Сталин и Гитлер - Ричард Овери

Успех обеих выставок был неоднозначным. Через залы Дома германского искусства прошли около 600 000 немцев, после чего экспонаты были переданы тем, кто их выкупил; выставку же «Социалистической промышленности» посетили всего 162 000 человек. Художественный комитет, разочарованный откликом на выставку, закрыл ее в 1940 году. Некоторые экспонаты предназначались для постоянного Музея советского искусства, но он так никогда и не был построен. Некоторые критики шепотом говорили между собой, что выставка была неинтересной. Первый приз был присужден не картине, посвященной достойному внимания достижению советской эпохи, а картине Иогансона «На старом уральском заводе», навеянной царской индустриализацией. Сталину нравились напряженные отношения между классами, вызванные противопоставлением насмешливого плутократа задумчивому работнику9. Большая часть работ, увиденных фюрером в Мюнхене, не произвели на него большого впечатления («не было ни одного художника, чьи работы были бы достойны похвалы»), хотя он был восхищен залом, в котором были представлены статуи арийских мужчин и женщин высотой больше человеческого роста, выполненные в неоклассическом стиле10. Официальная реакция в обеих столицах была тем не менее восторженной. По мнению одного советского критика, выставка поставила советскую культуру на «порог нового Ренессанса». Германскую выставку восхваляли как «основу нового и истинного германского искусства», в котором художник наконец-то повернулся спиной к напрасным усилиям самовыражения и стал, по словам Геббельса, «истинным слугой народа»11.

Обе выставки служили демонстрацией официального искусства. Картины и скульптуры были продуктом не спонтанного художественного творчества, а результатом выполнения государственного заказа. И Гитлер, и Сталин принимали участие в отборе экспонатов и награждении лауреатов; каждый из них помогал формировать весь комплекс культурной продукции, разрешенной обоими режимами. Эти грандиозные претензии привели к возникновению искусства, в рамках которого творческий процесс был строго регламентирован; культура рассматривалась как центральный элемент строительства нового порядка в каждом из государств, настолько же подверженный регламентации, как и любая другая сфера общества. Две диктатуры объединяло общее убеждение в том, что культура обладает исключительной способностью воздействовать на состояние умов и взгляды зрителей. Если бы это действительно было так, все усилия регламентировать каждое проявление печатного слова, или нарисованного образа, или искусственно созданной среды были бы излишни. Критерии оценки достоинств художественного или литературного произведения отражали социальные устремления и политические нужды диктатур. Официальное искусство не было совсем лишено эстетических достижений, однако главная задача искусства состояла в том, чтобы выразить одобрение социальных ценностей и политических идеалов режимов такими способами, которые бы могла оценить рядовая публика, а не только узкий круг художественных критиков и руководителей от искусства. Вся культура в рамках диктатур была нацелена на то, чтобы стать демократической, а не потворствующей вкусам элиты.

Официальное искусство носило явно репрезентативный, дидактический и героический характер. Московская выставка стала главной демонстрацией достоинств того, что называлось социалистическим реализмом. Этот термин охватывал все формы культуры, существовавшие при Сталине. Хотя формулировка его принципов приписывалась диктатору, его первое применение восходило к речи, произнесенной перед сообществом литераторов Иваном Гронским, редактором «Известий», 20 мая 1932 года. Несколько дней спустя советская «Литературная газета» подхватила тему, убеждая художников признать, что советские массы ждут от писателей и художников «искренности и правдивости социалистического реализма в отражении революционных достижений»12. Несколько месяцев спустя, 26 октября, Сталин присутствовал в качестве гостя в квартире писателя Максима Горького на ночной дискуссии с пятьюдесятью писателями о том, как следует понимать социалистический реализм. Определение диктатора было простым и непререкаемым: если художник «правдиво изображает нашу жизнь», он не может это делать иначе как «изображая в ней то, что ведет к социализму». «Это, – продолжал он, – будет точно социалистическое искусство». Горький, назначенный почетным председателем Союза писателей СССР, созданного в 1932 году, добавил, что социалистический реализм должен изображать «героическое настоящее с оптимизмом и достоинством»13.

В действительности же социалистический реализм стал директивой деятелям искусства, которым полагалось изображать или описывать сталинскую утопию, а не скрытую за ее фасадом реальность 1930-х годов. Использовать при этом следовало только те формы изображения, которые представляли собой непосредственные культурные заметки о повседневной жизни с простыми темами и простыми героями. Рамки сталинистского искусства были обозначены «прекрасной социалистической реальностью» и «великими свершениями социалистического строительства»14. Любая другая форма искусства, противостоящая непосредственной реальности, рассматривалась как «буржуазный формализм», эгоистичное искусство, игнорирующее необходимую связь культуры с народом. Сам Сталин помогал продвигать идею жизнерадостного популистского искусства. Через два дня после его посещения театра и прослушивания оперы Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда» в январе 1936 года «Правда» опубликовала невероятную по своей дикости заметку под названием «Сумбур вместо музыки»: «преднамеренная разноголосица, беспорядочный поток звуков… Музыка кричит, пищит, взрывается, задыхается и вздыхает…». Композиторы получили предупреждение, что музыка, как и все остальное искусство, должна усвоить принципы «простоты, реализма, ясности и понятности образа»15.

Упрощенчество искусства в Советском Союзе не было только следствием неспособности дать эстетическую оценку произведению или только следствием примитивного филистерства. Сталину хотелось получить оперы, которые бы заложили основы советской классической традиции, сравнимые с произведениями великих классических композиторов XIX века. Культура была упрощена и приукрашена, поскольку при коммунизме, как это представляли власти, она должна стать отражением всего общества, быть в равной мере достоянием крестьянина и рабочего, так же как и художественного критика. В 1920 году Ленин провозгласил тезис о том, что «искусство принадлежит народу»16. В условиях господства социалистического реализма идея искусства, понимаемая как нечто универсальное и доступное, была частью более широкой социальной революции, которую включили в процесс сталинистской модернизации, хотя ее корни начинались еще в 1920-х годах. Художникам регулярно напоминали о том, что приоритет в их работах должен быть отдан «мыслям о народе», наряду с обязательными «мыслями о партии»17. Главный партийный куратор культуры в 1930-х и 1940-х годах Андрей Жданов заявил в 1948 году, что музыка «непонятная народу не нужна народу»18. Сталину импонировали те номера в концертах, которые слушатели могли потом насвистывать.