13 диалогов о психологии - Соколова Е.Е.

С: Ленинградская блокада — все-таки исключение из общего правила. А по общему правилу никто не станет следовать идеалу “быть” и ничего при этом не “иметь”. А.: Ты все время говоришь о противопоставлении “быть” и “иметь” как о противопоставлении социалистического идеала развития человека, который ты считаешь утопическим, и реальных тенденций этого развития. Но разве идеал “быть” действительно был идеалом развития нашего общества за 70

лет после 1917 года? Многочисленные наблюдатели и участники событий в нашей стране

неоднократно отмечали, что “русский коммунизм”, как часто называли сложившуюся в

СССР общественную структуру, имел своим идеалом как раз не “быть”, а “иметь”.

Н.А. Бердяев: Современный социализм … буржуазен до самой своей глубины и никогда не

поднимается над уровнем буржуазного чувства жизни и буржуазных идеалов жизни. Он

хочет лишь равной для всех, всеобщей буржуазности [25, с. 176-177].

А.: “Ваш жизненный идеал — животный идеал, — обращается Бердяев к идеологам

Октябрьской революции. — Вы хотите все общество человеческое сделать обществом

потребительским”, “вы не ищете смысла жизни. Вы ищете лишь благ жизни” [25, с. 39, 53].

Подобные же оценки “русского социализма” давал и Эрих Фромм.

Э. Фромм: Социализм и коммунизм очень скоро превратились из движения, целью которого было построение нового общества и формирование нового человека, в движение, идеалом которого стал буржуазный образ жизни для всех, а всеобщим эталоном мужчин и женщин будущего сделался буржуа. Предполагалось, что богатство и комфорт в итоге всем принесут безграничное счастье… Социализм и коммунизм основывались на буржуазной концепции материализма… Цель такого социализма — максимальное потребление и максимальное использование техники… Хрущев со своей теорией “гуляш-коммунизма” по своему простодушию однажды проговорился, что цель социализма — предоставить всему населению возможность получать такое же удовлетворение от потребления, какое капитализм предоставил лишь меньшинству [20, с. 10, 164].

А.: Естественно, что при таком “идеале” наблюдались все специфические особенности “общества потребления”: желание иметь как можно больше (причем эта потребность, как писал тот же Фромм, “принципиально ненасыщаема”: всегда найдется предмет, которого у тебя нет), зависть к соседу, который больше “имеет”, страх потерять “нажитое”, духовная опустошенность, отрицание творчества, которое не ведет к прямой материальной выгоде, потеря смысла жизни… В этом смысле для людей, принявших такой “идеал” как единственно возможный, происходящие или проводимые в стране реформы видятся только в данной плоскости. Но это всего лишь

Диалог 13. Человек в поисках смысла

одна “плоскость”, и далеко не самая главная. Ведь не случайно знатоки человеческой психологии отмечали следующее.

Э. Фромм: Поскольку производство, каким бы развитым оно ни было, никогда не будет поспевать удовлетворять всевозрастающие желания, непременно возникнут соперничество и антагонизм между индивидами в борьбе за достижение еще больших благ. И эта борьба будет продолжаться даже в том случае, когда будет достигнуто состояние полного изобилия, ибо те, кто обделен физическим здоровьем и красотой, талантами и способностями, будут завидовать черной завистью тем, кому досталось “больше”… [20, с. 120]. В. Франки: Дело доходит до экзистенциального вакуума. И это — в сердце общества изобилия, которое ни одну из базовых, по Маслоу, потребностей не оставляет неудовлетворенной. Это происходит именно оттого, что оно только удовлетворяет потребность, но не реализует стремление к смыслу. “Мне 22 года, — писал мне один американский студент. — У меня есть ученая степень, у меня шикарный автомобиль, я полностью независим в финансовом отношении, и в отношении секса и личного престижа я располагаю большими возможностями, чем я в состоянии реализовать. Единственный вопрос, который я себе задаю, — это какой во всем этом смысл” [11,с.41]. А.: Так что вот какие сложности открываются за проблемой верности многих людей в нашей стране “идеалам социализма”: идет ли речь о “потребительском варианте идеала” или же, действительно, о другой возможности общественного развития (“персоналистическом социализме”, по выражению Бердяева) — развития модуса “бытия”. Точно так же следует анализировать и предлагаемые “идеалы” нового общества, контуры которого в России еще весьма неясны: идет ли речь о “русском варианте” общества потребления, идеалом которого является “модус обладания”, или же этот идеал предполагает развитие “модуса бытия”… Кстати, к слову, в русском языке, как и в некоторых других, слово “иметь” употребляется несравнимо реже, чем во многих европейских языках (мы говорим: “у меня есть”, а не “я имею”; последнее выражение часто воспринимается как неудачный перевод, например, английского “I have” или немецкого “Ich habe”). А исследования лингвистов показали, что употребление в языке слова “иметь” тесно связано с развитием частной собственности (См. [20, с. 31]). Выводы делай сам.

Надо отметить, однако, что в некоторых случаях ориентация на “обладание” не противоречит ориентации на “бытие”.

