Жаворонок Теклы (СИ) - Людмила Семенова

Андрей Петрович поспешил заверить, что не стоит беспокоиться, но Даниэль заявил:

— Никакого беспокойства, вам не помешает. Извините за нескромность: вы не больны? Я все-таки из медицинской семьи, сила привычки не отпускает.

— Странный вы, — усмехнулся Андрей Петрович, — Можете называть естественный процесс болезнью, если вам так больше нравится, но в моем возрасте ничего не болит только если ты уже умер. Хотя там, где вы сейчас живете, могут быть другие представления.

— Вот именно, — с ударением произнес Даниэль, — Поэтому я туда и уехал. Но вы вряд ли это хотели обсудить?

Андрей Петрович нерешительно кивнул и только тут обратил внимание на фотографии, стоящие на стеллаже с книгами. В двустворчатой рамке снимок слева изображал двух мальчишек в клетчатых футболках и кепках с козырьком — оба с пышными кудрями, большими темными глазами и широкими белозубыми улыбками. На правом они уже были взрослыми, но в такой же одежде, и так же беспечно улыбались, обнявшись за плечи.

— Такие же сейчас есть у меня дома, — вдруг сказал Даниэль, — Это мы тогда с Иви решили позабавиться, вспомнить былое… Вам Оля сообщила, что я приехал?

— Да, а что? Не нужно было? — растерянно спросил Андрей Петрович, пригубив поданный Светланой Васильевной чай.

— Я к тому, что если вы по поводу Иви Теклая, то Оля наверняка вам уже сказала, что новости плохие. Верно?

Тот сокрушенно вздохнул:

— Да, не то слово. Поверьте, что я такого не ожидал, я знал, что Айвар правильный парень.

— Ах вы знали? — мрачно повторил Даниэль, — Только говорили вы почему-то другое. И по-хорошему это мне стоило вас навестить, а заодно и вашего зятя. Без него ведь тут тоже не обошлось, разве я не прав? Он же зубами вцепится, если что-то примет за свое!

— Даниэль, к чему мне это с вами обсуждать? — уже решительнее сказал Андрей Петрович, — По мне, лучше такая любовь, чем никакой. А Айвар, будем откровенны, просто хотел устроить свою жизнь. Нет, я ни в чем его не виню, Нери сама его на это подбила, но мне как отцу это не могло нравиться. Окончательно я все про него понял потом, а тогда, честно, не знал что думать. Да, он ваш друг, вы сейчас очень за него переживаете, хотите во что бы то ни стало найти виноватого и в ваших глазах на эту роль лучше всего подходим я и Костя. Только когда это было? Разве у него не появилось других врагов? Просто вы о них не знали. Но я действительно хотел поговорить с вами не об этом.

— А какие у нас с вами еще могут быть общие темы?

— На данный момент — Паша, сын Оленьки. Вы не намереваетесь его забрать?

— Да что вы! — удивился Даниэль, — Скажете тоже, забрать! Во-первых, я не имею на это никакого права, а во-вторых, он хоть и несовершеннолетний, но уже достаточно взрослый, чтобы решать подобные вещи сам. Хотя позже я бы с удовольствием поговорил с ним и постарался его убедить в преимуществе образования и профессии в Штатах. У него, как я понял, есть настоящий талант, интерес к миру, желание развиваться, а там это сейчас основа жизни. Он точно заслуживает лучшего, чем эта страна, и если уж я ничего не дал ему в детстве, то готов помочь с будущим.

— Хорошо вы сказали, «эта страна», — задумчиво протянул Андрей Петрович, — Вы уже забыли ее название? А Паша, между прочим, гордится, что родился именно здесь. И я не уверен, что ваши аргументы будут интересны ему и ради американского паспорта он проникнется теплотой к чужому человеку.

— Стоп-стоп, а почему это вы называете меня чужим для него человеком? У вас-то с этим ребенком что может быть общего?

— А «этот ребенок», как вы изволили выразиться, рос у меня на глазах и знает меня сколько себя помнит, — твердо заявил Андрей Петрович, — И уже несколько лет меня зовет «дед Андрей», вот что у нас общего. Поэтому не буду скрывать, что я в его отъезде за рубеж не заинтересован: там нет ни одного человека, который будет его любить так, как Оля и я, и мне его терять на пороге старости тоже совсем не хочется.

— Да что вы говорите! — усмехнулся Даниэль, — Интересно будет вас послушать, если вы все-таки обзаведетесь законными внуками. Что-то я предчувствую: в таком случае ваша любовь быстро упорхнет в другом направлении, а Паша останется и без деда, и без нормальных перспектив. По-моему, для него так только хуже.

— Не пытайтесь меня уесть, Даниэль, — невозмутимо ответил пожилой человек, — Если у меня появятся другие внуки, я буду счастлив, но моя любовь к Паше никуда не денется.

— Да хоть бы и так, почему из-за вашего старческого эгоизма он должен лишиться шанса на нормальное будущее? Это у вас так проявляется любовь? — возмутился Даниэль, — Когда я слышу подобное, мне искренне жаль, что я не могу действительно забрать Пашу и растить его там, где сейчас прекрасно живу. Там не принято бездарно тратить жизнь на имитацию бурной деятельности на работе, ожидание подачек от власти и телевизор, а потом еще и нагибать других, чтобы они не смели жить по-другому, расти, развиваться! Чтобы таким, как вы, не было обидно! Вы всерьез считаете, что Паша должен жить здесь? Где что ни закон — то либо идиотизм, либо очередной запрет? Где коррупция тебя сопровождает от роддома до похоронного бюро? Где ни врачи, ни менты без вознаграждения разговаривать с тобой не будут? Где вместо науки — мракобесие, вместо культуры трэш, а на любой протест один ответ — «начни с себя»? Если вам это нравится, бог в помощь, вы человек взрослый, но ребенку, у которого все впереди, ни к чему впитывать такие понятия.

— Складная речь, — хмуро сказал Андрей Петрович, глядя на молодого собеседника поверх очков, — Вы беспокоитесь за сына или хотите старику преподать основы правового сознания, показать, какие мы тут дикие? Да только где же вы были раньше с вашей заботой? Почему столько лет вас не волновало, как Паша тут живет, лечится, учится? Вы как-то удобно в свое время об этом забыли, и о нем заботился ваш друг, который жил в Африке! И деньгами помогал, и присылал лекарства из Европы, и достал для отца Оли лучший кардиостимулятор, а для матери — поездку в центр лечения позвоночника в Чехии. А главное, постоянно