Великие зодчие Санкт-Петербурга. Трезини. Растрелли. Росси - Юрий Максимилианович Овсянников

семье, звучали обидные критические голоса, когда возникла реальная угроза смещения его с престола. А. Михайловский-Данилевский, флигель-адъютант царя, позже запишет в дневнике: «Император не посетил ни одного классического места войны 1812 года: Бородина, Тарутина, Малого Ярославца и других, хотя из Вены ездил на Ваграмские и Аспернские поля, а из Брюсселя — в Ватерлоо. Достойно примечания, что государь не любит воспоминать об Отечественной войне и говорить о ней».

Идут годы. Александр время от времени просматривает перечень портретируемых и вносит исправления. Внимательно изучает и выправляет список всесильный Аракчеев. Уже в середине столетия военный историк А. Висковатов перечислит 79 фамилий, чьи портреты не включены в перечень, но имеют неоспоримое право быть выставлены в галерее. Доу, не торопясь, пишет портреты героев, уделяя основное время изображениям членов императорской семьи и высших сановников. Место будущей галереи еще не определено. Никто об этом не думает, никто не спешит.

И вдруг через месяц-полтора после смерти старшего брата новый император решает срочно открыть галерею. Заметим, что сам Николай в войне не участвовал. Ему — юному великому князю — разрешено было прибыть в действующую армию, когда русские войска уже приближались к Парижу. Но он опоздал и приехал, когда столица Франции была взята. Для Николая Павловича будущая галерея не просто память о великой войне, а важное государственное действо. Она должна стать символом могущества императорской власти и верности русского народа царю. Этот истинный смысл решений Николая раскроет Фаддей Булгарин в год празднования двадцатипятилетия изгнания французов из России. «Земные спасители России суть: император Александр Благословенный и верный ему народ русский (курсив мой. — Ю. О.). Кутузов и Барклай-де-Толли велики величием царя и русского народа; они первые сыны России, знаменитые полководцы, но не спасители России! Россия спасла сама себя упованием на Бога, верностью и доверенностью к своему царю…»

Итак, Росси обязан подготовить помещение для будущей галереи. Для этого предстоит перестроить рядом с Большой дворцовой церковью несколько маленьких кабинетов между Белым залом и Большим тронным (будущим Георгиевским). И в этом случае символически сближаются самодержавие и православие.

Работа над проектом Военной галереи совпала с утомительными днями похорон Александра I. Гроб привезен в Петербург 6 марта. Хоронят по церемониалу, установленному еще Петром I и заимствованному им в Германии. За гробом шествуют в широких черных плащах и в черных шляпах с большими полями новый император, члены императорской семьи, иностранные послы, сановники, чиновники министерств и ведомств. Карл Росси участвует в этой процессии. 13 марта новая траурная процессия отправляется из Казанского собора в Петропавловскую крепость. Сильная вьюга мешает движению. Придерживая шляпы и треуголки, шествие медленно продвигается по Невскому, по новой Садовой улице, проложенной недавно Росси, через Царицын луг и Неву. Наконец, в два часа пополудни пушечный салют извещает, что все кончено. Но семь дней, которые отданы прощанию с покойным, потребовали от архитектора немалого напряжения. Ведь он отвечал за все траурное убранство колесниц, зала во дворце и соборов.

Не успели утихнуть пересуды, рожденные смертью и похоронами Александра I, как 4 мая в Белёве, по дороге из Таганрога в Петербург, умерла болезненная императрица Елизавета Алексеевна — вдова почившего монарха. И на плечи зодчего свалились новые печальные хлопоты. Императрицу похоронили рядом с мужем 21 июня. И только через четыре месяца последует высочайшее повеление: «За труды в Печальной Комиссии, учрежденной по случаю кончины блаженныя памяти государя императора Александра I и императрицы Елизаветы Алексеевны всемилостивейше наградить коллежского советника, архитектора господина Росси подарком в 2000 рублей».

Вынужденных отвлечений зодчего новый император признавать не желает. Проект Военной галереи нужен как можно быстрей. Наконец чертежи готовы и представлены на высочайшее рассмотрение. Они сохранились до наших дней с резолюцией: «Высочайше утверждено 12 маия 1826 года. Князь Александр Голицын». Тот самый Голицын, министр духовных дел и народного просвещения, который пользовался полным доверием Александра и не утратил его у Николая.

В северо-восточной части дворца, той, что смотрит на Малый Эрмитаж, выбрали анфиладу из шести комнат. Сломали меж ними стены, заложили окна вдоль одной стороны, и получился не очень широкий зал длиной свыше пятидесяти метров. Чтобы скрыть такую протяженность, архитектор разделил его двумя парами небольших портиков с колоннами коринфского ордера. А между портиками перекинул мощные арки. Членение зала подчеркивают и три застекленных фонаря, пропускающих рассеянный дневной свет, и три люстры в виде гигантских лавровых венков.

Цилиндрический свод потолка Росси отделил от стен резко выступающим карнизом. Он как бы уменьшает высоту зала, делает его соразмерным человеку и подчеркивает особую значимость стен, на которых будут развешаны в пять рядов портреты одинаковой величины.

Доступ в галерею откроют три двери. Две из них ведут в Белый зал (теперь Гербовый) и в Большой Тронный (теперь Георгиевский). Третья дверь в южной торцовой стене. Прямо против нее должен висеть портрет Александра I. Слева от него — портрет австрийского императора Франца I. Справа — прусского короля Фридриха-Вильгельма III. Такие же большие портреты Кутузова и Барклая-де-Толли будут расположены по обеим сторонам двери, открытой в Тронный зал. На противоположной стене — портреты Константина Павловича и английского полководца герцога Веллингтона — победителя в битве при Ватерлоо. Желтый искусственный мрамор колонн, теплый красный свет фона, золото строгих рам и нарядных светильников создадут атмосферу величавой торжественности. Зодчий как бы подчеркивает особую историческую значимость созданного им памятника…

Пока ломают стены между старыми кабинетами и готовят помещение для будущей галереи, архитектор рисует чертежи и планы переделок в прилегающих помещениях. Все время Карл Росси живет в каком-то невероятном темпе: надо внимательно наблюдать за строительством зданий Главного штаба и Министерства иностранных дел; надо следить за работами в галерее: надо готовить рисунки переделок в других помещениях; надо перестраивать по велению императора Грот, что в Летнем саду, в Кофейный домик; надо продумать траурное убранство к похоронам Елизаветы Алексеевны… Нельзя отказать министру двора князю П. Волконскому, который просил сделать проект библиотеки для его имения в Суханове под Москвой. Надо… Надо… Надо… И всё следует исполнить в срок, надежно и… не слишком дорого. Вот почему для каждого строения зодчий составляет точные сметы, а потом сам заключает подряды, проверяет подаваемые счета и ведет строгий учет. Честность его, наверное, скоро войдет в поговорку. Он единственный, кому государственные казначеи выдают без всякого страха любые суммы. Знают, что если даже рубль останется, то и его Росси сдаст обратно. Ему доверяют, и никому в голову не придет наслать дотошную ревизию, как поступили, например, с Огюстом Монферраном. Впрочем, такая метода расчета, такой напряженный темп доставляют зодчему особое удовлетворение. Темп будоражит, подгоняет, рождает неповторимое чувство творческого нетерпения, которое сулит обычно удачу…

11 июня император утверждает проект перестройки зала перед галереей. Ровно через месяц он подпишет жестокий приговор декабристам…

За неделю до страшного события, когда вся Россия «исполнилась ужаса и