Кортни. 1-13 (СИ) - Смит Уилбур

– Помните, чему вас учили! Работайте спокойно, не торопитесь!

Сквозь пороховой дым Джим поверх голов нападающих снова увидел Манатаси. Она бежала сразу за первыми воинами, посылая их вперед, в атаку, дикими криками и воплями призывая их к еще большим стараниям. Многие воины уже перебрались через груды тел и оказались под баррикадой, на которой стоял Джим. В их ноздрях держался запах крови, на лицах было хищное выражение. От их крика цепенели души и слабели руки защитников.

Не в состоянии под непрерывным огнем преодолеть баррикады, воины принялись раскачивать центральный фургон. Пятьдесят человек объединили свои усилия, и фургон начал опасно ходить из стороны в сторону. Джим видел, что скоро фургон достигнет критической точки и опрокинется. И в оставленную им брешь ворвутся воины. Их ассегаи напьются крови, и бой в несколько минут кончится.

Манатаси видела эту возможность и чувствовала, что победа близка. Она взобралась на груду камней, чтобы видеть поверх голов нападающих.

– Зии! – кричала она. – Зии!

Воины ответили ей и навалились плечами на фургон. Он качался на грани равновесия и, казалось, в любой момент грозил перевернуться, но потом снова опустился на четыре колеса.

– Шекелелал! – кричали индуны. – Еще раз!

Воины собрались и снова ухватились за оси и раму фургона.

Джим смотрел на Манатаси. Она стояла на той самой груде камней, которую Джим лично сложил над бочонком с порохом. Он заглянул под передние колеса фургона. Конец запального шнура по-прежнему был прикреплен к одной из спиц, а сам шнур уходил под раму, под груды тел, туда, где стояла Манатаси. Фитиль Джим прикрыл только тонким слоем земли. И видел, что местами ноги нападающих потревожили эту землю и фитиль выступает наружу. Может быть, второй конец фитиля еще входит в отверстие в бочонке.

«Есть только один способ узнать», – мрачно сказал он себе. Схватил поданный ему очередной мушкет, взвел курок и нырнул под раскачивающийся фургон.

«Если фургон сейчас перевернется, меня раздавит колесами, как лягушку», – подумал он, но отыскал конец фитиля и положил его на полку мушкета. Одной рукой удерживая фитиль на полке, он потянул курок. Из кремня вылетел сноп искр; выпустив столб дыма, загорелся черный порох. Мушкет подпрыгнул в руках, и выстрел ушел в землю прямо под ноги Джима. Но вспышка пороха подожгла фитиль. Фитиль зашипел и почернел, пламя пробежало вдоль него и исчезло в земле, как змея в норе.

Джим спрыгнул с рамы все сильнее раскачивающегося фургона и посмотрел на Манатаси. Тонкая струйка крови стекала по ее боку из оставленной пулей раны. Манатаси увидела его и показала на него ассегаем. Ее гротескно разрисованное лицо исказилось от ненависти, слюна брызгами срывалась с губ и облаком блестела на солнце: королева выкрикивала смертное проклятие.

Джим увидел, что на последнем ярде истоптанной земли перед королевой фитиль лежит на поверхности. Быстрое пламя пронеслось по нему; фитиль горел, чернея и извиваясь. Джим стиснул зубы в ожидании взрыва. Несколько ужасных мгновений взрыва все не было, а фургон наконец перевернулся, в баррикаде образовалась брешь. Воины торжествующе закричали и бросились вперед.

– Булала! – кричали они. – Убивайте!

И тут бочонок под ногами Манатаси взорвался. Выше деревьев поднялся мощный столб пыли и камней. Взрыв разорвал тело королевы на три части. Одна ее нога вращалась высоко в воздухе. Другая, с частью тела, полетела в ряды воинов, обрызгав их кровью. А голова, как пушечное ядро, пролетела над баррикадами и упала в пределах лагеря.

Взрыв ударил в нгуни, перевернувших фургон и пробиравшихся в брешь. Он убивал и калечил воинов, нагромождая новые груды на уже лежащие тела.

Корпус перевернувшегося фургона защитил Джима от взрыва. Наполовину оглохший, одурелый, он встал. Первой его заботой была Луиза. Она оставалась со своим заряжающим и от взрыва упала, но тут же вскочила и побежала к нему.

– Джим, ты ранен! – закричала она, и он почувствовал, как что-то теплое течет с его носа в рот. Вкус соленый и металлический. Летящий обломок камня рассек ему переносицу.

