѣрила сама своему предположенію, и Сусанна замѣтила это по яркой краскѣ, выступившей на ея лицѣ, когда она произносила послѣднія слова. Оставшись одна, Флоренса скоро опустила голову на свои руки, какъ это она дѣлывала въ былыя времена, и не удерживала слезъ, полившихся обильнымъ потокомъ изъ ея глазъ. Домашнія бѣдствія и раздоры, погасавшая надежда отыскать когда-либо дорогу къ отцовскому сердцу, сомнѣніе и страхъ за участь матери и отца, пламенная любовь къ нимъ обоимъ, тяжкое разочарованіе въ настоящемъ и предчувствіе большихъ несчастій въ будущемъ, — все это одно за другимъ тѣснилось въ ея душѣ и падало убійственнымъ бременемъ на ея измученное сердце. Ея мать и братъ, сокрытые ранней могилой, непреклонный отецъ, Эдиѳь, презирающая его гордость и высокомѣріе, но любящая ее и любимая ею, — казалось, куда бы и на что бы ни обратилась ея привязанность, нигдѣ не могла она пустить глубокихъ корней и возрасти до полнаго расцвѣта.

И среди этихъ размышленій, отравившихъ спокойствіе ночи, вдругъ со всею живостью предсталъ передъ нею образъ отца, изувѣченнаго и страждущаго, который лежалъ въ комнатѣ одинъ, безь родныхъ и друзей, близкихъ его сердцу. Страшная мысль, что онъ можетъ и умереть въ этомъ положеніи, не увидѣвъ своей дочери, не сказавъ ей предсмертнаго прости, острымъ кинжаломъ впилась въ чя грудь и заставила ее, всплеснувъ руками, судорожно отпрянуть отъ своего мѣста. Взволнованная и трепещущая, она задумала — и эта дума скоро перешла въ твердое рѣшеніе — попытаться еще спуститься по темной лѣстницѣ въ нижній этажъ и войти въ комнату м-ра Домби.

Она подошла къ дверямъ своей комнаты и начала внимательно прислушиваться. Во всемъ домѣ ни малѣйшаго шороха, и свѣчи были давно потушены. Какъ много, много, — думала она, — прошло времени съ той поры, какъ первый разъ она предприняла свое ночное путешествіе къ дверямъ отцовскаго кабинета! И тогда, какъ теперь, она въ глубокую полночь подкрадывалась къ его комнатѣ, откуда онъ тотчасъ же вывелъ ее назадъ… но это было давно, давно… a теперь?… но вотъ увидимъ.

Съ тѣмъ же дѣтскимъ сердцемъ, какъ и прежде, съ тѣми же робкими глазами и распущенными волосами, Флоренса теперь, какъ и тогда, робко спустилась съ лѣстницы, прислушиваясь къ шуму собственныхъ шаговъ, и подошла къ его комнатѣ. Въ домѣ никто не шевелился. Дверь была пріотворена, и все вокругъ такъ было тихо, что она могла слышать трескъ каминнаго огня и считать бой часовъ, стоявшихъ на каминѣ.

Она отважилась заглянуть въ комнату. Ключница, закутанная въ одѣяло, дремала съ закрытыми глазами въ вольтеровскомъ креслѣ передъ каминомъ. Дверь въ другую комнату была пріотворена и заставлена ширмами; но оттуда свѣтился огонекъ, и свѣча, казалось, стояла передъ постелью отца. Все тихо, все спокойно, и по дыханію больного можно было судить, что онъ спитъ. Это придало ей духу пробраться за ширмы и заглянуть въ его комнату.

Она на цыпочкахъ прокралась къ его постели, взглянула на спящее лицо и… задрожала всѣмъ тѣломъ, какъ будто вовсе не ожидала его увидѣть. Проснись онъ въ эту минуту или сдѣлай инстинктивное движеніе, Флоренса осталась бы прикованною къ мѣсту.

На его лицѣ былъ глубокій шрамъ. Вспрыснутые цолосы неправильными прядями разбросались по подушкѣ. Одна рука, свѣсившаяся съ постели, была перевязана. М-ръ Домби былъ очень блѣденъ. Но не это приковало къ мѣсту робкую дѣвушку, послѣ того какъ она бросила быстрый взглядъ на отца и увѣрилась, что онъ спигь. Была въ его глазахъ и во всей фигурѣ какая-то рѣзкая особенность, вовсе незнакомая Флоренсѣ.

Во всю жизнь ни разу не видала она его лица свободнымъ отъ какойто дикой угрюмости, близкой къ негодованію. Вездѣ и всегда отражался на немъ этотъ дикій отпечатокъ, и при взглядѣ на него, Флоренса невольно потупляла глаза, и всякая надежда замирала въ ея сердцѣ передъ этимъ суровымъ, отталкивающимъ, нелюдимымъ взоромъ. Но теперь… первый разъ теперь это лицо было свободно отъ облака, омрачившаго всю жизнь отверженнаго дѣтища. Тихая, спокойная ночь отражалась на немъ, и, казалось, онъ заснулъ, благословивъ наиередъ свою дочь.