Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 1 - Монах Симеон Афонский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вечером нас одели в толстые шерстяные подрясники, препоясали кожаными ремнями, выдали скуфьи, а на ноги – портянки и тяжелые кирзовые сапоги, в которых я сразу захромал. Благочинный – крепкий, жизнерадостный и улыбчивый монах, ставший впоследствии епископом, – поздравил нас с благословением в послушники и объявил:
– Пока отдыхайте, а с утра у вас начинаются послушания!
После него к нам в келью зашел отец Пимен и с любовью обнял меня:
– Помоги тебе Господь! Сейчас у тебя самое лучшее время впитать все доброе и святое. Дай Бог, чтобы ты сохранил монашескую ревность до конца своих дней!
Мы остались одни в большой комнате, расположенной в старинной сторожевой башне. Вместе прочитали молитвы на сон грядущим и легли пораньше, чтобы не проспать свой первый монастырский подъем. Я долго не мог заснуть, ощущая себя первопроходцем в новом неведомом мире, в котором путеводной звездой сиял для меня лик моего любимого старца.
В пять часов утра мы были уже на ногах, потому что нас впервые разбудил монах-будильщик со звонким колокольчиком в руке. Он громко прочитал молитву: «Пения, бдения, молитвы час, Господи Иисусе Христе, помилуй нас!» В полшестого наша маленькая группа послушников стояла на полунощнице у мощей преподобного Сергия в Троицком храме. Мне очень полюбилась эта ранняя умилительная служба при свете лампад и свечей, совершаемая монахами. Несмотря на раннее время, в храме было много богомольцев. Наместник стоял у раки преподобного, служа молебен. Затем монахи попарно, следуя друг за другом по чину, клали земные поклоны преподобному и прикладывались к его мощам. После молебна младшие братья обходили всех отцов, стоявших в стасидиях вдоль стен и благословлявших подходящих к ним монахов и послушников. С большим умилением я поцеловал руку любимого старца, который заменил мне в Лавре родного отца.
Благочинный отвел нас на раннюю литургию в Успенский храм, где меня сразу определили за свечной ящик, представив старшему монаху с умным проницательным взглядом. После литургии послушания продолжались. Моим учителем стал тихий скромный монах, отец Игнатий, чьим послушанием в храме было пономарство. Он до мелочей знал все тонкости службы, любя во всем чистоту и опрятность. Отец Игнатий поручил мне чистить кадило, постоянно проверяя так ли делаю, как он сказал. Затем мы «пылесосили» ковры в алтаре, где я с благоговением старался исполнять послушание, соединяя его с молитвой и ощущая всей кожей неземную благодать этого святого места. Самой кропотливой работой было отыскивание на коврах восковых пятен и удаление их горячим утюгом через бумагу. Отец Игнатий был всегда рядом с нами и тоже что-то убирал и чистил с необыкновенной старательностью. Он мне сразу запомнился и привлек своей добротой мое сердце. Я не мог тогда представить, что жизнь надолго соединит нас на Афоне.
Колокольный перезвон, донесшийся до нашего слуха, означал, что пора идти на обеденную трапезу. Все монахи собрались у служебного входа в Трапезный храм, откуда вышли архимандриты и иеромонахи, служившие литургию. Став парами, степенно и чинно, под продолжавшийся перезвон колоколов, с тихим пением тропаря преподобному Сергию, мы двинулись к корпусу, в котором находилась трапезная. Это была старинная большая комната с иконами в овальных нишах на стенах, где монахи после молитвы расселись по старшинству за длинными столами. Мы, как послушники, разносили на подносах блюда по столам, ставя еду со словами: «Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас!»
После окончания трапезы мой заботливый друг, иеромонах Пимен, подошел со мной к отцу Кириллу, довольный тем, что может представить меня батюшке, как общий благой плод их совместных усилий и молитв. Старец с любовью благословил меня:
– Хорошо, хорошо, послушниче, Бог благословит тебя! Старайся, смиряйся и Бог спасет тебя по молитвам преподобного Сергия. Какое у тебя сейчас послушание?
– За свечным ящиком, батюшка!
– Ну, подвизайся с Богом!
– Благословите вечером на исповедь к вам, батюшка!
– Хорошо, хорошо… – улыбаясь, старец ушел в свою келью.
На братском молебне у преподобного Сергия мне вручили старинный фонарь с цветными стеклами, в котором наместник зажигал свечу, и я относил его в просфорню, где старый монах зажигал от моего фонаря лампаду, а я возвращался обратно. Мне чрезвычайно нравилось это послушание, особенно то, что в нем было какое-то особое священнодействие, дающее мне возможность и радость послужить преподобному Сергию.
Теперь, когда я стал послушником, мне уже не нужно было дожидаться духовника в той тесной комнатке для паломников. Монахи, пришедшие на исповедь, собирались возле кельи старца в монашеском корпусе на втором этаже. На полу в коридоре лежал длинный ковер, заглушавший шаги приходивших, пахло ладаном, свечами и непередаваемым ароматом благодати, веявшим от кельи отца Кирилла. Даже стоять рядом с дверью его кельи, ожидая своей очереди, было для моего сердца большим утешением после дневной суеты и послушаний.
Стоя вместе с монахами в келье старца на ежедневном полуденном монашеском правиле, я мог не спеша присматриваться к ним. Некоторыми монахами я просто любовался: умные, хорошо владеющие собой, с великолепной памятью, к тому же скромные и добрые; таких людей я вообще до той поры не встречал в своей жизни. А келейник моего духовника, Отец