Любовь красного цвета - Салли Боумен

– Мадам Дюваль слегка переволновалась, – пояснил он, облокотившись на край открытого окошка будки. Собственные слова казались ему забавными. Коротко хмыкнув, Стар продолжил: – Ей нужен специальный настой.

Охранник понимающе закивал.

– Да-да, – быстро проговорил он, глотая окончания слов, – со старухами часто такое бывает. Пьют одно лекарство от всех болячек и никаких больше не признают. Тут до аптеки рукой подать. Просто отличная аптека. Как выйдете отсюда, так сразу поверните налево. Через две улицы увидите.

Стар смотрел на него долгим взглядом, чувствуя себя всемогущим, как Бог. Если бы этот кретин не расписывал так рьяно достоинств аптеки, то он, глядишь, и сохранил бы ему жизнь. Но теперь – нет. К тому же у этого охранника было на редкость противное лицо – не лицо, а кроличья морда. Вынув пистолет, Стар всадил сразу две очереди в эту кроличью физиономию, которая так и брызнула во все стороны. Снова перезарядив пистолет, Стар сунул его в карман и неторопливо потрусил к гаражам, располагавшимся в паре сотен метров отсюда.

Ни сирен, ни криков, ни топота бегущих ног. «Просто, просто, просто», – запел в его мозгу сладкий голос. Господи, до чего же просто стать великим! Открыв ворота, он легко пробежал несколько метров до последнего гаража. Настороженно прислушавшись, Стар не услышал ничего. Сейчас он вообще ничего не ощущал. Кроме божественного спокойствия в своей голове. Он уже хотел открыть гаражную дверь, но вовремя вспомнил: «А теперь можно и побаловать себя немножко».

Стар вынул коробочку с «белой голубкой». Там оставалось шесть таблеток. Таблетка, которую он принял вместе с амфетамином прошлой ночью, когда Майна лежала рядом с ним, притворяясь, что не спит, не боится, не предаст его, как предавали все до нее, – та таблетка произвела в нем подлинный переворот, придав ему небывалую уверенность в собственных силах. Эффект оказался благотворным во всех отношениях.

Он выкатил на ладонь одну таблетку, потом другую и проглотил обе. «Водички бы надо, – мелькнула мысль, – запить». Но ничего – и так сойдет. Скоро он напьется вдоволь. Он будет пить воду, давать интервью, делать все, что ему заблагорассудится. В квартире Матильды.

– Джини, – тихо позвал Стар, припав к гаражной двери. – Джини, не бойся, это я. Извини, припозднился.

19

– Милая, – вкрадчиво проговорил Стар, подняв дверь гаража. Он стоял перед Джини, загораживая ей выход. Она смотрела на него, не в силах пошевелиться от ужаса. Он был сплошь вымазан кровью. Кровь была на его рубашке, на руках, под ногтями, на шее, на лице. Даже волосы были мокрыми от крови, а к непослушному вихру прилипли какие-то белые острые кусочки.

«Кость, – осенила ее страшная догадка. – Осколки кости». Джини судорожно зажала ладонью рот. А он, насквозь пропитанный кровью, тем временем небрежно сбрасывал с себя плащ и снимал черные перчатки. На лице его блуждала блаженная улыбка.

Вся дрожа, Джини привалилась спиной к стене гаража. Скольких же он убил? Только Жана Лазара? И водителя этой машины? Или многих еще, как он похвалялся?

Водитель был молод – насколько можно определить возраст человека, у которого снесена половина лица. Сняв с себя зеленый шарф, она, как могла, перебинтовала его страшную рану. Джини знала, что произойдет дальше, – ей приходилось наблюдать подобные случаи в Боснии. Этого человека уже ничто не могло спасти, останавливать кровь было бесполезно. Тем не менее она сделала все, что от нее зависело. Он промучился еще час, прежде чем окончательно истек кровью.

Теперь и она была вся в крови. Ее бил жестокий озноб. На ней были свитер и толстое пальто, однако ей казалось, что ее пронизывает ледяной холод. Джини никак не могла унять дрожь, и Стар, когда заметил это, почувствовал себя польщенным.

– Ничего, ничего, все в порядке, – постарался успокоить он ее. – Я и сам поначалу трясся. Совсем немножко. Пока не выстрелил. Тебе нечего стыдиться, Джини, все нормально.

– Я не могу вести машину, – отстранилась она от него и показала ладони. – Смотри, я не могу взяться за руль…

Он ударил ее по лицу – изо всех сил, без предупреждения. Джини пошатнулась, но все же устояла на ногах. Когда она решилась взглянуть на него, то увидела таким, каким описывала его Шанталь: бледная кожа, горящие глаза. И еще рот… Этот рот вселял в нее ужас, в нем было что-то глубоко отталкивающее.

– Нет, ты сядешь за руль. И поведешь машину. Как миленькая поедешь. Прямо сейчас поедешь, сволочь! – Схватив Джини за отвороты пальто, Стар с силой припечатал ее спиной к дверце. С его губ уже готова была сорваться угроза: «А не то…» Однако, подумав, он не произнес этих слов вслух. Она и без того была напугана. Он видел ее страх, ощущал ее покорность.

Джини стало стыдно за собственную слабость. Стыд перерастал в злость. Она подчинилась ему, но делала все как можно медленнее. Казалось, Стар оглох и ослеп, не сознавая грозящей ему опасности. Издалека уже доносился вой сирен. Однако он, судя по всему, ничего не слышал.

Неестественно выпрямившись, Стар сидел на соседнем сиденье. Когда они подъехали к воротам, он ткнул ей пистолетом в живот. Обмирая от страха, Джини медленно, как улитка, вывернула на улицу, молясь в душе за мощные двигатели полицейских машин и резвые ноги жандармов.

Стар заставил ее петлять по лабиринту узких улиц и переулков, и она начала молиться за то, чтобы перед их «Мерседесом» вырос в конце концов какой-нибудь заслон. Однако этого не случилось. Вой сирен приблизился, потом удалился. Но Стар, кажется, оставался все также глух. Он напряженно вглядывался во что-то, словно, находясь в кинозале один, смотрел какой-то свой собственный фильм ужасов, но в то же время постоянно был начеку, указывая Джини, куда ехать: налево, прямо, направо…

Однажды, когда Стар уставился перед собой остекленевшим взором и, казалось, уже перестал обращать на нее всякое внимание, она рискнула включить дальний свет, пытаясь привлечь к их «Мерседесу» внимание. Однако эта попытка не осталась незамеченной.

– Выключи немедленно, – спокойно приказал он. – Не валяй дурака, Джини. Не забывай, я дам тебе бесценный материал. Это будет лучшая из всех статей, которые ты написала за свою жизнь. Ведь ты не хочешь упустить такую возможность? Нет? Тогда сворачивай направо.

Джини поняла, куда они едут. Они следовали совсем не тем путем, что утром, однако не оставалось никаких сомнений в том, что они возвращаются на улицу, где жила Матильда, к ее дому. Мозг Джини соображал теперь гораздо лучше. Как ни странно, страх и злость заставляли ее оценивать обстановку с необычайной ясностью и четкостью. С этой беспощадной ясностью она сознавала, что если поднимется с ним в квартиру Матильды, то он убьет ее. Рано или поздно, но убьет… Надо было как-то сопротивляться. Но как? Если она откажется следовать за ним, то он пристрелит ее прямо в машине. Или на улице. Или в вестибюле. Или в кабине лифта. Так где же? Где суждено ей встретить смерть?