Власть и наука - Валерий Сойфер

"На этом можно и кончить анализ вопроса о том, есть ли внутривидовая конкуренция среди растений кок-сагыза... Для целей сельскохозяйственной практики вопрос ясен" (15).

Такая "логика" напоминала конфуз с опровержением законов Менделя. Очевидно, что тот случай ничему не научил "колхозного академика", схожими арифметическими подтасовками он теперь обосновывал ошибочность центрального положения дарвинизма.

С -5го января 1946 года газета "Социалистическое земледелие" начала из номера в номер печатать статью "продолжателя" дела Дарвина, как Лысенко сам себя аттестовал, под тем же названием "Естественный отбор и внутривидовая конкуренция" (16). Тогда академик ВАСХНИЛ П.М.Жуковский опубликовал в журнале "Селекция и семеноводство" свои критические заметки, названные "Дарвинизм в кривом зеркале" (17). В ответ Лысенко применил двоякую тактику. Чтобы создать впечатление всеобщей поддержки его "новой теории", он принялся переиздавать свою статью снова и снова в разных изданиях (18). Этим создавалась видимость исключительной важности "новой теории". Раз перепечатывают одну и ту же статью, значит, есть что-то выдающееся в ней. С другой стороны, чтобы преподать урок всем последующим критикам, был нанесен удар по первому критику -- Жуковскому. 28 июня 1948 года в "Правде" был напечатан ответ Лысенко -- грубый и по названию и по содержанию: "Не в свои сани не садись" (19). Критик был представлен в таком виде:

"Автор рецензии весьма обстоятельно показал свое незнание теории дарвинизма и большую способность к извращению смысла приводимых им цитат других авторов. Этим только и интересна указанная рецензия...

...В своей статье я отрицаю внутривидовую борьбу и признаю межвидовую. Жуковский ничего этого не понял по причине непонимания элементарных основ теории дарвинизма, но все же решил возражать как угодно и чем угодно..." (20).

Лысенко несомненно надеялся, что после публикации в "Правде", все критики могут думать втайне всё, что им заблагорассудится, но уже не будут открыто спорить с ним. Раз "Правда" его поддержала, то и правда на его стороне.

Смена отношения к Лысенко у некоторых высших руководителей страны

Война 1941-1945 годов разрушила сельское хозяйство на территории европейской части СССР, а неэффективная система коллективизированного сельского сектора советской экономики не могла справиться с все возраставшими трудностями. К тому же малоурожайным оказался 1946 год, а в 1947 году страну потряс чудовищный неурожай сразу во всех земледельческих зонах -- и в европейской части, и в Сибири, и в Казахстане. "На Украине в 1946 году был страшный голод, имелись случаи людоедства", -- признал в 1957 году Хрущев на пленуме ЦК партии (20а).

В этих условиях от Лысенко, ставшего единовластным хозяином в биологии и агрономии в СССР, требовалось обеспечить претворение в жизнь таких научных разработок, которые бы дали возможность хоть как-то облегчить тяжелую ситуацию, а он вместо этого выдавал легковесные рекомендации, причем не столь масштабные, как раньше, и даже не-специалистам казавшиеся примитивными. Например, выступая в 1946 году на открытом партийном собрании ВАСХНИЛ, он предложил для борьбы с пыреем в сибирских степях дисковать осенью поле ("Но это нужно делать только поздней осенью, сделай это раньше и пырей не будет ликвидирован" /21/). Впервые на этом собрании он заговорил о роковой для него идее, которую в будущем особенно успешно используют против него же критики, о том, что все питательные вещества, потребляемые растениями, сначала перерабатываются почвенными микробами.

"В почве растения... питаются продуктами жизнедеятельности микробов. Все удобрения, которые мы вносим в почву, даже в усвояемой форме, все равно прежде поглощаются микрофлорой, и уже продукты жизнедеятельности микрофлоры питают наши сельскохозяйственные растения" /22/.

Несомненно, что и в среде высшего руководства страны, а не только среди ученых, были люди, которые с настороженностью относились к предложениям Лысенко, сменявшим друг друга, но не приносившим реальной пользы. Сейчас можно говорить с уверенностью, что недолюбливал Президента ВАСХНИЛ секретарь ЦК партии по идеологии Андрей Александрович Жданов, резко отрицательно относился к деятельности Лысенко руководитель Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Георгий Федорович Александров4. Серьезные шаги по исправлению сложившегося в советской биологии зажима генетики, начиная с 1943 года, пытался осуществить заведующий Отделом науки Управления пропаганды и агитации Центрального Комитета партии Сергей Георгиевич Суворов.

