Эйзенхауэр. Солдат и Президент - СТИВЕН АМБРОЗ

Эйзенхауэр не ответил. Он не стал настаивать, чтобы Никсон исключил себя из списка кандидатов. Однако он хотел, чтобы Никсон сделал это добровольно, и вновь предложил ему занять пост министра обороны для приобретения так остро необходимого ему опыта. Разговор закончился на этой незавершенной ноте.

В начале нового года Айк отправился самолетом в Ки-Уэст, чтобы погреться неделю на солнце. Там к нему присоединились Слейтер, Билл Робинсон, Джордж Аллен и Ал Груентер. Друзья Айка были одного мнения: он "сильно изменился... приобрел здоровый вид, стал энергичнее и намного спокойнее...". Практически все время они играли в бридж "и много смеялись, подшучивали и подтрунивали друг над другом". Когда Айк делал неверный ход в нарушение правил игры, он становился мишенью для шуток на весь оставшийся вечер. Слейтер опасался, как бы излишнее увлечение игрой в бридж не обернулось тяжелой нагрузкой для Эйзенхауэра. Аллен сказал Слейтеру, что "никогда не видел Президента в таком прекрасном расположении духа", что их партии в бридж ничто по сравнению с партиями в покер, которые он играл с Трумэном в Белом доме. При Трумэне игра в карты начиналась рано утром и "продолжалась до позднего вечера" часто "с ужасными результатами" для Трумэна.

Поскольку в тот год должны были состояться выборы, разговор во время игры неизбежно вращался вокруг политических тем. Самым острым вопросом, конечно, был вопрос: станет Айк баллотироваться или нет. Все члены этой компании были единого мнения — будет. Аллен знал это от Мейми (она была в Геттисберге), которая прямо сказала ему: она хочет, чтобы Айк остался в своем офисе. Слейтер также полагал, что Айк пойдет на переизбрание, поскольку он великолепно все организовал в своем офисе — "кажется, что работа здесь идет с точностью часового механизма"*23.

Но были обстоятельства, из-за которых Эйзенхауэру в 1956 году было труднее принять решение, чем в 1952-м. Ему исполнилось шестьдесят пять лет, он перенес инфаркт, его постоянно беспокоил желудок, он плохо спал; кроме того, он был убежденным противником идеи о незаменимости одного человека. Он не раз утверждал, что приобрел иммунитет к аргументам и что его "долг" — служить. Разумеется, ни нация, ни Республиканская партия не имеют права требовать от него большего.

Как, наверное, любой человек, выздоравливающий после сердечного приступа, он много думал о смерти. "Когда я вступлю на путь, ведущий к последнему приключению в моей жизни, — написал он от руки на бланке Белого дома в начале февраля, — мои последние мысли будут о тех, кого я любил, о семье, друзьях и о моей стране"*24. В подобных обстоятельствах правильно ли вновь выставлять свою кандидатуру в президенты? Что будет, если он умрет или потеряет работоспособность в промежутке между выдвижением его кандидатуры на конференции и самими выборами или после выборов? Такие вопросы усиливали не только его озабоченность по поводу личных проблем, но и беспокойство за его партию и за страну. Выбор кандидата в вице-президенты в 1956 году имел более важное значение, чем в 1952 году, и не столько с точки зрения привлечения голосов избирателей, сколько из-за возможности вице-президента стать кандидатом в президенты или президентом после смерти Эйзенхауэра. Вот почему Эйзенхауэр старался убедить (и продолжал стараться) Никсона согласиться на пост министра в его Кабинете.

В отношении Эйзенхауэра к Никсону была какая-то двойственность. За три года, проведенные вместе, у них так и не сложились близкие дружеские отношения. Эйзенхауэр ценил Никсона за его очевидные качества — исключительное трудолюбие, тонкий ум, лояльность, преданность Эйзенхауэру и Республиканской партии, умение организовать кампании — он мог оставаться в тени, позволяя Эйзенхауэру выходить на первый план. 25 января на брифинге перед пресс-конференцией Эйзенхауэр сказал Хэгерти, что "будет трудно найти лучшего вице-президента". Ноулэнду и другим заметным республиканским деятелям Эйзенхауэр предпочитал Никсона, который, по его мнению, многому научился после 1952 года. Но, считал Эйзенхауэр, "люди думают о нем [Никсоне] как о незрелом юноше". Эйзенхауэр прямо не высказался, разделяет ли он такое мнение, однако подчеркнул, что Никсон должен оставить пост вице-президента, на котором может превратиться в "атрофика", и занять министерский пост в его Кабинете*25.

В разговоре с Даллесом Эйзенхауэр был более откровенен. Он признался, что "не уверен", хорошо ли это, если Никсон останется в списке кандидатов. Используя подход, который он мысленно продумал и который, как он считал, наилучший для того, чтобы не включать Никсона в список кандидатов, он утверждал, что повторный срок на посту вице-президента разрушит политическую карьеру Никсона (это утверждение не воспринял не только Никсон, но и никто другой, и не потому, что имидж "поваленного Никсона" на самом деле разрушил бы его карьеру, а из-за более очевидной, если не грубой причины, а именно: между вице-президентом Никсоном и Белым домом была лишь одна фигура — недавняя жертва инфаркта). Тем не менее Эйзенхауэр вполне серьезно заявил Даллесу, что Никсон должен стать министром торговли. Даллес не был уверен, что Никсон согласится на это, и предложил утвердить его преемником на посту государственного секретаря. Эйзенхауэр рассмеялся, сказал, что Даллесу не удастся освободиться от своей работы так просто, и добавил: "...сомневаюсь, что Никсон обладает необходимыми качествами, чтобы быть государственным секретарем"*26.

На пресс-конференции 25 января Эйзенхауэру задали вопрос: если он решит выставить свою кандидатуру на выборы повторно, захочет ли он взять Никсона в качестве кандидата на пост вице-президента? Эйзенхауэр ответил: "...мое восхищение, уважение и глубокая симпатия к г-ну Никсону... хорошо известны". Затем он произнес фразу, совершенно противоположную истине: "Я никогда ни при каких обстоятельствах не говорил с ним о том, каким будет его будущее или каким он хочет его видеть, и до тех пор, пока я не переговорю с ним, я не буду ничего говорить"*27. Это неожиданное заявление, далекое от прежних утверждений Президента, повергло Никсона в шок, но оно позволило Эйзенхауэру сохранить его выбор открытым.

Представление Эйзенхауэра о самом себе как о попечителе нации, которое развивалось у него достаточно интенсивно после инфаркта, укрепилось еще больше за месяцы выздоровления. Это было как раз то время, когда Эйзенхауэр прилагал огромные усилия для продвижения таких программ, как Земельный банк и система шоссейных дорог между штатами. В течение января 1956 года он сделал записей в своем дневнике больше, чем в любой другой месяц своего президентства и за время войны. В основном он размышлял о проблемах долговременного характера. Но одна запись касалась прочитанного им доклада, в котором речь шла о вероятном ущербе Соединенных Штатов в случае всеобщей ядерной войны. Доклад содержал ряд сценариев, но даже самый оптимистический предусматривал 65 процентов людских потерь. Эйзенхауэра это "ужасало". Даже если бы Соединенные Штаты одержали "победу", "им пришлось бы откапывать себя из пепла и все опять начинать заново"*28.