Загадка XIV века - Барбара Такман

Крестоносцы перебрались на правый берег реки в Оршове, том месте, где Дунай течет через ущелье Железные Ворота. Переход по плотам и в лодках занял восемь дней, но не потому, что армия насчитывала сто тысяч человек, как об этом иногда писали. Если бы солдат и в самом деле было столько, переход занял бы месяц. Хронисты обычно подбирали цифры в зависимости от значимости события. Сражение при Никополе, как и «Черная смерть», отбросило столь темную тень, что у некоторых хронистов сообщения о численности противоборствующих сил доходят до четырехсот тысяч, причем с обеих сторон хронисты указывают численность противника, дважды превышающую их собственную. Самую близкую цифру дал немец-оруженосец Шильтбергер, участник сражения, а не хронист. Оруженосцу — или «гонцу», как он сам себя называл — и сыну баварского нобиля было шестнадцать лет, когда в Никополе его захватили в плен турки. Он написал или, скорее, надиктовал безыскусный рассказ по памяти, когда после тридцати лет плена наконец-то добрался домой. Он утверждал, что общее число христианских воинов составляло шестнадцать тысяч человек. Германские историки XIX века путем различных умозаключений пришли к цифре, колеблющейся от семи с половиной до девяти тысяч христиан и от двенадцати до двадцати тысяч турок. Они утверждают, что за счет крестьян невозможно было прокормить сотни тысяч солдат и лошадей. (Пятьсот лет спустя, на том же месте сражения, в русско-турецкой войне 1877 года, как указал один из недавних исследователей, противоборствующие силы составляли восемь тысяч турок против десяти тысяч русских.)

Видин, западная болгарская столица, находившаяся под властью турок, стала первым завоеванием крестоносцев. У местного царя не было повода отстаивать стяг чужеземного завоевателя против превосходящих сил захватчиков, а потому город немедленно сдался, не предоставив французам удовольствия повоевать. Хотя кровь и пролилась, это была кровь командиров турецкого гарнизона. Тем не менее поле Видина послужило своего рода тренировочной площадкой для рыцарей де Невера и его свиты. Они почувствовали уверенность в себе и двинулись дальше. Силы турецкого гарнизона хватало для власти над болгарами, но было недостаточно для противостояния большой христианской армии.

Следующей целью была Рахова — сильная крепость в семидесяти пяти милях от Видина, ее защищал ров и двойное кольцо стен. Настроенные на подвиг, французы совершили ночью марш-бросок и добрались до крепости раньше союзников — на рассвете. В этот момент турецкие воины вышли из крепости, собираясь разрушить переброшенный через ров мост. В жестокой схватке пятьсот тяжеловооруженных всадников, в том числе де Куси, д’О, Бусико, де ла Марш и Филипп де Бар, отстояли мост, но не могли продвинуться вперед, поскольку противник оказывал сильное сопротивление; и тут Сигизмунд прислал подкрепление. Бусико не хотел делить ни с кем честь победы, он отказался бы от помощи, но объединенные силы не позволили ему этого и добрались до крепостных стен. Сражение прервала ночь. На следующее утро, до возобновления сражения, болгары решили сдать крепость Сигизмунду при условии, что их имущество и жизни будут сохранены. Несмотря на сдачу крепости, французы разграбили город и устроили побоище; позднее они скажут, что город был взят с боем, якобы их воины уже поднялись на стены. Тысячу пленников — турок и болгар — взяли ради выкупа, город объяло пламенем. Венгры восприняли действия французов как оскорбление их королю, а французы обвинили венгров в том, что те будто бы пытались похитить у них славу. Оправдывались худшие ожидания Сигизмунда.

Оставив гарнизон в Рахове, армия двинулась к Никополю, по пути с боем захватила один или два укрепления и селения, но из одной цитадели туркам удалось бежать и донести до султана новость о приближении христианской армии.

Где был Баязид? Этот вопрос бесконечно обсуждается. Оставался ли он все еще в Малой Азии или уже отправился в поход? Он должен был с большим войском дойти до Никополя через три недели после взятия Раховы, но это слишком короткое время, даже если принять во внимание прославленную скорость Баязида. Ведь ему требовалось собрать и переправить армию через пролив. Союзнический флот, который мог предотвратить его проход, ни в каких военных операциях не замечен. Возможно, Баязид уже был на европейской стороне пролива, устраивал блокаду Константинополя и именно там узнал о планах крестоносцев — если только об этом его не предупредил Джан-Галеаццо, — перехватив письмо Сигизмунда императору Мануэлю. Прекратив осаду, султан вместе с войском, которое было при нем, пошел навстречу врагу, прихватывая по пути гарнизоны.

