С Антарктидой — только на Вы - Евгений Кравченко

... Еще 18 февраля на свой запрос о состоянии аэродрома в «Новолазаревской», я получил ответ: «Снеголед остался только на начальной правой части ВПП длиной 400 метров, на остальной части — лед и плохо замерзающие снежницы». Эта радиограмма перечеркнула надежды на то, что экипаж Ил-14 Леши Сотникова сможет сесть в «Новолазаревской», заправиться топливом и идти дальше — на «Молодежку» и в «Мирный» — по знакомой трассе. От «Дружной» до «Молодежной» больше 3300 километров, без дозаправки долететь трудно. Оставалось одно — идти к японской станции «Сева», лежащей в 1050 километрах за «Новолазаревской», найти там подбазу ГСМ, которую мы организовали еще весной прошлого года, откопав ее, заправиться и двигаться в «Молодежную». Но прошло уже несколько месяцев, снег, ветер и солнце основательно поработали над рельефом ледника, на склоне которого мы оставили бочки с бензином и маслом. Никто не знает, на какую глубину они ушли в лед и снег, и хватит ли у экипажа сил отрыть их, если даже найдут... Да и до «Севы» еще надо долететь. Обычно в этих районах мы держались поближе к береговой черте, но теперь осень и над ней хозяйничают циклоны — иди, пробейся. К тому же никто не мог подсказать, где, когда и какая погода будет ожидать Ил-14. Вопросы, вопросы, вопросы... «Легче самому слетать, — думал я, перебирая карты. — Кой черт дернул меня дать согласие идти командиром отряда?! Улетел бы сейчас вместо Белова или Сотникова»...

22 февраля их Ил-14 вылетел в «Молодежную». Это был первый полет в истории этого самолета без промежуточной посадки в «Новолазаревской».

... Связь пропала через два часа после того, как они взлетели. Экипаж словно растворился в небе Антарктиды, пройдя 500-600 километров.

Радисты, сменяя по очереди друг друга, вызывали на связь Ил-14, наши станции и корабли. В эфире — тишина. Я закрыл глаза и мысленно «пролетел» тот кусок пути, что они уже прошли.

Бесконечно долго тянется ожидание. Наконец, получаю радиограмму: «Взлет с «Дружной» в 4 ч 50 мин. По истечении двух часов полета связь велась «блиндом» в установленные сроки. Посадка на подбазе «Сева» в 14 ч 50 мин с целью перекачки топлива. Условия благоприятные, поверхность ровная, глубина следа 5 см, заправлено 10 бочек. Взлет с точки в 16 ч 20 мин, установлена двусторонняя связь с «Молодежной». Посадка в 17 ч 30 мин. Вылет в «Мирный» планируем 23.02.84 в 7.00. Белов».

На следующий день к вечеру получил сообщение от Склярова, что Ил-14 Белова и Сотникова произвел посадку в «Мирном» и приступает к полетам на «Восток». Я мысленно (в который раз!) поблагодарил «стариков», создавших школу Полярной авиации. Если те, кто прошел эту школу, становились командирами кораблей, то в их профессионализме можно было не сомневаться. Да, путь к этой должности был долгим, но за то время, пока человек становился полярным летчиком, в полном смысле этого слова, командир отряда изучал его настолько, что знал, как он будет действовать в тех или иных ситуациях. Белов, Сотников, Табаков, Осипов, Отрошко, Уханов, Киреев действовали так, как я и предполагал. Точка в точку. И если уж все мы сошлись в том, как надо было работать, осуществляя этот рейс, значит, мы действовали правильно. И школа Полярной авиации была отличной школой...

На финише

Закончился февраль, завершились работы на «Дружной-1». Мы погрузили самолеты Ан-2 и вертолеты Ми-8 на морские суда, станцию законсервировали и попрощались с ней. 2 марта я с экипажем Игоря Шубина перелетел в «Молодежную».

Теперь нам предстояло вывезти состав и грузы с базы «Союз», расположенной у озера Бивер. Антарктида достаточно миролюбиво рассталась с нами на «Дружной-1», но за «Союз» пришлось с ней побороться. Вылетели мы с Шубиным на Ил-14 туда при хорошей погоде, но вскоре она стала быстро ухудшаться. Необычайно быстро. Циклон, о котором мы знали и прогнозировали его движение, вдруг резко ускорил свой «бег», он забросил фронтальную зону на ледник, и мы попали в мощнейшую облачность. Все попытки пробить ее, уходя вверх, ни к чему не привели — Ил-14 стал хватать лед, который нарастал настолько интенсивно, что мы не верили своим глазам. И это — при температуре за бортом минус 20 градусов!

— Игорь, уходим к морю, — сказал я, и мы осторожно развернули отяжелевший самолет, который, как мне показалось, застонал под тяжестью льда. Его куски начали срываться с винтов и бить по кабине — мы будто попали под обстрел. Машину бросало из стороны в сторону, как обледеневшую шлюпку в зимнем море, и нам с Шубиным пришлось изрядно потрудиться, чтобы не дать ей свалиться на крыло. Вывести ее мы бы уже не смогли — Ил-14 лишился значительной части своих лучших аэродинамических качеств и теперь был похож на утюг с двумя моторами. Да и запаса высоты у нас не было.

— Надо уходить под облака, командир, — сказал мне Шубин, но я не дал ему этого сделать.

— Рано. Снижаться начнем чуть позже. Мы же не знаем, что под нами.

Когда по всем расчетам мы «скатились» с ледника, стали осторожно снижаться. Из облачности удалось выбраться только над морем на высоте 200 метров. Больше часа мы шли над чистой водой, но полностью сбросить лед так и не смогли — его будто кто-то намертво приклеил к передним кромкам крыльев, стабилизатора, киля. Только на посадке часть его обвалилась, но оставшееся покрытие благополучно доехало до стоянки.

Циклон прочно запечатал нас в «Молодежной» — сильный ветер, метель, нулевая видимость. А на «Союзе» обстановка становилась угрожающе опасной. 9 марта оттуда пришла тревожная радиограмма:

«Продуктов осталось до двенадцатого, груза на вывоз — вместе с персоналом — 4 тонны. Горючее имеется, но вышли из строя все агрегаты. Начальник базы М. Поляков».

Нам удалось выхватить всех, кто работал на «Союзе» за три рейса. Мы выполнили их в паузах между циклонами, которые шли со скоростью курьерских поездов. Полеты приходилось рассчитывать по минутам. И мы ни разу не ошиблись, хотя сил и нервов эта работа отняла очень много. Когда я вышел из самолета после третьего, завершающего рейса на «Союз», до меня вдруг дошло, что это — мой завершающий полет в 29-й САЭ. Поэтому, едва добравшись в Дом авиатора, снял только верхнюю одежду, вошел в свою комнату и, не раздеваясь дальше, рухнул на кровать. Сон навалился мгновенно, и я провалился в него, как в сладкую пропасть.

Перелетел в «Молодежную» Юрий Скорин со своим экипажем. Вернулись в «Мирный» все санно-гусеничные поезда, для подстраховки которых с воздуха там оставался Валерий Радюк. Он тоже присоединился к нам. В действии оставалась только авиагруппа Ми-8 Володи Воробьева, которая с борта НЭС «Михаил Сомов» работала по обеспечению «Молодежной», «Мирного», «Ленинградской» и самой труднодоступной станции «Русская». Забегая вперед скажу, что они блестяще справились с теми задачами, которые перед ними ставились, хотя летать им пришлось даже в апреле, когда Антарктида становится совсем не пригодной для полетов