Воспоминания - Сергей Юльевич Витте
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затем, московский генерал-губернатор Великий Князь Сергей Александрович начал, конечно, поддерживать свою полицию. И если бы собственно московским генерал-губернатором был не Великий Князь, а кто-нибудь другой, то, разумеется, первым ответственным лицом за Ходынскую катастрофу был бы московский генерал-губернатор, а затем и министр двора граф Воронцов-Дашков.
Граф Воронцов-Дашков был министром двора еще при покойном Императоре Александре III и, по своему положению, имел в глазах молодого Императора особый авторитет; он также защищал всех своих чинов, утверждая, что они здесь не при чем, что вся вина лежит на московском управлении и, прежде всего, на генерал-губернаторе.
Так вот на этой почве разногласия и пошла, как говорится, писать губерния. На верху высшие сановники начали делиться на партии; одна партия – за графа Воронцова-Дашкова, за министра двора, который, как известно, пользовался особым благоволением матери Императора, вдовствующей Императрицы Марии Феодоровны, которая в то время имела еще очень большое влияние на Государя. Поэтому одна партия утверждала, что здесь министерство двора ни при чем, что виновата исключительно в катастрофе московская полиция, а другие почли более для себя выгодным пристать к партии Великого Князя Сергея Александровича и потому утверждали, что Великий Князь и его полиция тут ни причем, а вся вина падает исключительно на чины министерства двора.
В то время, впрочем, многие сановники находились в недоумении, на какую сторону стать: на сторону ли московского генерал-губернатора, или на сторону министра двора, так как они еще себе не отдали ясного отчета, кто будет иметь более влияния на Императора: вдовствующая ли Императрица-мать или Великий Князь Сергей Александрович, женатый на сестре молодой Императрицы.
В конце концов расследование было поручено министру юстиции того времени Николаю Валериановичу Муравьеву. Этот министр юстиции сделал расследование, которое составляет отдельный маленький том, ныне секретный, имеющийся, между прочим, и в моем архиве. Муравьев всю эту историю, всю катастрофу, как она произошла, описывает с полной точностью. Но вот насчет виновности – он эти вопросы обходит, или же его объяснения являются крайне субъективными, так как сам Н.В. Муравьев сделался министром юстиции по протекции Великого Князя Сергея Александровича; ранее он был прокурором московской судебной палаты и близким человеком к Сергею Александровичу.
Назначение Н.В. Муравьева производить расследование понималось в Москве, как преобладающее влияние Великого Князя Сергея Александровича. Но влияние это, по-видимому, продолжалось недолго, потому что явилось другое влияние – преобладающее – влияние министра двора; влияние это понималось, как влияние Императрицы Марии Феодоровны. В виду этого, было поручено произвести новое расследование бывшему министру юстиции, весьма почтенному и достойнейшему человеку, который был на коронации обер-церемониймейстером (Назначенным специально для коронации.), а именно – графу Палену.
Расследования графа Палена я не читал; его заключения мне официально неизвестны, но я несколько раз слышал от графа, что он нашел, что была виновата, главным образом, московская полиция и вообще управление Москвою, а не министр двора, т. е. иначе говоря, граф Пален винил московского генерал-губернатора.
Причем, когда он еще был в Москве и следствие еще не кончилось, немедленно после катастрофы граф Пален имел неосторожность сказать во дворце, что вся беда заключается в том, что Великим Князьям поручаются ответственные должности и что там, где Великие Князья занимают ответственную должность, всегда происходит или какая-нибудь беда или крайний беспорядок. Вследствие этого, против графа Палена пошли все Великие Князья.
Мне известно, что граф Пален представил по поводу своего расследования подробный доклад Государю, и мне известно, что на этом докладе Государь написал резолюцию (хотя мне эту резолюцию передавал граф Пален, но я ее не помню). Мне известно, что доклад этот с резолюцией Государя, которая графа Палена опечалила, находится у него в архиве, в его деревне около Митавы.
* Его Величество соизволил написать самую лестную резолюцию на доклад графа Палена, но через нисколько дней приехал из Москвы Великий Князь Сергей Александрович и дело было совершенно перерешено. *
В конце концов, во всей этой истории, при которой погибло и пострадало около двух тысяч русских людей, оказался виновен один только человек, а именно обер-полицеймейстер Власовский, который и был уволен со службы.
Таким образом, все это дело было заглушено, но, конечно, оно надолго останется в летописях русской истории.
После этого граф Пален некоторое время был как будто бы в тени, но Государь к нему не изменил своего настроения и потом, через некоторое время, начал к нему относиться так же благоволительно, как он относился к нему прежде, как относится и теперь.
Но никогда с тех пор графу Палену никакого деятельного поручения даваемо не было, впрочем, это можно объяснить и тем, что граф Пален – человек весьма пожилых лет.
Что касается Н.В. Муравьева, то он сделал очень счастливую для себя карьеру, благодаря все той же протекции Великого Князя Сергея Александровича, о чем я, вероятно, буду иметь случай говорить впоследствии.
В день Ходынской катастрофы, 18 мая, по церемониалу был назначен бал у французского посла графа (впоследствии маркиза) Монтебелло; французский посол по жене был весьма богатый человек, как по этой причине, так и по своим личным качествам, а в особенности по качествам своей жены, он был очень любим в высшем обществе.
Бал должен был быть весьма роскошным и, конечно, на балу должен был присутствовать Государь Император с Императрицею. В течение дня мы не знали, будет ли отменен, по случаю происшедшей катастрофы, этот бал или нет, оказалось, что бал не отменен. Тогда предполагали, что хотя бал будет, но, вероятно, Их Величества не приедут.
В назначенный час я приехал на этот бал, а вместе со мною приехал Дмитрий Сергеевич Сипягин, главноуправляющий комиссией прошений, будущий министр внутренних дел и Великий Князь Сергей Александрович, московский генерал-губернатор. Как только мы встретились, естественно заговорили об этой катастрофе, причем Великий Князь нам сказал, что многие советовали Государю просить посла отменить этот бал и во всяком случае не приезжать на этот бал, но что Государь с этим мнением совершенно несогласен, по его мнению, эта катастрофа есть величайшее несчастье, но несчастье, которое не должно омрачать праздник коронации; ходынскую катастрофу надлежит в этом смысле игнорировать.
При этих словах мне естественно пришла в голову аналогия между этим рассуждением и рассуждением, которое я слышал утром от великого государственного человека в Китае – Ли-Хун-Чана.
Через некоторое время приехал Государь и Императрица; открылся бал, причем
