Сталин - Дмитрий Волкогонов

"Не потому прервались переговоры с Англией и Францией, что СССР заключил пакт о ненападении с Германией, а, наоборот, СССР заключил пакт о ненападении с Германией в результате, между прочим, того обстоятельства, что военные переговоры с Францией и Англией зашли в тупик..."569 21 августа, в те же часы, когда Сталин изучал телеграмму Гитлера (Шуленбург вручил ее Молотову в 15.00 21 августа), состоялось последнее заседание делегаций на трехсторонних переговорах. Глава французской миссии генерал Ж. Думенк сообщал в Париж Э. Даладье:

"Назначенное на сегодня заседание состоялось утром. Во второй половине последовало второе заседание. В ходе этих двух заседаний мы обменялись вежливыми замечаниями по поводу задержки из-за политической проблемы прохода (через Польшу. - Прим. Д.В.). Новое заседание, дата которого не установлена, состоится только тогда, когда мы будем в состоянии ответить положительно..."570 Однако и в этой ситуации польское правительство не дало согласия на проход советских войск через Польшу в случае войны. Впрочем, это решение уже ничего не могло изменить, стрелки часов мировой политики резко сместились. Сталин получил как будто выигрыш во времени около двух лет. Гитлер приступил к поэтапной реализации своих планов. На Западе известие о прилете Риббентропа в Москву, как сообщал из Лондона И.М. Майский, "вызвало... величайшее волнение в политических и правительственных кругах. Чувства было два: удивление, растерянность, раздражение, страх (так в тексте. - Прим. Д.В.). Сегодня утром настроение было близко к панике..."571. Это был восточный Мюнхен...

Сталин, согласившись на договор с Германией, пошел еще дальше. Он согласился на ряд дополнительных соглашений, известных как "секретные протоколы", которые придали крайне негативный характер этому сговору двух диктаторов. Особенно циничными выглядят договоренности Сталина с фюрером о судьбе польских земель, равносильные соглашению с Гитлером о ликвидации независимого государства. Подлинники этих "протоколов" не обнаружены ни в советских, ни в зарубежных архивах. Вероятно, по рукам уже много лет ходят копии тех документов, которые привез Риббентроп в Москву. Однако графологическая, фототехническая и лексическая экспертизы копий, карт и других документов, соответствие последующих событий содержанию "протоколов" подтверждают факт их подписания и существования. Поэтому у меня нет сомнений в том, что если не "протоколы", то дополнительные тайные договоренности, касающиеся линий границ "государственных интересов" СССР и Германии, существовали. Думаю, что, по "джентльменскому" соглашению, этими "протоколами" с приложенной картой обе стороны руководствовались в сентябре 1939 года. В разделе о дипломатии Сталина я еще к этому вернусь и приведу подтверждающие мою версию неоспоримые документы.

Конечно, с вершины сегодняшних дней пакт о ненападении выглядит весьма тускло, с точки зрения морали союз с западными демократиями был бы неизмеримо привлекательнее. Но и Англия и Франция не оказались готовыми к такому союзу, а Сталин не проявил терпения и выдержки. С точки зрения государственных интересов и реального расклада сил у СССР в тот момент удовлетворительного выбора не было. Отказ от каких-либо шагов едва ли остановил бы Германию. Вермахт и страна в целом были доведены до такой степени готовности, что нападение на Польшу было предопределено. Помощь Польше затруднялась не только позицией Варшавы, но и неготовностью СССР к войне. Отказ от пакта, полагал Сталин, мог привести к созданию антисоветского альянса, в результате которого была бы поставлена на карту судьба страны. М.С. Горбачев в ноябре 1987 года оценил ситуацию того времени так: "Вопрос стоял примерно так же, как во время Брестского мира: быть или не быть нашей стране независимой, быть или не быть социализму на Земле"572. Сталин в той обстановке, видимо, думал так же. Советские инициативы по созданию системы коллективной безопасности не нашли позитивного отклика у западных политиков. Но понимая известную вынужденность пакта, нужно со всей определенностью сказать, что ничто не может оправдать Сталина, который в сближении с Гитлером пошел значительно дальше допустимого. Пакт не остановил войну, а подтолкнул ее.

К слову сказать, похожие пакты Англия и Франция заключили с Германией еще раньше, в 1938 году. А летом 1939 года года тоже вели тайные переговоры с Гитлером с целью создания единого антисоветского блока. Все были хороши...

Сегодня пытаются доказать, что старт второй мировой войне, мол, дал советско-германский пакт о ненападении от 23 августа 1939 года. При этом забывают, что к тому времени западными державами уже были отданы на заклание Гитлеру Австрия, Чехословакия, Клайпеда, что Англия и Франция мало что сделали, чтобы спасти Испанскую республику. Цинизм господствовал повсюду. Сталин внес сюда свой "вклад".