Э. Фромм: Чтобы полнее охарактеризовать принцип обладания,… необходимо сделать … одно уточнение и показать функцию экзистенциального обладания; само человеческое существование в целях выживания требует, чтобы мы сохраняли определенные вещи, заботились о них и пользовались ими. Это относится к нашему телу, пище, жилищу, одежде, а также к орудиям производства, необходимым для удовлетворения наших потребностей. Такую форму обладания можно назвать экзистенциальным обладанием, потому что оно коренится в самих условиях человеческого существования. Оно представляет собой рационально обусловленное стремление к самосохранению — в отличие от характерологического обладания, страстного желания удержать и сохранить, о котором шла речь до сих пор и которое не является врожденным, а возникло в результате воздействия социальных условий на биологически данный человеческий вид.

Экзистенциальное обладание не вступает в конфликт с бытием; характерологическое же обладание необходимо вступает в такой конфликт. Даже те, кого называют “справедливыми” и “праведными”, должны желать обладать в экзистенциальном смысле, поскольку они люди, тогда как средний человек хочет обладать и в экзистенциальном, и в характерологическом смысле [20, с. 92-93].

А.: Бердяев тоже подчеркивает, что ориентация на обладание может не противоречить ориентации на бытие, если люди не имеют самого необходимого.

Н.А. Бердяев: Вопрос о хлебе для меня есть вопрос материальный, но вопрос о хлебе для моих ближних, для всех людей есть духовный, религиозный вопрос. “Не о хлебе едином жив будет человек”, но также и о хлебе, и хлеб должен быть для всех. Общество должно быть организовано так, чтобы хлеб был для всех, и тогда именно духовный вопрос предстанет перед человеком во всей своей глубине. Недопустимо основывать борьбу за духовные интересы и духовное возрождение на том, что хлеб для значительной части человечества не будет обеспечен… Христиане должны проникнуться религиозным уважением к элементарным, насущным нуждам людей,… ане презирать эти нужды с точки зрения духовнойвозвышенности [19, с. 150-151].

Диалог 13. Человек в поисках смысла

А.: Этот модус личности также нужно учитывать при анализе психологии людей, чтобы лучше их понять и помочь им. Вот какие глубокие познания в области психологии личности и вообще в философских вопросах должен иметь человек, называющий себя психотерапевтом. Что он должен лечить — во многом зависит от “философии человека”, которой он придерживается. И в данном случае (ты помнишь?) мы говорили о делении подходов к человеку на те, сторонники которых рассматривают его с точки зрения приспособления к среде, уравновешивания со средой, и на те, сторонники которых видят в человеке свободную личность, ориентирующуюся на “взрыв” отношений со средой: не приспособление к наличным условиям, а активное отношение к ним.

С: Однако, по-моему, быть активным можно по-разному. Можно свободно “отнестись” к не изменяющейся в действительности ситуации и посмотреть на нее иным взглядом, переосмыслить ее для себя. От этого объективное положение индивида не изменится, изменится лишь его оценка (еще древние говорили: “Если действительность докучает тебе, измени к ней отношение”). Но изменить-то можно и саму эту ситуацию, то есть реальное объективное положение человека в его мире, как об этом говорил, например, Фромм (в том примере, который ты приводил относительно сына преуспевающего бизнесмена). 4. Цель психотерапии: изменение отношения человека к миру или изменение его положения в мире

А.: Верно. И это, пожалуй, будет четвертым основанием для возможной классификации психотерапевтических приемов и лежащих за ними общих философских подходов к человеку. Для одних из рассмотренных нами направлений главное условие психотерапевтической “помощи” — “игра” с образом мира человека, изменение его отношения к себе, к окружающим и тому подобное. Пожалуй, нет смысла перечислять все соответствующие школы — практически вся психотерапия построена на этом принципе (если не считать би-хевиористов). Другое направление — а именно изменение картины мира не путем изменения ее самой, а через изменение бытия человека в мире — фактически только складыва­ется. Во-первых, потому, что для психологов вообще была характерна созерцательная установка в понимании человека (ты помнишь, мы об этом уже говорили). Во-вторых, такое изменение бытия человека в его мире предполагает учет многих факторов и соответствующее воздействие на них, что, естественно, может выходить за рамки влияний психолога. В этих случаях психолог ищет возможность раскрыть в беседах с клиентом “спектр” возможных действий, а уж человек самостоятельно находит способы “включиться” в те или иные способы бытия и виды деятельности. Иногда же это происходит как бы независимо от деятельности психотерапевта: не случайно существуют житейские советы “для лучшего знакомства с человеком необходимо пойти с ним в трудный поход” (помнишь, у Высоцкого: “Парня в горы тяни, рискни пусть он в связке с тобой в одной — там поймешь, кто такой”). Иногда такое воздействие совместной деятельности на сознание каждого из ее участников происходит как бы совершенно независимо от какого-либо целенаправленного влияния терапевта. Можно сказать, что таким “психотерапевтом” выступает жизнь.