– Царапина, – ответил он и прижал ее к груди. – Но, слава Богу, ты невредима.

Держась друг за друга, они смотрели через брешь в баррикаде на бойню, учиненную взрывом. Мертвые воины лежали вповалку грудой высотой по пояс. А живые бежали назад, к травянистым холмам. Большинство побросало щиты и ассегаи. Их голоса были полны сверхъестественного ужаса, они кричали:

– Колдуны бессмертны!

– Манатаси мертва!

– Ее убила молния колдуна.

– Колдовство пожрало большую черную корову.

– Бегите! Мы не можем с ними справиться.

– Они призраки, духи крокодилов!

Джим оглянулся на лагерь. Смоллбой опирался на баррикаду. В полном оцепенении от усталости он смотрел на бегущих врагов. Остальные сидели, некоторые молились, все еще держа дымящиеся мушкеты. Только Баккат был неутомим. Он взобрался на фургон и выкрикивал вслед бегущим воинам оскорбления:

– Я испражняюсь на ваши головы, мочусь на ваше семя. Пусть у вас рождаются двухголовые сыновья! Да отрастят ваши жены бороды, а огненные муравьи сожрут ваши яйца!

– Что говорит им этот маленький дьявол? – спросила Луиза.

– Прощается с ними и желает счастья и долгих лет жизни, – ответил Джим и с облегчением услышал ее смех.

– По коням! – закричал он своим людям. – Садитесь верхом! Пришел наш час.

Все не понимая смотрели на него, и он подумал, что его не слышат, потому что в его ушах тоже еще звучали звуки выстрелов.

– Пойдем, – сказал он Луизе. – Надо повести их.

Они побежали к лошадям, Баккат спрыгнул с фургона и последовал за ними. Лошади были уже оседланы. Ждали именно этой минуты. Джим и Луиза садились верхом, и в это время подбежали остальные.

Баккат подобрал голову Манатаси и насадил на острие ассегая. Он нес голову высоко, как римский знак с орлом. Лиловый язык королевы вывалился из угла рта, один глаз был закрыт, второй злобно смотрел.

Отряд всадников прошел через брешь в баррикаде, проделанную нгуни; у каждого с собой были два мушкета: один в руках, второй в чехле. У каждого через плечо – пояса с пулями, к луке седла привязана фляжка с порохом. Сзади на неоседланных лошадях сидели мальчики, каждый вел запасную лошадь с бочонком пороха, мешком пуль и бутылками с водой.

– Держитесь вместе, – приказывал Джим. – Не расходитесь. Нгуни, как загнанные в угол шакалы, очень опасны.

Наступая на тела и упавшие щиты, лошади добрались до открытой травянистой местности и поскакали вперед, но Джим опять предупредил всадников:

– Спокойней. Двигайтесь шагом. Стемнеет еще не скоро. Не утомляйте лошадей.

Растянувшись широкой цепью, они прочесали вельд и догнали бегущих воинов. Снова загремели мушкеты. Большинство воинов потеряло оружие и головные уборы. Услышав за собой топот копыт, они побежали, но ноги отказывали им. Они падали в траву и, как глупые антилопы, ждали залпов.

– Я не могу, – в отчаянии сказала Луиза Джиму.

– Тогда завтра они вернутся и сделают это с тобой, – предупредил он.

Смоллбой и его люди убивали с удовольствием. Подпаскам пришлось пополнять фляжки с порохом и мешки с пулями. Баккат размахивал в воздухе головой Манатаси и возбужденно кричал, догоняя очередную отбившуюся от остальных группу испуганных воинов.

– Кровожадный леший, – говорила Луиза, скача следом. Видя голову королевы, воины кричали в отчаянии и в знак покорности бросались на землю.

Перед всадниками-мстителями показались невысокие пологие холмы – именно к ним бежали разбитые отряды нгуни. Джим не разрешил своим людям ускорить темп, и по мере приближения к холмам выстрелы звучали реже: воины разбегались, целей становилось меньше.

Джим и Луиза остановились на вершине и посмотрели вниз, на широкую долину, по дну которой протекала еще одна медленная река. Склоны долины покрывали леса с великолепными деревьями и открытые луга. В воздухе стоял дым множества лагерных костров. С военной точностью на траве располагались сотни небольших крытых тростником хижин. Они были пусты. Оставшиеся в живых воины бежали: хвост удирающей армии исчез на противоположном склоне долины.