Алхимия желания - Тарун Дж. Теджпал

Мой зуб все еще болел.

После горячей ванны я спустился на нижнюю террасу и сел на скамейку из красного камня под Тришулем. Там, в тени, было холодно. Багира села рядом, купаясь в солнечных лучах. Я заметил, что великий часовой Шивы — растение Карпетсахиба — тоже стареет. Несколько веток с наветренной стороны упало, другие выглядели хрупкими, и их кора приобрела чешуйчатую бледность старости. Снизу дом тоже выглядел старым, его незастекленные окна были похожи на слепые глаза старика, его выцветшая красная крыша ― на ветхую шляпу.

Майкл-укол вошел через нижние ворота, неся маленькую розовую пластиковую коробку. Он был красивым мужчиной с аккуратно подстриженными волосами и усами, проворным шагом армейского офицера, теплой улыбкой крестьянина. Я мог представить пациентов, благодарных ему. Семя Банно-Мэри и Питера-Рам Аасре хорошо расцвело. Он принес мне рождественский ромовый пирог.

— Как вы поживаете, сэр? — спросил он. — Если позволите, вы выглядите не очень хорошо.

— Я в порядке, Майкл. Просто слишком часто поздно ложился. Как Стефен?

— Приходит в себя после Рождества, сэр. Знаете, сэр, мой отец всегда приходит в себя после Рождества.

Он взял меня за запястье и начал слушать мой пульс. Затем Майкл приложил тыльную сторону своей ладони к моему горлу.

— Майкл, у меня болит зуб, — признался я.

— Сэр, с вами не все в порядке. Вам нужен укол.

— Майкл, вы можете мне сделать один против глубокого несчастья?

— Простите меня, сэр, — покачал он головой.

— Майкл, просто сделайте его. Но после него вам придется показать мне могилу мадам.

Мне не удалось найти ее среди сосен и дубов на горном выступе, потому что она была спрятана в разваливающемся оловянном сарае позади дома Тафена, рядом с ямой бутылок, которую он постоянно наполнял. Когда Майкл-укол открыл гниющую дверь, внутри началась паника. Свет проникал только из щелей в олове. Там не было окон. Мы подняли обвисшую дверь и полностью открыли ее, впустив солнце. Мы отодвинули в сторону напиленные и сложенные дрова; там была только одна плоская мраморная плита. Сын сказал, что его отец разобрал остальные надгробные камни и продал их. Я вышел наружу, наполнил старую банку водой несколько раз и вылил ее на плиту, чтобы смыть грязь и пыль.

Плотным черным готическим шрифтом с многочисленными завитушками было выгравировано:

Кто смог удержать огонь?

Кто может знать алхимию желания?

Внизу было написано:

Катерина из Гетии, жена Сиеда, дочь Джона.

Умерла в 1942 году.

У этого цветка была форма колокола, прекрасного красного или белого колокола, и, как все великие растения, он был похож на людей: наделенный различными настроениями, способный в равной мере на добро и зло.

Он дает листья и семена.

Можно курить его в чиллуме; можно добавлять в блюдо; можно заваривать чай.

Когда он улыбается людям, он лечит язвы на коже, появившийся геморрой, приступы ревматизма, астмы, сильные синяки и раны и обезболивает вправление сломанных костей.

Когда он сердится на людей, то учащает их пульс, иссушает горло, заставляет появляться на лицах своих учеников румянец, а их мышцы сокращаться, обращает желудок в воду и погружает людей в депрессию и нервозность. Это делает их «сузими, словно кость, красными, словно свекла, сумасшедшими, словно мокрая курица, и горячими, словно заяц».

Когда он играет в игры с людьми, то заставляет их видеть галлюцинации и сны, заставляет их забывать и прощать, заставляет их качаться и улыбаться, заходить за границы и предсказывать, наливаться кровью и вступать в связи.

Грабители используют его.

Убийцы используют его.

Врачи используют его.

Ведьмы используют его.

Любовники используют его.

Его тяжелый дым возбуждал Дельфийского оракула.

Авиценна говорил о нем перед лицом Януса в одиннадцатом веке.

О нем шептались в Китае как о любимом лакомстве Будды.

В Восточной Индии он был самым быстрым возбудителем.

В Индии он стал известен в доисторические времена.

Он означает все для людей и растет целый год вокруг.

Просто у дороги, его можно свободно срывать.

Он происходит из ужасного ночного семейства пасленовых. Его родственник — это скополамин.

Некоторые называют его травой Джимсона. Другие зовут дурманом. Еще одно его название — труба дьявола, другое — сумасшедшее яблоко.

Но в Индии, в горах, все зовут его дхатура.

Он растет у обочины дороги. Свободно.

Его можно свободно собирать.

За несколько следующих дней моя боль превратилась в звуковой гул. Я жадно ел комбифлам и пил стаканы с темным виски, но не смог заглушить ее. По ночам я сидел на террасе, пока алкоголь не уничтожал всю мою боль, все мысли, все. Каждую ночь я считал звезды до последней, но она не приезжала.

Ракшас нависал на заднем плане и относил меня, повисшего на его единственной руке, назад перед рассветом. Никто не приходил соблазнять меня, предъявлять права и угрожать. Каждое утро я просыпался слабым от виски и зубной боли, Пракаш приносил мне яйца и чай.

К четвертому дню я больше не мог переносить боль. Я посадил Ракшаса в «Джипси» и отвез в Халдвани, медленно преодолевая повороты, теряя сознание от боли. В Халдвани царил хаос: все ездили по дороге и ходили в разных направлениях. Ракшасу пришлось высунуться из окна и постоянно кричать ругательства, чтобы мы могли двигаться дальше. На первом этаже нового, но уже разваливающегося торгового комплекса, в середине пустой комнаты, похожей на пещеру, стояло ржавое кресло дантиста. На дантисте были резиновые тапочки под свободными брюками, но ему потребовалось меньше секунды, чтобы покопаться своим гарпуном и выудить пломбу из моего заднего зуба. Почти тотчас меня охватила волна облегчения. Он сказал, что сдерживаемое давление создавало проблему, воспаляя нерв. Дантист промыл кратер антисептиком и положил маленький ватный шарик.

— Иногда нужно оставлять раны открытыми, — сказал он.

На обратном пути мы проехали мимо машин, несущихся к Найниталу и издающих праздничную музыку. В некоторых местах они припарковывались у обочины, и юноши — а порой и женщины — пили пиво из бутылок, их лица были полны возбуждения и счастья, звучали громкие голоса.

Воздух был прохладным, покалывал кожу.

На половине дороги я увидел огромный камень Физз с фикусом, растущим на нем, его корни обхватывали камень, словно пальцы подающего мяч.

Любовь двигает горы. Могу я сдвинуть одну ради тебя?