Захват Никополя был очень важен крестоносцам, поскольку этот город контролировал нижнее течение Дуная и торговые пути. Крестоносцы не напрасно сделали его своей стратегической целью. 12 сентября они увидели крепость, стоящую на известняковом холме. В узком пространстве, между берегом реки и подножием холма, бежала дорога. Ущелье перерезало холм, деля таким образом город на две части — нижнюю и верхнюю. Как и замок де Куси, это место самой природой было создано для защиты от нападения. Так называемая крепость была окружена двумя стенами, и в поделенном на две части городе — в более крупной верхней, и в той, что поменьше, нижней — имелись военные, гражданские и религиозные здания. В верхнем городе, кроме того, был базар, или торговая улица. Французы тотчас поняли, что этот город представляет собой такую же труднодостижимую цель, как и Махдия, хотя и не знали, что он отлично обеспечен оружием и провизией и что им командует решительный турецкий бей Доган. Уверенный в том, что султан непременно придет на выручку столь важной крепости, бей намеревался, если понадобится, сопротивляться до конца.

Французы не привезли с собой ни катапульт, ни других осадных орудий. Деньги были вложены в покупку шелков и бархата, расшитой золотом парчи, повозки ломились от дорогой провизии и бочонков с вином. Зачем тысячу миль тащить за собой по Европе тяжеленные орудия, если с презренным врагом можно запросто справиться и без этого? Такой выбор, должно быть, определяла европейская культура.

Бусико легко отнесся к отсутствию осадных орудий. Неважно, сказал он, можно быстро смастерить лестницы, а храбрые люди значат больше, чем какая-то катапульта. Фанатик рыцарства, Бусико с двенадцати лет служил пажом в нормандской кампании у герцога Бурбонского, в шестнадцать при Рузбеке его произвели в рыцари, в 24 года он тридцать дней продержался в турнирном бою, и этот подвиг вызвал восхищение у его ровесников. Два года спустя, в 1391-м, его сделали маршалом. Неспособный сидеть без дела, он дважды сражался с тевтонскими рыцарями в Пруссии, в Каире выкупал д’О и ездил в Иерусалим. Когда ему случилось видение: две прекрасные женщины в белых одеждах с красным крестом на знамени спустились якобы с небес и остановили готовившихся к атаке сарацин, — Бусико учредил орден Белой Дамы. Он полагал, что при необходимости можно привлекать в армию и представительниц слабого пола. Он был олицетворением рыцарства и мог бы сказать (слова эти, правда, принадлежат Жану де Бейлю, рыцарю XV века) то, что вдохновляло молодых людей его поколения:

«Как соблазнительна война! Когда знаешь, что гнев твой праведен, и кровь готова для боя, слезы наворачиваются на глаза. На сердце становится сладко, и жаль, если замечаешь, что друг ненароком подставляет уязвимое место, но он всего лишь исполняет волю Создателя. Рядом с тобой кто-то готовится жить или умереть. Все это порождает восхитительное чувство, и кто его не испытывал, тот не поймет. Ты думаешь, что человек, который испытал это чувство, может бояться смерти? Никогда, ведь в этот миг ему так хорошо, так радостно, что он не знает, где он, и в самом деле ничего не боится».

Стремительный штурм Никополя был невозможен, ведь глубина рвов, окружавших город, равнялась росту трех человек, поставленных друг на друга; к тому же отсутствовали осадные орудия, и все предполагало длительную осаду. Крестоносцы окружили Никополь, запечатали выходы из города, устроили блокаду и на реке, обрекая тем самым на голод и гарнизон, и городское население. Две недели прошли весело — в играх, празднествах, в громогласных изъявлениях презрения к невидимому противнику. Союзников приглашали на великолепные пиры в украшенных картинами шатрах; аристократы обменивались визитами, каждый день являлись в новых нарядах с длинными рукавами и в неизменных туфлях с длинными носами. Несмотря на гостеприимство, ирония и шутки в отношении храбрости союзников вызывали в армии недобрые чувства. В пьяном угаре все забыли об осторожности и не выставляли постов. Местные жители, возмущенные грабежами, никаких сведений о противнике не сообщали. Разве что фуражиры каждый день приносили слухи о приближении турок.