Счастливчик Ген - Геннадий Ищенко

Мы не стали брать в этот бой арбалеты. Армейский арбалет — очень громоздкая и тяжелая штука и требует много времени на перезарядку. Быстро с ним бежать, да еще через лес — задача для атлета. А чтобы нормально использовать арбалетчиков, их нужно поместить в середину каре и охранять мечниками или копейщиками, пока они перезаряжают свое оружие и ведут огонь. Людей для такого построения у меня было мало. Я раньше не сталкивался с здешней армией, только с гвардией, которая больше занималась охраной знатных персон, а не сражениями в поле, поэтому только сейчас увидел, насколько беззащитны бойцы против метательного оружия. И это при наличие хоть какой-то защиты. А до того был только небольшой щит, который пехотинец носил, закинув на ремне за спину. Им, конечно, можно было прикрыться от одиночной стрелы, но не от массированного обстрела. Наша собственная защита тоже требовала улучшения. Так конечности, кроме наручей ничем не защищались, соответственно, и ран в них было много. А попробуй бежать со стрелой в ноге!

Пауза в бое закончилась, когда появилась вражеская пехота. Их было много, намного больше нас.

— Отступаем к роще! — скомандовал я. — Помогайте раненным и держитесь группами. Да шевелитесь вы быстрее! Задержимся — сомнут! Офицерам передать команды по цепочке!

До накатывающегося на нас вала ощетинившихся сталью людей оставалось шагов двести, когда мы в том же порядке, в котором наступали, припустили бежать в сторону рощи. Ожившая кавалерия дважды пыталась врубиться в наши ряды. Приходилось останавливаться и отбиваться копьями. Мы нанесли всадникам немалый урон, но зато их пехота начала наступать нам на пятки. Слава богу, что среди них не оказалось лучников, они смогли бы отстреливать нас на выбор. Не сильно нам тогда помогли бы пластины из тонкой стали на спинах. Да и не у всех они были. Задерживали раненные, которым приходилось помогать. Уже перед самой рощей задние ряды наших бойцов повернулись к преследователям и по команде разом метнули копья, сначала свои, а потом и те, что им передали из передних рядов. С такого расстояния промахнуться в плотный строй людей было невозможно. Пронзенные копьями гардейцы падали десятками, а мы, задержав, таким образом, преследователей, поспешили скрыться в роще. Копья нам теперь были не нужны и только задержали бы отступление.

Бег через эту рощу я запомнил на всю жизнь. Было уже по-летнему жарко, а при длительном беге в доспехах и коже создавалось ощущение, что я попал в парилку. Пот заливал глаза, одежда постоянно норовила зацепиться за сучья и кустарник, меч уже больше не казался продолжением собственной руки, а ноги начали наливаться свинцовой усталостью. А ведь я еще не тащил за собой раненного товарища, как некоторые. Когда деревья поредели, и мы выбежали из рощи, преследователи были шагах в пятидесяти от нас. Не останавливаясь, мы бросились к холмам, а гардейцы наоборот немного притормозили, чтобы осмотреться и оценить обстановку. Однако долго им так стоять не дали. Задние ряды, еще находящихся в роще людей, пытались побыстрее из нее выбраться и напирали на своих товарищей. Когда мы, наконец, добежали до подножия ближайшего холма, у края рощи скопилось уже тысячи две народа, а из-за ее края показалась вражеская кавалерия, шедшая в обход. Увидев ее, пехота приободрилась и качнулась вперед. Братья не сплоховали, и требюше дали залп. Шесть снарядов, кувыркаясь, пролетели над нашими головами и врезались в плотную массу людей. Еще четыре таких же гостинца упали среди конницы. Все снаряды взорвались почти одновременно. Когда мощное взрывное устройство, начиненное сталью, срабатывает в человеческой толпе — это страшно. Когда же их целый десяток… Когда смолкли звуки разрывов, стало слышно, как заходятся криком от нестерпимой боли сотни людей. А прислуга требюше, которые стояли на холмах, уже производила их перезарядку для повторного выстрела. В первые мгновенья за дымом и поднятой взрывами пылью не было ничего видно. С той стороны, где находилась кавалерия, доносились отчаянные крики людей и конское ржание. Из облака пыли выносились отдельные лошади, некоторые, волоча по земле своих седоков, а со стороны рощи, тоже скрытой дымом, слышался несмолкаемый многоголосый вой. Вроде я недолго осматривался, но за это время увеличенная вдвое прислуга метателей успела их зарядить и сделать повторный залп. Взрывы на мгновенье приглушили человеческие крики, а когда они смолкли, крики и стоны стали еще громче. Хотелось упасть на землю, заткнуть уши или бежать отсюда без оглядки, лишь бы этого не слышать. Я не сделал ни того, ни другого, я просто пошел к месту бойни. Поднявшийся ветер сдул в сторону пылевое облако, и стали видны лежащие на земле многие сотни тел. Почти все лежали неподвижно, но некоторые пытались ползти, испуская при этом жуткие крики. Многие из уцелевших были обожжены, у многих виднелись жуткие раны, и почти все они были контужены. Я обнаружил, что рядом со мной стоит бледный Глас.

— Я отправил в преследование всю кавалерию, — сказал он мне. — Гардейцы удирают без оглядки, но их еще раза в три больше, чем нас и надо бить, пока они не опомнились. А с этими что будем делать?

— Безнадежных добить, — сделав над собой усилие, сказал я. — Остальных разоружить и оказать посильную помощь.

Он кивнул и пошел исполнять приказ. А я стоял в трех шагах от мечника, который рукой с оторванными пальцами пытался засунуть в разорванный живот вывалившиеся оттуда синие кишки, перепачканные в земле и саже, и думал, что я сделаю с теми, кто начал эту войну. Впервые с того самого момента, как я очутился в чужом мире, на улицах Расвела, мне отчаянно захотелось проснуться в своей кровати в нашем городке, и забыть все случившееся, как страшный сон. Минутная слабость прошла, я вынул меч и милосердным ударом оборвал жизнь мучившегося у моих ног человека. Вокруг ходили наши солдаты с оружием в руках и делали то же самое. Изредка они поднимали раненного, который пострадал не слишком сильно, и несли к холму, где ему оказывали первую помощь. Как потом оказалось, при взрывах у неприятеля погибло около тысячи человек, и в два раза больше порубили наши конники при преследовании бегущих.

— Людям надо хоть немного отдохнуть, — сказал мне Маркус. — И нам надо дождаться конницу. Что будем делать потом? Сразу двинемся захватывать баллисты или сначала вернемся в лагерь?

— Думаю, в лагерь, — ответил я. — Надо отнести туда раненных, и своих, и чужих. Здесь для их содержания нет никаких условий. Оставим часть сил охранять требюше и снаряды, и пусть побыстрее закапывают останки. В такую жару уже к утру здесь будет трудно дышать. Сегодня, Маркус, я получил хороший щелчок по носу. Я все время живу чужим книжным опытом, своего собственного у меня до обидного мало. Я вроде все правильно и красиво распланировал. Но я не был ни в одной битве, и многое стало для меня откровением. Тем более что не все у вас делается так, как делали на Земле. Из-за этого была пара моментов, когда все висело на волоске, и мы вывернулись буквально чудом. Я не хочу больше так рисковать. Давай в лагере сядем вдвоем и еще раз все обдумаем. Как у нас говорили, один ум — хорошо, а два — лучше.