Герои - Джо Аберкромби

— Вы рассчитывали поиметь их вчера — вышло же, что они поимели вас. — Более взвешенный тон маршала Кроя. — И от нехватки сил страдают не только северяне.

— Мои люди заслуживают возможность завершить то, что начали! Лорд-маршал, я заслуживаю…

— Нет! — Жёстко, как удар хлыстом.

— Тогда, сэр, я требую отставки…

— И снова нет. И больше ни слова. — Миттерик попытался чего-то возразить, но Крой перебил его. — Нет! Вы что, обязаны оспаривать каждый приказ? Вы проглотите вашу, будь она проклята, гордость и выполните свой, будь он проклят, долг! Вы отмените боеготовность, вы проведёте ваши войска назад через мост и подготовите вашу дивизию к переходу на юг, в Уффрис — как только мы закончим переговоры. Вы меня поняли, генерал?

Настала долгая пауза, а потом, тихо-тихо:

— Мы проиграли. — Голос Миттерика, но теперь он едва ли распознаваем. Неожиданно севший, ужатый до малюсенького и слабого — и в нём почти что проступали слёзы. Как будто выдернули некий, до дрожи туго свёрнутый, жгут и вместе с ним выдернули всё генеральское буйство. — Мы проиграли.

— Мы свели на ничью. — Теперь голос Кроя был тих, но тиха была и ночь, и мало кто умел навострить уши так, как Танни, когда было чего послушать.

— Порой это самое большее, на что можно надеяться. Насмешка солдатского ремесла. У войны лишь одна работа — прокладывать путь к миру. И другого пути не бывает. Раньше я был как ты, Миттерик. Считал, что есть лишь одно-единственное правильное решение. Однажды, быть может, очень скоро, ты заменишь меня и поймёшь, что мир устроен иначе.

Снова пауза.

— Заменю вас?

— Подозреваю, великому архитектору надоел данный конкретный каменщик. Генерал Челенгорм погиб на Героях. Вы — единственный разумный выбор. Во всяком случае, тот, который я поддержу.

— У меня нет слов.

— Если б я знал, что добьюсь этого отставкой, я бы ушёл уже давным-давно.

Пауза.

— Мне бы хотелось сделать Опкера командующим моей дивизией.

— Не возражаю.

— А что до дивизии генерала Челенгорма, мне кажется…

— Командование принял полковник Фельнигг, — произнёс Крой. — Точнее, полагаю, генерал Фельнигг.

— Фельнигг? — голос Миттерика донёсся с привкусом ужаса.

— Он подходит по старшинству, и мои рекомендации королю уже в пути.

— С этим человеком я попросту не смогу работать…

— Сможете и будете. Фельнигг проницателен и осмотрителен, и он уравновесит вас, как вы уравновешивали меня. Хотя вы часто откровенно бывали колючкой в заднице, в целом и главном для меня было честью служить с вами. — Раздался резкий щелчок, как будто стукнулись каблуки начищенных сапог.

И ещё раз.

— Лорд-маршал Крой, это мне была оказана огромная честь.

Оба — Танни и стражник вскинулись по самой подтянутой и твёрдой стойке смирно, когда две самых больших армейских шишки внезапно шагнули из палатки. Крой резкой походкой двинулся в сгущавшийся мрак. Миттерик остался, глядя ему вслед, сжимая и разжимая свисающую ладонь.

Танни подстёгивало грядущее свидание с бутылью и скатанной постелью. Он прочистил глотку.

— Генерал Миттерик, сэр!

Миттерик повернулся — совершенно очевидно, он смахнул слезу, делая вид, что вытряхивает из глаза соринку.

— Да, да?

— Капрал Танни, сэр, знаменосец Его величества Первого полка.

Миттерик нахмурился.

— Тот самый Танни, которого сделали старшим сержантом после Ульриоха?

Танни выпятил грудь.

— Так точно, сэр.

— Тот самый Танни, которого разжаловали после Дунбрека?

Плечи Танни поникли.

— Так точно, сэр.

— Тот самый Танни, кого отдали под суд после истории в Шрикте?

И ещё ниже.

— Так точно, сэр, хотя вынужден заметить, что трибунал не выявил наличия злого умысла, сэр.

Миттерик прыснул.

— Вот так трибунал. Что принесло тебя сюда, Танни?

Он протянул письмо.

— Я прибыл в официальном качестве знаменосца, сэр, с письмом от моего командира, полковника Валлимира.

Миттерик опустил глаза на пакет.

— Что в нём?

— Я бы ни за что…

— Не поверю, чтобы солдат с твоим опытом трибуналов понёс письмо без понятия о его содержании. Что в нём?

Танни уступил.

— Сэр, по-моему полковник пространно излагает причины, по которым ему не удалось сегодня атаковать.

— Неужели.

— Действительно, сэр, и сверх того, он глубочайше извиняется перед вами, сэр, перед маршалом Кроем, перед Его величеством и в общем перед всем народом Союза, а также настаивает на своей немедленной отставке, сэр, но при этом требует права объясниться до военно-полевого суда — здесь он довольно расплывчат, сэр — далее он воздаёт хвалу своим воинам, и берёт вину целиком на себя, и…

Миттерик забрал у Танни письмо, скомкал его и бросил в лужу.

— Передай Валлимиру, пусть не переживает. — Он немного понаблюдал, как письмо плывёт по изломанному отражению вечернего неба, затем пожал плечами. — Это битва. Мы все совершаем ошибки. Есть ли смысл, капрал Танни, советовать тебе держаться подальше от неприятностей?

— С благодарностью приму к сведению любой совет, сэр.

— А если в форме приказа?

— Любой приказ тоже, сэр.

— Ха. Вольно.

Танни льстиво отбил честь, развернулся и быстрым походным шагом отправился в ночь, пока никто не решил предать военно-полевому суду его самого.

Первые минуты после битвы — мечта для шустрого парня. Трупы, которые надо обобрать либо сперва выкопать, а после обобрать, трофеи, которыми надо поменяться, чагга, бухло и шелуха, которые надо продать празднующим либо скорбящим — с равно вопиющей наценкой. Он навидался людей целый год без гроша за душой, за час сколотивших себе состояния после схваток. Но большинство товара Танни до сих пор оставалось на лошади, которая была кто бы знал где, и, вдобавок, сейчас у него не лежало сердце заниматься ничем подобным.

Поэтому он держался на расстоянии от костров и людей вокруг них, наматывая шаги по тылам, направляясь на север по вытоптанному полю боя. Он миновал пару писарей, составлявших при свете ламп списки покойников, один ставил пометки в книге, а другой стягивал покрывала, отыскивая среди трупов достойных переписи и отправки в Срединные земли — слишком знатных, чтобы уйти в северную землю. Как будто один мертвец чем-то отличается от другого. Он перелез через стену, на наблюдение за которой убил целый день — снова ставшую ничем не примечательной крестьянской прихотью, каковой и была до битвы, и побрёл сквозь вечернюю мглу к дальнему левому краю боевых частей, где размещались остатки Первого полка.