Мир красного солнца - Клиффорд Саймак

Интересно, как выглядела бы пепельница-слон в другом измерении? Конечно, она уже не будет пепельницей, а радиоприемник не будет радиоприемником. Вполне возможно, что там вообще нет ни пепельниц, ни радиоприемников, ни слонов.

А как, кстати, будет выглядеть он сам, после того как в конце концов плавно утечет в неизвестность? Ведь он тоже материален и в этом смысле мало отличается от пепельницы или радиоприемника. Сохранит ли он свою индивидуальность? Останется ли личностью? Или вторгшееся в этот мир чуждое измерение превратит человека в какую-нибудь вещь?

На все эти вопросы ответ был один: «Не знаю».

Пустота наступала, проедая себе путь по комнате, подкрадывалась к нему. А он ждал ее, сидя в кресле под лампой.

Комната — точнее, то, что от нее осталось, — погружалась в наводящую ужас тишину.

Господин Чэмберс вздрогнул. Часы остановились. Забавно… впервые за двадцать лет…

Он вскочил с кресла, но тут же опустился в него снова.

Часы не остановились.

Их не стало.

Господин Чэмберс ощутил покалывание в ногах…

ИНСТРУМЕНТЫ

Венера сломила многих. Теперь она принялась за Харви Буна, и хуже всего было то, что Бун знал это, но поделать ничего не мог.

Впрочем, виновата тут была не только Венера. Немало поработал и Арчи — штуковина в говорящей банке. Пожалуй, не правильно называть Арчи просто штуковиной. Арчи следовало бы называть «оно» или «они». Несмотря на то что люди разговаривали с ним и изучали его почти сотню лет, в действительности никто толком ничего не знал о нем.

Харви Бун работал на Венере официальным наблюдателем от Института Солнца. Отчеты, которые он регулярно отправлял на Землю с ракетами, нагруженными радием, пополняли и без того огромный банк данных об Арчи. Данных, которые практически ни о чем не говорили.

Венера и сама по себе достаточно плоха. Люди гибнут от малейшей трещины на скафандре или неполадок радиевого щита. Но эта планета умеет убивать и иначе. У нее были способы получше, а точнее говоря, похуже.

На любой чужой планете трудно жить и оставаться в своем уме. Да и слово «чужой» мало что объясняет, пока человек не столкнется с этим лицом к лицу и не получит между глаз.

Венера — чужая вдвойне. Некоторым постоянно кажется, будто кто-то следит за ними, следит все время и ждет, только вот непонятно чего.

На Венере все время что-то крадется за тобой, оставаясь на самой границе тени. Тебя не покидает чувство, что ты здесь чужой, не к месту, незваный гость. Что-то постоянно давит на психику, и нередко люди начинают сами искать смерти или, еще того хуже, превращаются в живых мертвецов.

Харви Бун сидел, съежившись в кресле, в углу лаборатории и то и дело прикладывался к бутылке с виски, пока Арчи хихикал над ним.

— Что-то с нервишками? — осведомился он, — Совсем расшатались?

Бун запрокинул бутылку, рука его дрожала. Даже глотая виски, он не сводил горящих ненавистью глаз с банки из свинцового стекла.

Бун знал, что Арчи говорит правду. Даже в его затуманенный алкоголем мозг могла не проникнуть очевидная мысль — он сходит с ума. Он видел, что Джонни Гаррисон, начальник станции, наблюдает за ним. И доктор Стил. Док был психологом, а уж если он начинал следить за кем-то, это означало, что тому пора было браться за ум. Ведь слово доктора — закон, по крайней мере должно быть законом.

Раздался стук в дверь, и в комнату уверенной походкой вошел доктор Стил.

— Доброе утро, Бун, — сказал он. — Привет, Арчи.

Арчи откликнулся механическим, безжизненным голосом.

— Налей себе выпить, — предложил Бун.

Док отрицательно покачал головой, достал из кармана сигару, взял нож и аккуратно разрезал ее пополам. Одну половинку он положил назад в карман, а вторую сунул в рот.

— Ты что, никогда не закуриваешь? — раздраженно спросил Бун.

— Нет, — весело ответил док, — предпочитаю так. Как дела, Арчи? — продолжал он.

— Вечно ты задаешь мне этот вопрос, док. — Несмотря на механическое жужжание, в голосе Арчи слышались ворчливые нотки. — Что может со мной случиться? Я всегда в полном порядке.

— Почему-то я все время забываю, что ты особенный, — рассмеялся док. — Хотел бы я, чтобы и люди были такими же. Парни, как я, им были бы вообще не нужны.

— Молодец, что зашел, — проскрипел Арчи, — с тобой всегда приятно поболтать. С тобой у меня никогда не возникает ощущения, что ты что-то вынюхиваешь.

— Он говорит это нарочно, чтобы разозлить меня, — огрызнулся Бун.

— Не беспокойся, я ему не позволю, — успокоил док Буна. — Думаю, через сотню лет это действительно может поднадоесть, — снова обратился он к Арчи, — Только все это мартышкин труд. Похоже, так до сих пор никто ничего о тебе и не выяснил. Может, просто слишком глубоко копали, — проговорил он, и его сигара переместилась из одного угла рта в другой.

— Что ж, возможно, ты прав, — отозвался Арчи, — Ты напоминаешь мне Мастерсона — уж очень отличаешься от всех этих типов, которые сейчас меня изучают.

— Что, не любишь их? — Док подмигнул Буну, и тот сердито сверкнул на него глазами.

— А за что их любить? — спросил Арчи. — Я для них диковинный уродец, научный объект, над которым им велели ставить опыты. А Мастерсон, как и ты, относился ко мне словно к своему приятелю.

— Конечно, черт возьми, а как же иначе? — удивился док.

— Остальные лишь жалеют меня.

— От меня тебе жалости не дождаться, — сказал док. — Иногда я ловлю себя на мысли, что хочу стать тобой. Мне пришлась бы по душе твоя философия.

— Человеческой расе моей философии не понять, — возразил Арчи. — Сомневаюсь, что я смог бы ее объяснить, ведь у вас в языке и слов-то таких нет. Мне тоже нелегко далась земная философия. Я освоил историю, экономику, политологию, слежу за текущими событиями, но иногда, и даже очень часто, никак не могу понять, в чем же суть. «Какая чушь!» — думаю я и тут же начинаю убеждать себя, что, наверное, чего-то не понял. Или упустил что-то: нестандартный поворот мысли либо же один из основополагающих факторов.

— Вряд ли ты что-то упустил, Арчи, — успокоил его док. — Многое из того, что мы делаем, действительно глупо. Даже по нашим стандартам. Чего нам не хватает — так это благоразумия.

Док поднял глаза на большой, написанный маслом портрет, висевший на стене над столом Буна, — про самого Буна он почти забыл. С портрета ему улыбались добрые серые глаза, лоб был покрыт морщинами, волнистые седые волосы выглядели как серебряная корона.

— Побольше бы таких ученых, — сказал док. — Как нам не хватает людей, способных заглянуть в будущее.