Франкенштейн, или Современный Прометей. Последний человек. - Шелли Мэрри

У нас оставалось много дорогих друзей, которых никак нельзя было бросить, пусть это были всего лишь братья наши меньшие. Во-первых, горячий, но 380 Последний человек послушный конь, которого лорд Раймонд подарил своей дочери; собака Альфреда и ручной орел, от старости почти слепой. Но, перечисляя всех, кого требовалось взять с собой, нельзя было не загрустить над нашими тяжелыми потерями и не вздохнуть о многом, что приходилось оставлять. Айдрис не могла удержаться от слез, когда Альфред и Ивлин указывали то на любимый розовый куст, то на мраморную вазу с великолепной резьбой, настаивая, чтобы их взяли с собой, и сожалея, что мы не можем забрать замок и лес, оленей и птиц и все привычные и дорогие предметы.

- Глупенькие, - сказал я, - мы навсегда потеряли сокровища куда более драгоценные; а эти оставляем, чтобы сохранить то, что несравненно дороже. Не будем ни на миг забывать о нашей цели и нашей надежде; это должно стать прочной преградой сожалениям о пустяках.

Детей легко было утешить, и они вернулись к мыслям о развлечениях, предстоявших в дороге. Но Айдрис куда-то исчезла. Она ушла, чтобы скрыть свою слабость: выйдя из замка, она спустилась в Малый парк, ища уединения, где можно было поплакать. Я нашел ее возле старого дуба. Прижимаясь нежными губами к его шероховатой коре, она проливала обильные слезы и не могла удержать рыданий и бессвязных восклицаний. С глубокой скорбью увидел я свою любимую погруженной в такую печаль. Я привлек ее к себе; почувствовав мои поцелуи на своих ресницах, мои руки, крепко обнимавшие ее, она вспомнила, что у нее остается.

- Как ты добр, что не упрекаешь меня, - сказала она. - Я плачу, горе раздирает мне сердце. А ведь я должна быть счастлива. Матери оплакивают своих детей, жены теряют мужей, а у меня есть и ты и дети. Да, я счастлива, и особенно счастлива потому, что могу плакать над воображаемыми горестями, и потому, что печаль разлуки с любимой родиной не заслонилась для меня еще более тяжким горем. Увози меня куда хочешь; где будешь ты и мои дети, там будет для меня Виндзор, и всякая страна будет мне Англией. Пусть эти слезы льются не обо мне, счастливой и неблагодарной, но о погибшем мире, о нашей погибшей стране, о всей той любви, жизни и радости, которые сейчас поглотила могила.

Она говорила быстро, словно желая убедить саму себя; отвратив взгляд от любимых деревьев и лесных троп, она спрятала лицо у меня на груди, и мы оба - не устояло и мое мужское сердце - заплакали облегчавшими нас слезами, а затем, спокойные и почти веселые, вернулись в замок.

Первые холода, наступающие в Англии уже в октябре, заставили нас спешить с отъездом. Чтобы удобнее было к нему готовиться, я убедил Айдрис переехать в Лондон. Я не сказал ей, что, желая избавить ее от расставания с родными стенами - единственным, что мы оставляли, - решил уже не возвращаться в Виндзор. В последний раз взглянули мы на широкий простор, открьшавшийся с террасы, и увидели лучи заходящего солнца, освещавшие тем-Том III. Глава вторая 381 ную громаду леса, расцвеченную осенними красками; внизу, под нами, лежали в вечерней тени необработанные поля и хижины, над которыми не поднимался дым очагов; по равнине извивалась Темза; темным силуэтом выступало почтенное здание Итонского колледжа. Карканье бесчисленных грачей, обитавших на деревьях Малого парка и сейчас спешивших к своим гнездам, нарушало вечернюю тишину. Это была та же Природа, некогда добрая мать людям; ныне она бездетна и покинута; плодородие ее - насмешка, а красота - маска, скрывающая уродство. Зачем ветерок тихо шелестит в деревьях, если его дыхание не освежает человека? Зачем темной ночи украшать себя звездами, если их не видит человек? К чему плоды, цветы и ручьи, если нет человека, который радовался бы им?

Айдрис стояла рядом со мной, ее рука сжимала мою. Лицо ее сияло улыбкой.

- Солнце одиноко, - сказала она, - а мы нет. Странная выпала нам судьба, мой Лайонел. С тоской и ужасом видим мы гибель человеческого рода, но мы вместе. Разве во всем мире я искала кого-нибудь, кроме тебя? И если во всем мире останешься лишь ты один, зачем мне жаловаться? Ты и природа еще верны мне. Под покровом ночи и в течение дня, когда в ярком его свете видно наше одиночество, ты еще рядом со мной и я не пожалею даже о Виндзоре.

Для переезда в Лондон я избрал ночное время, чтобы менее заметны были опустевшие места вокруг. Нас увозил единственный оставшийся в живых слуга. Спустившись с крутого холма, мы ехали темной Длинной аллеей. В такое время малейшие обстоятельства приобретают гигантские размеры и значение; даже белые ворота, распахнутые, чтобы пропустить нас в лес, привлекли мое внимание; это происходило ежедневно, но сейчас совершается в последний раз!

Справа блестел меж деревьев заходящий лунный серп; въехав в парк, мы вспугнули оленей, и они, уносясь большими скачками, скрылись в лесу. Оба наших мальчика скоро уснули. Только раз, перед тем как дорога свернула от него, я оглянулся на замок. Его окна блестели в лунном свете, и все массивное здание рисовалось темной громадой на фоне неба. Деревья вокруг нас шептали полночному ветру что-то печальное. Айдрис откинулась на подушки экипажа; обе ее руки сжимали мои. Лицо было спокойным; казалось, она забыла о том, что покидала, и помнила лишь то, чем еще обладала.

Мысли мои были печальны и серьезны, однако не беспросветны. Самый избыток нашего горя нес с собой некое облегчение, ибо делал печаль торжественной и возвышенной. Я знал, что везу с собою тех, кого более всего люблю; я радовался, что после долгой разлуки вновь буду рядом с Адрианом, чтобы уже более не расставаться. Я чувствовал, что покидаю то, что люблю, но не то, что любит меня. Стены замка и окружающие его деревья проводили нашу карету без сожалений. И пока я чувствовал, что Айдрис рядом со мной, пока слышал 382 Последний человек ровное дыхание моих детей, я не мог быть несчастлив. Клара очень печалилась; подавляя рыдания, она заплаканными глазами в последний раз смотрела из окна кареты на родной Виндзор.

Адриан встретил нас. Он был очень оживлен; ничто в нем не напоминало прежнего болезненного человека. Глядя на его улыбающееся лицо, слыша бодрый голос, вы не угадали бы, что он приготовился вывезти все, что осталось от народа Англии, из родной страны в опустевшие южные края, чтобы там эти люди умирали один за другим, пока в безгласном и пустом мире не останется ПОСЛЕДНИЙ ЧЕЛОВЕК.

Адриан торопил наш отъезд и уже многое для этого сделал. Он мудро руководил всем. Он был душою несчастной толпы, которая всецело на него полагалась. Брать много припасов в дорогу не было надобности, ибо в каждом городе мы могли найти пишу, и притом в изобилии. Адриан хотел избавить нас от тяжелого труда и придать этому погребальному шествию вид праздника.