Была еще одна причина роста недоверия к Лысенко. Перед войной средства массовой информации постоянно восславляли не только самого Трофима Денисовича, но и его семью -- отца, братьев. Многие помнили письмо его родителей Сталину, опубликованное в "Правде" после награждения их сына Трофима в 1935 году первым орденом Ленина. В письме родители благодарили Сталина за то, что "жить стало лучше, жить стало веселей", за ту замечательную судьбу, которой одарила советская власть не одного Трофима, но и его братьев и сестер и самих родителей. Были в письме такие строки:

"Закончив институты, младшие работают сейчас инженерами: один -- на Уральской шахте, другой -- в Харьковском научном институте, а старший сын -- академик. Есть ли еще такая страна в мире, где сын бедного крестьянина стал бы академиком? Нет! ..." (24).

Перед самой войной один из номеров журнала "СССР на стройке" (затем называвшегося "Советский Союз") был практически целиком посвящен прославлению семьи Лысенко -- страницы журнала были заполнены фотографиями её членов (25). Рассказано было и о младшем брате Трофима, также ученом, металлурге по специальности. Жил он в Харькове, был заносчив и хвастлив, и многие знали, что с теми, кто был ему не симпатичен, он расправлялся самым простым способом -- писал на них "куда надо" доносы, после чего люди исчезали (26).

Этот братец и подложил Трофиму свинью. Когда фашистские войска подошли к Харькову, он не стал эвакуироваться, скрылся и вынырнул только после того, как фашисты захватили город, открыто перейдя на службу к ним. Брата великого Лысенко -- любимца Сталина и президента ВАСХНИЛ -- оккупанты приняли с почестями. Он был назначен бургомистром Харькова (27). Город несколько раз переходил из рук в руки, и каждый раз фашисты увозили с собой младшего Лысенко, а затем, возвращаясь, водворяли бургомистра на прежнее место. После войны он так и исчез из России, оказался в США (28).

По теперешним законам брат за брата не ответчик. Сегодня -- и по-человечески, и формально -- Лысенко мог бы не беспокоиться о возможности наказания за действия своего родственника. Но в сталинские времена был даже юридический термин "член семьи врага народа". Таких людей сажали и ссылали наравне с осужденными5. Поэтому можно представить то щекотливое положение, в какое поставил Президента ВАСХНИЛ его брат.

В конце 1944 года ведущую роль в попытках показать руководству страны, что позиции Лысенко вошли в противоречие с мировой наукой, что авторитет Советского Союза страдает на мировой арене из-за распространения сведений о том, что партийные лидеры страны безоговорочно поддерживают Лысенко и плохо относятся к генетикам, стал играть профессор Тимирязевской сельскохозяйственной Академии А.Р.Жебрак.

Антон Романович Жебрак (1901 года рождения) не был рядовым исследователем. Коммунист с 1918 года, участник Гражданской войны он окончил не только Тимирязевскую сельскохозяйственную академию в 1925 году, но и Институт красной профессуры в 1929 году. Он заинтересовался генетикой и был командирован для более углубленной специализации в США, где работал в Колумбийском университете в лаборатории профессора Лесли Данна (в СССР его фамилию писали Дэнн), соавтора самого известного послевоенного учебника по генетике Синнота и Дэнна, и в Калифорнийском технологическом институте у основателя хромосомной теории наследственности Томаса Моргана (в 1930-1931 годах). Возвратившись на родину, Антон Романович стал профессором кафедры генетики и селекции Академии социалистического земледелия (1931-1936 г. г.), а с 1934 года, оставаясь профессором этой Академии, возглавил аналогичную кафедру в Тимирязевской академии. Спокойный и рассудительный человек, не блиставший талантами оратора, да и вообще немногословный, он брал не жестикуляцией и артикуляцией, а солидностью и основательностью. От всей его фигуры -- коренастого крепыша чуть ниже среднего роста, круглоголового, с пышной шевелюрой -- веяло силой и трезвым умом. Родился он в Белоруссии, не был так ярок и блистателен, как Серебровский, не лез в теоретики, как Дубинин, был и попроще и одновременно -- особенно в глазах партийных боссов -- поосновательнее, чем все эти видные фигуры в стане генетиков. И работал он не с дрозофилой, а с пшеницей, успехи его в этом плане были заметными. Он поддерживал генетиков и в 1936 году, и в 1939-м, может быть, не так напористо, как кое-кто из его коллег, но принципиально и твердо. Недаром Пре Выступления Жебрака в стане генетиков не мешали неторопливому Антону Романовичу идти вверх: в 1940 году его избрали академиком Белорусской АН. В марте 1945 года он был послан в Софию в качестве представителя Белоруссии на Всеславянском Соборе, в мае он побывал в Сан-Франциско и среди других учредителей Организации Объединенных Наций поставил свою подпись под уставом ООН и декларацией о начале ее деятельности. Таким образом, вес неодобрительного высказывания Жебрака в адрес Лысенко был достаточно большим.