Воспоминания - Сергей Юльевич Витте

которые охраняют жизнь и здоровье человека от стороннего покушения; в Китае же телохранителями называются те лица, которые занимаются буквально только телом того лица, которое они охраняют; поэтому они постоянно находятся около него: утром они делают ему туалет, вечером раздевают, в течение дня делают ему массаж, трут различными благовонными мазями, одним словом, исключительно занимаются его телом. И многие из таких занятий Ли-Хун-Чан предоставлял делать своим телохранителям даже в моем присутствии.

Однажды, когда я был у Ли-Хун-Чана, вдруг доложили, что приехал с визитом Эмир Бухарский. Ли-Хун-Чан сейчас же привел себя в полный порядок, сел важно на кресло и, когда Эмир Бухарский со всею свитою вошел в гостинную, в которой он сидел, то Ли-Хун-Чан встал, сделал к нему несколько шагов и с ним поздоровался.

Так как я обоих хорошо знал, то не удалился, а сидел вместе с ними. Эмир Бухарский был видимо шокирован важностью Ли-Хун-Чана, а поэтому первым делом дал ему понять, что он представляет собою царственную особу и отдает визит самому Ли-Хун-Чану только из уважения к его владыке-богдыхану; он все время расспрашивал Ли-Хун-Чана о здоровье богдыхана, о здоровье его матери и совсем не интересовался здоровьем и вообще личностью самого Ли-Хун-Чана, что для китайцев, при их церемониях, конечно, являлось крайне обидным.

С своей стороны Ли-Хун-Чан все время допрашивал Эмира Бухарского о том, какой он религии, объясняя ему, что вот китайцы держатся религиозных начал, установленных еще Конфуцием, и все пытался узнать, какой же религии держится сам Эмир Бухарский и его подданные.

Эмир Бухарский объяснял Ли-Хун-Чану, что он мусульманин и держится начал религии, установленной Магометом, объяснял сущность этой религии.

После этих объяснений Эмир Бухарский встал и Ли-Хун-Чан, по собственной ли инициативе, или ему было подсказано, пошел провожать Эмира Бухарского до самой коляски, в которой тот приехал, причем Ли-Хун-Чан шел уже, показывая вид довольно униженный сравнительно с особой Эмира Бухарского.

Я подумал: вот как на него подействовал Эмир Бухарский своим указанием на то, что он, Эмир Бухарский, Царственная Особа.

Затем, когда Эмир Бухарский сел в экипаж и экипаж должен был уже тронуться, то Ли-Хун-Чан вдруг что-то закричал. Экипаж остановился. Русский офицер, ехавший в экипаже с Эмиром Бухарским в качестве переводчика, спросил: «Что вам угодно?»

Ли-Хун-Чан говорит:

– Передайте, пожалуйста, Эмиру, я ему забыл это сказать, теперь я припомнил, что этот самый Магомет, который основал его религию, он ведь также был в Китае и там он оказался каторжником, его из Китая выгнали и вот, вероятно, он попал к ним и там основал их религию.

Это было так неожиданно, что по-видимому Эмир Бухарский был озадачен такой выходкой, для меня же стало ясно, что это была месть Ли-Хун-Чана по отношение Эмира Бухарского за его царственную важность.

Затем, Ли-Хун-Чан, очень довольный, вернулся к себе в гостинную; так как было уже поздно, я оставил Ли-Хун-Чана и отправился к себе домой.

Если обратиться к официальным сообщениям газет того времени, то можно видеть, что о приезде всех царственных особ, особ высокопоставленных и их уполномоченных, о приеме и прощании с ними Государя, когда они после коронации оставили Россию, – обо всем этом были сообщения в «Правительственном Вестнике». Вообще о всяком шаге этих высокопоставленных лиц и Его Величества в то время были правительственные сообщения. Менее всего было сведений о Ли-Хун-Чане; ни одного слова не было о его приеме в Петербурге, так же, как и о его приеме в Москве, ни о его приеме после коронации, когда Ли-Хун-Чан приехал уже из Москвы.

Ни одного слова не было проронено об этом секретном, чрезвычайно важном соглашении, которое тогда было заключено Россией с Китаем.

Нечто, только часть этого соглашения, могло сделаться известным Европе и то только в том смысле, что Китай дал концессию Русско-китайскому банку на сооружение Восточно-китайской железной дороги, служащей продолжением великого Сибирского пути; это неизбежно должно было сделаться известным, потому что во исполнение договора, заключенного в Москве, русские уполномоченные и уполномоченный со стороны Китая должны были составить концессии на сооружение восточно-китайской дороги. Все указания по этому предмету, т. е. в каком смысле должна быть составлена концессия, чего мы в этой концессии должны добиваться – были мною даны моему товарищу по министерству финансов Петру Михайловичу Романову, в высокой степени почтенному и знающему государственному деятелю, который несколько месяцев тому назад умер в Царском Селе, уже будучи членом государственного совета и председателем бюджетной комиссии государственного совета (по выбору). А со стороны Китая для составления проекта концессии был уполномочен китайский посол в Петербурге, который вместе с тем был и послом в Берлине; часть года – обыкновенно всю зиму и весну он проживал в Петербурге, а лето и осень – в Берлине. И вот, так как пришлось составлять и заключать эту концессию летом, то П.М. Романов отправился в Берлин и, согласно моим указаниям, составил с этим китайским послом проект концессии, который затем был утвержден как русским правительством, так и правительством китайского богдыхана.

Я не мог сделать эту работу, потому что после коронации я должен был поехать на Нижегородскую выставку, а затем на Волгу, так как в приволжских губерниях была в то время введена питейная монополия; пока я был министром финансов, я, по мере введения питейной монополии в различных губерниях, всегда посещал эти губернии для того, чтобы видеть, как идет эта реформа и давать соответствующие указания.

Глава третья. Коронация. Ходынка. Договор с Японией относительно Кореи. Нижегородская выставка. Поездка государя в западную Европу

Я не стану говорить о всех празднествах, которые были в Москве по случаю коронации и которые традиционно повторяются при всяком таком высокоторжественном, особо исключительном событии, – все это делается почти по установленному церемониалу; остановлюсь несколько еще на событии весьма печальном, весьма грустном, которое тогда произошло и которое, конечно, в церемониал не входило, я говорю о так называемой «Ходынке».

Обыкновенно после коронования делается громадное гулянье для народа, причем народу этому выдаются от Государя различные подарки, большею частью и даже почти исключительно – сдобные, т. е. народ кормится, угощается от имени Государя Императора. Затем, на этой громадной площади, находящейся вне Москвы, но сейчас же около самого города, для народа делаются всевозможные увеселения; обыкновенно и Государь приезжает посмотреть, как веселится и угощается его народ.

В тот день, когда все должны были приехать туда, должен был приехать к полудню и Государь, между прочим, выслушать концерт, в котором по программе предполагалось участие громаднейшего оркестра, под управлением известного дирижера Сафонова; оркестр этот должен был сыграть особую кантату, которая была сочинена по случаю коронации; с утра же началось угощение народа. Так вот,