Жаворонок Теклы (СИ) - Людмила Семенова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем не менее если бы они сейчас встали рядом, как казалось Оле, никто бы не усомнился в их связи, гораздо более сильной, чем биологическая. А что, размышляла она, ведь был же очень похожий случай в прекрасном и жутком сказе «Малахитовая шкатулка». Только что ждет Пашу, суждено ли ему вырасти счастливым и самодостаточным человеком или стать тенью и двойником? Куда он подастся и сохранит ли ниточки, связывающие с простой и понятной жизнью? Или будет искать те же тайные знания, что и Айвар, не боясь опасного прикосновения к потустороннему?
В конце декабря к Оле однажды пришла ее мать, Анна Ивановна. Они долго сидели на кухне и Оля наконец понемногу выговорилась, но мистические думы и тревоги за сына, конечно, решила держать при себе.
— Вот так он и решил, мама, — безнадежно произнесла она, — Больше никаких писем, звонков и вообще признаков жизни. Даже когда я получу «наследство» для Паши, я не смогу узнать никаких подробностей. Но разве это правильно? Конечно, я очень виновата перед Айваром, но почему теперь он захотел просто вычеркнуть меня из жизни? Почему я не могла знать о его здоровье, присылать лекарства, приезжать? Почему, в конце концов, не смогу хоть оплакать его потом по-человечески…
— Глупая ты, Оля, — мягко сказала Анна Ивановна, — Да он так и сделал только потому, что ты до сих пор ему дорога. Ведь ты всегда сможешь верить, что он еще жив! У меня вот после смерти твоего отца такой возможности нет…
Мать приумолкла и Оля, потрясенная этим порывом откровенности, бережно положила руку на ее плечо. Тут в кухню неожиданно вошел Паша и сказал:
— Вы что грустите, девчонки? Перед праздниками не положено! Давайте уже понемногу готовиться: с вас пироги, а я, так уж и быть, съезжу за подарками в торговый центр.
— И сестренок с собой возьмешь? — спросила Оля с улыбкой.
— Что мне остается делать? — притворно вздохнул мальчик, — Их, конечно, за уши будет не оттащить от нарядов и раскрасок, но я потерплю, если ты улыбнешься.
Он подошел к матери и поцеловал ее в щеку, а потом уважительно дотронулся до руки бабушки. Оля посмотрела на сына с нежностью, в которой проскальзывало что-то похожее на уважение, и еще — на благодарность к тому, чьи очертания она сейчас видела в его добром и в то же время строгом лице. «Спасибо тебе, Айвар», — подумала она и вдруг ощутила прилив спокойствия.
18. Сквозь голубое стекло
С отъездом Даниэля Гиди из Питера жизнь в семье Андрея Петровича Ли удивительным образом стала меняться. Дурные вести из Эфиопии будто расшатали некие малозаметные, но важные детали механизма, после чего он посыпался сам собой.
Нерина подалась на «полевые» работы в дальних поездках через несколько месяцев после разговора с Олей, когда ее родители отметили торжественную дату — сапфировую свадьбу, или, как говорил Андрей Петрович, «цифру, которую и назвать страшно». В честь праздника она сделала для родителей соответствующие аксессуары из голубого стекла — матери перстень в винтажном стиле, а отцу запонки. Устраивать посиделки с гостями семья не хотела, и Надежда Павловна накрыла скромный стол с корейскими жареными пельменями и салатом из морепродуктов, а на сладкое — русским яблочным пирогом и узваром на меду. Отдав должное лакомствам, Андрей Петрович увлекся каким-то политическим обозрением, а Нерина ушла к себе в комнату и мать последовала за ней. Надежда Павловна принялась расчесывать дочке волосы старенькой, сохранившейся с детства щеткой. Это когда-то было их любимой игрой, похожей на некий душевный ритуал.
— Знаешь, доченька, ближе к старости особенно понимаешь, что для женщины нет ничего важнее, чем создание крепкой гармоничной семьи. Мне это, слава богу, удалось, — сказала мать, — Единственное, что не дает покоя, — это твоя неприкаянность. Я-то надеялась, что ты обуздаешь свои причуды, но похоже, ты так и не повзрослела. Все-таки что ни говори, а мы были другими…
— Да, мама, это я хорошо поняла. Вы были другими, и ты, и Элла Максимовна, — ответила Нерина угрюмо, имея в виду свою свекровь, — Только те глупости, которых я от вас обеих наслушалась, будто жена должна быть «милой дурочкой» и безмолвной тенью мужа, давным-давно вышли из моды. Мужчинам скучно с женами, годными только на роль прислуги или инкубатора! И они, представь себе, тоже хотят, чтобы их искренне любили такими, какие они есть, а не тупо смотрели в рот потому, что «так принято».
— Неричка, поверь, ты заблуждаешься, — сказала мать, отложила щетку и пригладила гребнем собственную прическу. В последнее время она подкрашивала седину в экстравагантный голубоватый оттенок, и в сапфировую свадьбу это как нельзя лучше сочеталось с ее синим бархатным платьем и серо-голубыми глазами.
Не без удовольствия глядя в зеркало, Надежда Павловна произнесла:
— Для женщины, дочка, ничего не меняется, русская она или кореянка. Каждому природа воздает по потребностям: мужчине — амбиции и сила, женщине — хитрость и обаяние. Когда они создают семью, то взаимно подпитывают друг друга, но основной движущей энергией всегда является жена, если ей хватает ума не показывать этого мужу.
— И чем же она, по-твоему, движет, кроме чистоты белья да температуры борща? Ведь ничего другого делать не надо, чтобы муж не усомнился в ее прелестной глупости! — отмахнулась Нерина, — А может быть, ему не хочется, чтобы она была глупой, и он это не считает ни милым, ни сексуальным! Костя, между прочим, даже приезжал на нудные научно-культурные конференции, чтобы меня послушать! Там люди, которые знать не знали о его деньгах, запросто говорили ему: «А вы, наверное, муж Нерины Андреевны?» Знаешь, с каким удовольствием он мне об этом рассказывал?
— Нери, это все баловство, приятный подсластитель семейных будней, но не основное блюдо, — возразила мать, — В первую очередь женщина должна родить детей, чтобы обеспечить