Обычно не упоминают и того, что и Польша, очередная жертва фашистской Германии, тоже имела пакт о ненападении с ней. А само нападение на Польшу Гитлер спланировал еще 11 апреля 1939 года (план "Вайс"), задолго до того, как Молотов и Риббентроп скрепили своими подписями советско-германский пакт. Вопрос о захвате Польши рассматривался на совещании у Гитлера еще раньше - 22 января 1939 года. Требования о возвращении Данцига (Гданьска) были лишь предлогом для крупномасштабной агрессии. Планы Гитлера в отношении Польши ни для кого не были секретом. Руководству СССР, и прежде всего Сталину, было известно, что окончательное решение о нападении на Польшу Гитлер принял уже в начале 1939 года. В июне 1939 года один из советских разведчиков встречался с доктором Клейстом, заведующим восточным отделом ведомства Риббентропа. Клейст сообщил, что "фюрер не позволит, чтобы исход англо-франко-русских" переговоров о пакте оказал влияние на его волю в деле радикального разрешения польского вопроса. Германо-польский конфликт будет разрешен Берлином при условии как успешного, так и безуспешного исхода переговоров... Военные действия Германии против Польши намечены на конец августа - начало сентября..."573. О сроках нападения знали и Вашингтон, и Лондон, и Париж, но там надеялись, что захват Германией Польши лишь ускорит нападение Гитлера на СССР. Таким образом, анализ сложившейся на конец лета 1939 года ситуации подтверждает: для Советского Союза заключение пакта было в немалой мере вынужденным шагом, попыткой оттянуть начало войны. А она для СССР грозила быть войной на два фронта. В это же самое время, год спустя после событий у озера Хасан, японская военщина устроила кровавую пробу сил у реки Халхин-Гол.

Сталин не мог забыть, что когда в сентябре 1938 года в Мюнхене собрались представители Англии, Франции, Германии и Италии, то никто не вспомнил о Советском Союзе. Прагматическая сделка с Гитлером в Мюнхене, означала не просто предательство по отношению к Чехословакии. Через несколько дней после постыдного сговора, 4 октября, французский посол в Москве Р. Кулондр откровенно оценил суть соглашения: "После нейтрализации Чехословакии Германии открыт путь на восток". В тот же день, 30 сентября, когда было подписано мюнхенское соглашение, Чемберлен и Гитлер подписали Декларацию о ненападении и консультациях.

Его, Сталина, уличали в непоследовательности и заигрывании с Гитлером, но ведь он же сделал шаг к пакту с Берлином на год позже англичан и французов... Сталин только усмехнулся, когда ему доложили сразу же после Мюнхена, что Риббентроп в своем кругу заявил: английский премьер Н. Чемберлен "сегодня подписал смертный приговор Британской империи и предоставил нам возможность проставить дату приведения этого приговора в исполнение". Для полноты оценки приведу мнение польского посла в Лондоне. Э. Рачиньский писал, что в Англии все считают по-футбольному: Чемберлен защитил английские ворота и перевел игру на восток Европы574. В этих условиях Сталину приходилось рассчитывать только на себя. Для него было ясно, что, жертвуя Чехословакией, Англия и Франция одновременно поставили жирный знак вопроса на возможности своего союза с СССР.

Сталин, возможно, чувствовал, что соглашение с Лондоном и Парижем, направленное на пресечение фашистской агрессии, было неизмеримо привлекательнее для всех прогрессивных сил, нежели пакт с Гитлером, который в узком кругу так оценил его: "Это договор с сатаной, которого мы должны удушить". Советский диктатор был готов сделать то же самое. Сталин, видимо, понимал, сколь значительными будут моральные и идеологические издержки пакта. Троцкий, например, резюмировал в Мексике: "Сталин и Гитлер протянули друг другу руки. Маски сброшены. Сталинизм и фашизм в альянсе". Во многих компартиях решение о пакте вызвало замешательство; было трудно представить, что возможно какое-либо соглашение с фашистами. Советским людям совсем была не ясна стратегия политического руководства страны, направленная как будто на выигрыш времени, недопущение вероятного антисоветского военного союза, создание более выгодных условий для подготовки отпора грядущей (несмотря ни на что!) фашистской агрессии. И Сталин, и западные демократии оказались не на высоте подлинно государственной мудрости. Классовые предубеждения, ошибочный политический анализ, взаимное недоверие, попытки перехитрить другую сторону оставили всех в огромном историческом проигрыше.