Сексуальная жизнь наших предков - Бьянка Питцорно

– Ты плохо выглядишь, Адита! На твоём месте я бы сейчас съела что-нибудь, приняла душ и снова легла. Только в своей спальне и в своей постели, как тебе привычнее. Не беспокойся, я подежурю.

– В восемь нужно сделать третий укол, помнишь? Я уже все приготовила, лежит на столике в ванной.

Дети завтракали на кухне, собираясь в школу в сопровождении Виттории, поскольку Джакомо уже ушёл. Они макали печенье в молоко, и от этого зрелища у Ады голова пошла кругом: она вдруг снова увидела, как они с Лауреттой сидят за этим самым столом, а бабушка Ада, стоя в дверях, ворчит: «Ну-ка поднимайтесь уже! Иначе Джина не успеет зайти в лавку и всю свежую рыбу расхватают!» А сквозь эту картинку проглядывает другая: Санча, Консуэло и Инес, совсем девчонки, и та же донна Ада, только моложе, гонит их из-за стола: «Поднимайтесь, поднимайтесь!»

А до того? До того – ничего, поскольку и самого дома ещё не существовало. Бабушка Ада завтракала в доме тёти Эльвиры (но его больше нет: уничтожен бомбами). Если углубляться в прошлое, то прабабушку Инес Ада знала только по скорбным заметкам в дневнике её дочери, хотя вполне могла представить себе и её, и всю череду предков, начиная с Химены (тогда ещё не прелюбодейки), детьми, начинающими новый день с завтрака.

«Неужели я подхватила от Армеллины склонность вспоминать о далёком прошлом, а не о том, что случилось недавно?» – вдруг пришло ей в голову. Только в октябре, во второй в этом году свой приезд в Донору, она не раз готовила поднос с завтраком для дяди Тана, но теперь никак не могла вспомнить, какую чашку он больше любил, белую или с голубым узором, и что предпочитал, яйцо всмятку или йогурт.

Сон как рукой сняло. Она поднялась в комнату, выглянула в окно: был чудесный декабрьский день, воздух казался прозрачным и хрупким, как хрустальный бокал. По стене сада каскадом струились жёлтые кусты жасмина. Откуда-то из-за них появился доктор Креспи, аккуратно прикрыв за собой калитку. Ада быстро оделась и присоединилась к нему в комнате Армеллины.

– Никакого улучшения по сравнению со вчерашним, – буркнул доктор, осмотрев экономку. – Хотя, может, ещё слишком рано: бронхит лечат курсами. Сколько антибиотика ей пока вкололи, три? Нужно хотя бы девять, чтобы был виден результат. И не давайте ей мёрзнуть.

– Я тебя сменю, – сказала Ада, когда Креспи ушёл. – Спать всё равно не выходит. Сейчас, подожди только минутку, схожу за бумажками и поработаю немного, пока я здесь: надо доделать лекции.

Лауретта отправилась одеваться и краситься: каждое утро она гуляла по центру города, время от времени поглядывая на витрины и делая покупки, а потом встречалась с подругами за аперитивом. Последние три дня кузина проплакала дома, но теперь, немного успокоившись, решила разузнать, слышно ли что-нибудь в городе об иске и, естественно, постараться распространить собственную версию событий: она считала, что сплетни нужно не игнорировать, а опровергать.

Ада разложила на столе книги и бумаги так, чтобы краем глаза видеть кровать и лежащую на подушке голову Армеллины: сейчас глаза её были закрыты, а щеки слегка побледнели.

Среди прочих бумаг обнаружился сложенный пополам листок «под машинку», подписанный крупными печатными буквами: «Франческа Вольтри». Ада сразу вспомнила чудаковатую студентку с фиолетово-зелёными волосами и её презрительное замечание: «Знаю, что сама выбрала метаморфозу, не похожую на другие, и это меня ужасно злит. Первый раз такое».

Наверное, стоит хотя бы взглянуть, прежде чем выбирать фрагменты для следующих лекций, подумала Ада и начала читать. К счастью, писала Франческа вполне разборчиво и без глупостей вроде многократных подчеркиваний или узорных колечек над i.

Протест

Я выбрала этот миф потому, что речь в нём идёт о трансгендерах. Мне эта тема кажется очень актуальной, хотя все трансгендеры, которых я знаю лично (они, в основном, пиликают на виолончелях в каких-нибудь оркестрах), изначально были мужчинами, но предпочли превратиться в женщин.

А в выбранном мной мифе говорится о женщине, которая становится мужчиной. Считается, что это самый древний из известных западной культуре фактов перемены пола. Овидий повествует о нем в двенадцатой книге «Метаморфоз». Пересказывает миф старец Нестор – греческий герой, участник осады Трои. Речь, на первый взгляд, идёт о неуязвимости, но на самом деле всё не так просто. Мой персонаж – воитель из племени лапифов, которые на свадьбе Лаодамии и Пирифоя сперва пировали вместе с кентаврами, а потом перессорились и сразились с ними. Этот бой изображён на фронтоне храма Зевса в Олимпии, хотя моего героя там нет.

При рождении мой герой был лапифкой по имени Καινεύς (в латинском варианте Кенида), очень красивой девушкой («Славилась дивной красой... краше всех дев фессалийских...»[90], – пишет Овидий), которая, несмотря на предложения многочисленных женихов, никак не хотела выходить замуж. Однажды она гуляла в одиночестве по берегу моря, где ее увидел бог Посейдон (он же Нептун). Влюбившись в неё (так греки эвфемистически описывают безудержное желание полового сношения), Нептун вышел из воды и, поскольку она его не захотела, взял Кениду силой.