И телом, и душой - Владимирова Екатерина

И теперь что-то давит изнутри, будто сердце рвется, желая что-то сказать. Не позволь себе разрушить то, что было построено всего несколько месяцев назад, неокрепшее, хрупкое, ранимое, боязливое! Не рань!

Маленькая деревушка, затерявшаяся в Калужской области. Он даже не запомнил ее названия. Лишь одна мысль билась в нем надорванными струнами души — она здесь, она рядом, ему остается лишь протянуть к ней руку, и он ощутит… шелковистость кожи, запах волос, дрожь тела.

Ему остается сделать лишь пару шагов ей навстречу! Вот она… уже так близко. Рядом с ним.

И он не должен упустить свой шанс!..

Он гнал автомобиль на не допустимой скорости, но ему было плевать на все. В сердце расцвело что-то большое и светлое, накалился до предела красный огненный шар, готовый вот-вот взорваться в нем и ослепить своим сиянием. Как это непривычно, как это странно, как это… приятно, — чувствовать себя по-настоящему счастливым! И, кажется, что ничего в жизни тебе уже не надо. Все у тебя есть. Она есть, а значит, есть уже и целый мир.

При въезде в деревню пришлось сбавить скорость, потому что дороги здесь практически не было. Но он смиренно терпел бездорожье, и старенькие домишки с пологими крышами, и поросшие многочисленными кустарниками обочины, и даже разглядывающих его местных жителей. Он рвался к ней. Он стремился. Он бежал. Он ждал встречи, он жаждал ее. Он был в нетерпении и предвкушении.

Она, конечно же, будет его ругать. Скажет, что она еще не готова, будет отказываться, упираться, даже упрямиться… Как чудно, раньше подобное проявление упрямства с ее стороны, его разозлило бы, а теперь… оно ему даже нравилось. Что-то в нем было особенное, чистое, детское и непосредственное, только ее. И он любил в ней проявление этого упрямства, ее умение быть собой. Он ждал этого. Но сейчас, он знал, что не станет слушать. Он просто соберет ее вещи и…

И что? Посадит в машину, запихнет на сиденье насильно?! И чего добьется этим? Только новой волны разочарования и обиды с ее стороны. Он снова причинит ей боль, а ведь он обещал… себе обещал, ей обещал, что больше никогда, ни за что… А сейчас что же? Обманет? Плюнет на свое обещание, в конце концов, сколько он уже их не исполнил?!

Максим резко ударил по тормозам. Машина замерла на месте, будто приросшая к земле.

Нельзя так. Он не может. Он не может снова предать ее доверие, унизиться до того, чтобы обмануть ее, предать — опять. Это низко, подло, недостойно. Она не достойна того, что он поступал с ней так! После того, что случилось, она заслужила право на то, чтобы выбирать кто, где, когда, с кем… Она должна решать, а не он должен решать за нее! Это неправильно, это опять возврат к прошлому, в прошлое. Но туда хода уже нет и быть не должно. Там больно, так холодно, так бездушно и одиноко. Так пустота.

Максим откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза, сжимая ладони в кулаки.

Как же он хотел обнять ее! Как ему страстно хотелось заключить ее в объятья, прижать к себе, туда, где отчаянно и нестерпимо больно билось сердце в грудь. Может быть, она его услышит, этот стук? И поймет, как он страдал без нее?… Он жаждал сейчас быть с ней. Он желал увидеть, как в ней зреет их малыш. Разве это преступление? Разве он предлагает что-то нереальное, недейственное, непомерное и невообразимое?!

Он просто хочет быть рядом с женщиной, которую любит. И на это ему нужно спросить разрешения?

Какая ирония судьбы, какая злость, какая грубость! Какая мучительно-прекрасная справедливость! Она бьет ему в лицо фактами, уверениями, правдой, неоспоримой истиной… и он верит. Он не возражает.

Все правильно. Так и должно быть. Он теперь не может, не имеет права решать, как им жить. Он должен смириться с тем, что у него есть. А есть у него не так и мало! У него есть Лена. Это — все для него. Да, она есть вдали, на другом конце страны, в другой области, в каком-то захолустье, лишь по телефону каждый день, но… она есть! Ведь раньше у него и этого не было! Но она дала ему еще один шанс, она позволила себе переступить через себя и довериться ему вновь, открыть перед ним душу, обнажиться. А он… неужели сейчас он просто так возьмет и растопчет такой выстраданный, болезненный, слабый шанс на доверие?!

Нет. Никогда!

Он не сможет так обмануть ее, так предать ее. Не сможет… И не станет этого делать.

Раскрыв глаза, Максим с грустью в глазах уставился в окно.

Она сказала: еще не время. Значит, не время. Она сказала: нужно подождать. И он будет ждать. Она сказала: ей нужно окрепнуть, вырасти, стать сильной, найти себя. И он подождет, он выдержит, он поймет. Он не подведет ее. Она с ним. Да, она с ним, и никуда не уходит. Просто… не там же, где и он, просто… немного дальше. Но все же — рядом, близко, вот здесь… он держит ее за руку, ощущает кожу, жар ладоней, аромат волос и сладость губ. Такая красивая, такая желанная, такая… его.

Ему нужно немного подождать. Не спешить, не торопиться… Воспользоваться вторым шансом.

И, наблюдая за ней, вышедшей из магазина, он мог лишь завороженно следить за тем, как она, улыбаясь, шла к нему навстречу, как поглаживала свой округлый живот, поправляла волосы, облепившие лицо… А он мог лишь смотреть на нее, с замиранием сердца следить за ее движением, слушать свое неровное, частое дыхание, и проклинать себя за слабость. Он хотел сорваться с места, кинуться к ней, заявить о себе, все внутри него рвалось к ней, родной, любимой, нежной женщине!.. Но он понимал, что не имеет права ее удерживать около себя насильно. Он не может предавать ее доверие. Если он потеряет его сейчас, то уже никогда не восполнит этот пробел. Она не даст ему еще один шанс. Он бывает всего один. И его он уже использовал.

И тогда, сжимая руль побелевшими руками, стискивая до боли зубы, удерживая себя от прыжка к ней, он просто резко надавил на газ, стремительно развернулся и уехал.

Теперь он не допустит ошибку, отдаст ей то, что не отдал. Он восполнит пустоту, пробел, темное место собственной истории. Он не будет слепо брать. Он станет отдавать.

Когда Лена позвонила ему в следующий раз, Максим не сказал ей о том, что знает, где она скрывается. Не считал это уместным или правильным. Зачем ее тревожить? Зачем беспокоить? Пусть все остается так, как и было. Ведь было все не так и плохо, все было очень даже хорошо. И разрушать их маленький рай, их семейную идиллию своими откровениями и разрушительными признаниями, которые, действительно, все могли сломать… Он не был готов пожертвовать этим. Такую жертву принести он не мог.

И все же с того дня что-то изменилось. Может быть, она что-то почувствовала, ощутила, увидела? Но их разговоры стали отдавать горечью. Горечью, печалью, болью и обидами. Они стали вспоминать прошлое. С прощением, с пониманием, с доверием, с искренним желанием в сердце и душе, понять, когда же они ошиблись, когда совершили ту роковую ошибку и позволили себе так низко упасть. ием, с понимаем, с доверием. щением, с понимаем, с доверием. ы стали отдавать горечью. ГОречью, рушить то, что было построено