Краем глаза - Дин Кунц

Но наткнулся на пожилую женщину, вылезавшую из красного «Понтиака», на антенне которого болтался лисий хвост. Оглядевшись, он убедился, что их никто не видит, и ударил старушку рукояткой пистолета по голове.

Он, пожалуй, и застрелил бы ее, но пистолет был без глушителя. Первый, с глушителем, остался в спальне Целестины, и теперь Младший пользовался другим, позаимствованным у Фрайды Блисс, а шума из него вырвалось бы не меньше, чем из Фрайды — блевотины.

Старушка упала с бумажным шелестом, словно смятый пакет. Младший полагал, что она достаточно долго пролежит без сознания, а придя в себя, не сможет вспомнить ни кто ее ударил, ни на какой машине она приехала. А если и вспомнит, так Младшего к тому времени будет отделять от Юджина не один десяток миль.

Водитель стоящего рядом пикапа не запер дверцы кабины, и Младший уложил бабулю на переднее сиденье. Легкую и неприятно костлявую, словно насекомое-мутант, принявшее человеческий образ. Он порадовался, что не убил ее: душа бабули, ставшая сгустком энергии, могла увеличить число его преследователей. Сумочку бросил на пол и захлопнул дверцу.

Подобрал с асфальта ключи, скользнул за руль «Понтиака» и отправился на поиски аптеки. Более до Спрюс-Хиллз он останавливаться не собирался.

Глава 73

Смерть не увела Уолли с собой, но какое-то время они определенно провели бок о бок.

Войдя в палату интенсивной терапии и увидев лицо Уолли, Целестина жутко напугалась, несмотря на заверения хирурга. Кожа Уолли посерела, щеки ввалились, у нее создалось ощущение, что на дворе восемнадцатое столетие и приложенные к его телу пиявки отсосали слишком много крови.

Он лежал без сознания, под капельницей, с подключенным кардиомонитором. Чуть шипел подаваемый в нос кислород, из отрытого рта доносился слабый присвист дыхания.

Долго-долго она стояла рядом с кроватью, держа его за руку, уверенная, что на каком-то подсознательном уровне ему известно о ее присутствии, пусть он и ничем не выказывает, что знает об этом.

Она могла бы сесть, но со стула не увидела бы его лица.

Наконец его рука чуть напряглась. А через какое-то время, после вздоха, веки дрогнули, открылись глаза.. Поначалу он ничего не понял, нахмурился, глядя на кардио-монитор, стойку с установленной на ней бутылкой, от которой трубка тянулась к его руке. Когда его глаза нашли Целестину, затуманенный взгляд очистился и его улыбка осветила ее сердце ничуть не слабее обручального кольца, которое он надел на ее палец лишь несколькими часами раньше.

Но улыбка тут же сменилась тревогой.

— Ангел?…

— С ней все в порядке. Она цела и невредима.

Прибыла величественная медсестра: датчик на ее столе сообщил, что пациент пришел в сознание. Она измерила Уолли температуру, положила два кусочка льда в пересохший рот. Уходя, многозначительно посмотрела на Целестину и постучала пальцем по циферблату часов.

Как только они остались одни, Целестина наклонилась к Уолли.

— Меня предупредили, что я могу проводить с тобой не больше десяти минут, после того, как ты придешь в сознание, и не очень часто.

Он кивнул:

— Устал.

— Врачи говорят, что ты полностью поправишься. Он опять улыбнулся:

— Должен успеть к назначенному дню свадьбы. Целестина наклонилась ниже, поцеловала щеку, лоб, правый глаз, левый, потрескавшиеся губы.

— Я так тебя люблю. Если бы ты не мог быть со мной, я бы тоже предпочла умереть.

— Никогда не говори про смерть, — приказал Уолли. Целестина протерла глаза бумажной салфеткой.

— Хорошо. Не буду.

— Это был… отец Ангел?

Ее удивила его интуиция. Три года тому назад, только переехав в Пасифик-Хейтс, она поделилась с ним своими страхами, но за последние два с половиной года ни разу не касалась этой темы.

Целестина покачала головой:

— Нет. Не ее отец. Ее отец — ты. А он всего лишь сукин сын, который изнасиловал Фими.

— Они его взяли?

— Я чуть не застрелила подонка. Из его же пистолета. Уолли вопросительно изогнул бровь.

— И я ударила его стулом, без синяков он не ушел.

— Bay.

— Ты не знал, что собрался жениться на амазонке?

— Разумеется, знал.

— Он убрался за минуту до того, как прибыла полиция. И они думают, что он — маньяк, который в своем безумии может вновь попытаться напасть на меня и Ангел, если они не смогут быстро его найти.

— Я с ними согласен, — в голосе Уолли слышалась озабоченность.

— Они не хотят, чтобы я возвращалась в квартиру.

— Послушайся их.

— И они волнуются из-за того, что я нахожусь в больнице Святой Марии, потому что он может попытаться добраться до меня здесь.

— Со мной все будет в порядке. Здесь у меня много друзей.

— Я готова спорить, что завтра тебя переведут из палаты интенсивной терапии. У тебя будет телефон, и я тебе позвоню. И приду, как только смогу.

Он нашел в себе силы пожать ей руку.

— Будь осторожна. И береги Ангел. Целестина снова поцеловала его.

— Две недели, — напомнила она. Он печально улыбнулся:

— К свадьбе я, возможно, и буду готов, но не к медовому месяцу.

— Медовый месяц у нас продлится до конца жизни.

Глава 74

К дому преподобного Уайта Пол Дамаск добрался в пятницу, 12 января, уже под вечер, как обычно, пешком.

Холодный ветер завывал, словно голодный зверь, кружась и кружась внутри бронзового колокола церкви, стряхивал засохшие иголки с елей, дул Полу в лицо, так и норовя сбить с пути. За много миль до Спрюс-Хиллз, между городами Брукинг и Пистол-Ривер, Пол дал себе слово никогда больше в это время года не заходить так далеко на север, пусть все путеводители и утверждали, что на побережье Орегона зимой температура воздуха остается достаточно высокой.

Грейс и Гаррисон Уайт радушно встретили путника, пусть видели его впервые в жизни и прибыл он без приглашения. На пороге, возвысив голос, чтобы перекричать вой ветра, он выпалил цель своего визита, словно боялся, что иначе они захлопнут дверь перед его носом: «Я пришел сюда из Брайт-Бич, штат Калифорния, чтобы рассказать вам об удивительной женщине, чья жизнь будет эхом отражаться в бесчисленных жизнях других и после того, как покинет она этот мир. Ее муж умер в ночь рождения их сына, но успел назвать сына Бартоломью, потому что ваша проповедь «Этот знаменательный день» произвела на него неизгладимое впечатление. Теперь мальчик ослеп, и я надеюсь, что вы сможете и захотите хоть как-то утешить его мать».

Уайты, конечно же, не отпрянули от него, приняв за сумасшедшего, не захлопнули перед ним дверь. Наоборот, пригласили в дом, потом к обеденному столу, а позже предложили провести ночь в комнате для гостей.