Сердце Зверя. Том 1. Правда стали, ложь зеркал - Вера Камша

— Ты все знаешь лучше меня.

— Но ты должен прочитать. Кто-то из регентского совета должен…

— Пусть читает Левий.

— Нет! Только не он… Я ведь пишу про Агарис. Мы должны помочь… Хотя бы тем, кто не хочет оставаться в Агарии, но советоваться о таком с Левием… Это будет выглядеть так, словно он тоже просит. Нас просит, а мы… я ему обязана не только жизнью…

— Ему обязаны все. — Слухи об Агарисе Робера трогали лишь в том смысле, что, будь они правдой, Гайифе точно стало бы не до Талига. Эрвина занимало то же, но в разгром Святого города верилось с трудом, просто от наплевавших на вековые запреты морисков ждали чего-то невероятного. — Ты торопишься, Катари. Еще ничего не известно, а обозник обознику еще и не такое наплетет.

— В Нохе звонит колокол, — сказала сестра и замолчала, словно все стало ясно. Надо послать ей цветов, узнать у Коко, где их берут, и послать, но сперва нужно добраться до Капуль-Гизайлей. Может, послать к Халлорану Сэц-Арижа с извинениями и вырвать этот вечер для себя?

— Тебе нужно отдохнуть, — решила Катарина. — Дай слово, что отложишь все дела и пойдешь спать.

— Я как раз об этом думал. Катари, если тебе скажут, что я люблю куртизанку, то это правда.

— Мне уже сказали. — Она улыбнулась, но в обведенных голубоватыми кругами глазах была грусть. — Я ведь снова живу среди женщин. Дженнифер считает баронессу Капуль-Гизайль отродьем Леворукого, но я принесла больше зла.

— Ты и зло? — Робер мог только расхохотаться. — Катари, я на самом деле люблю Марианну.

— Тогда я хочу ее видеть.

— Где?! — Сестра не переставала потрясать. — Ты же не хочешь сказать…

— Я не в том положении, чтобы выезжать. — Катари или не поняла его вопля, или, вернее, поняла слишком хорошо. — Пусть придет на утренний прием, а своим дамам я объясню, что… дружба с Марселем Валме и другими достойными кавалерами еще не превратила в чудовище ни одну… титулованную особу.

— Ваше величество, к вам герцог Окделл. — Если б в садик вышла Дженнифер Рокслей, Робер не выдержал бы и хихикнул, но это была теща бедняги Лаптона.

— Я устала, Одетта, — лицо Катари стало беспомощным. — Робер, как ты думаешь, это важно?

— Вряд ли, — честно сказал Эпинэ. — Но ведь ты дала аудиенцию графу Литенкетте…

— Эрвин уезжал. — Светлые глаза смотрели в такое же небо. — Я надеялась, что он возвращается в Ноймар, и хотела передать с ним письмо. Странно, я почти не вспоминала о Жермоне, а теперь просто места себе не нахожу. Пишу, пишу, пишу, а письма словно в Закат летят. Неужели он так и не простит?

— Просто граф Ариго занят, — утешил Эпинэ. — Я был такой же свиньей. Жозина ждала писем, а я, видите ли, воевал.

Глава 4

Оллария

Хербсте. Печальный язык

400 год К.С. 19-й день Весенних Волн

В форт Жермон возвратился в задумчивости, из которой господина генерала вывел Рёдер. Мундир коменданта был изрядно перемазан известковой пылью — похоже, полковник проводил очередную ревизию пробоин.

— Во время вашего отсутствия, — отрапортовал явно довольный жизнью полковник, — во вверенном мне форте ничего существенного не произошло. Потерь нет. Около часа назад дриксы прекратили обстрел. Привожу в порядок стены.

— А не торопитесь? — Ариго с сомнением глянул на зависшее над рощей солнце. — «Гуси» как прекратили, так и начнут. Они — народ обязательный.

— Не начнут. У них орудие не выдержало. То ли банили плохо, то ли еще что. От нас не понять, но грохнуло, не приведи Создатель, а уж суеты… Горело что-то, пострадавших таскали, начальство аж с двух сторон прискакало. Эта пушка больше не стреляла, остальные дали по паре выстрелов и заткнулись. Видимо, испугались, чистятся теперь.

— Отлично. Будем слушать птичек. — Дались ему сегодня эти птички! — Как ваши стены?

— Держатся.

— Давайте поглядим.

Со стенами было не так уж и плохо, хотя в паре мест зияли приличные бреши. Солдаты споро закладывали их турами и мешками с землей и песком. Птичек слышно не было, зато лягушки вопили вовсю. Уютно пахло дымком. Не пороховой кислятиной, а мирной домашней горечью, обещавшей отдых и обед, то есть, конечно же, ужин. День почти кончился, солнце уже цеплялось за верхние ветки, и смотреть на него было совсем не больно.

— Будет ветер, — решил генерал, отпуская рвавшегося к своим стенам полковника. Тот издал согласный звук и порысил к подносчикам.

Посыпались мелкие камешки, в траве кто-то недовольно прошуршал. Еж… Поселился в тихом местечке, возможно, даже женился, и тут приперлись двуногие и все испортили. Ариго усмехнулся и топнул ногой. Еж прекратил движение и умело осуществил предусмотренный на случай внезапного нападения маневр — свернулся в шар. Застигнутой на марше армии так не суметь. Генерал тронул занявшее круговую оборону существо носком сапога и медленно пошел вниз по склону.

Готовность дриксов при первых же признаках опасности отказаться от переправы была понятна, но зачем при эдакой осторожности гнать через реку два батальона? И что «гуси» собираются делать завтра? Послезавтра? Жермон пытался разобраться в чужих замыслах и не мог. Дриксенский командующий начинал предсказуемо и грубо, но при малейшем сопротивлении сдавал назад. При этом сил за рекой хватало, чтобы в пару недель разбить форт с его не дающей навести мост артиллерией, отогнать талигойцев от берега и устроить наконец переправу, хотя чем это все закончится — неизвестно. На талигойском берегу шансы будут практически равны, только собираются ли «гости» терять эту пару недель, и нужен ли им Печальный язык вообще?

Если к дриксам в ближайшие дни подойдет солидное подкрепление, то переправа им действительно нужна, и чем скорее, тем лучше. Нет — вопрос так и останется без ответа, а отправленная на тот берег еще при подходе к Печальному разведка, как назло, молчит. Хотелось верить, что капитану Баваару удалось избежать встреч с чужими разъездами, только найдет ли он что-нибудь важное? Жермон отнюдь не был уверен в том, что искомое вообще имеется, и эта неуверенность играла с генералом, как кошка с мышью. Пойми Ариго, что кошмар фок Варзов сбылся и авангарду предстоит сдерживать целую армию, он бы вздохнул с облегчением. В первый момент.

Голод, свежий воздух и входящие в экстаз лягушки просветлению не способствовали. Жермон смотрел на темнеющую на глазах рощу, словно там скрывался ответ. Хотелось сразу и спать, и есть, и стянуть сапоги, требовалось доругаться с Карсфорном на предмет самовольной отлучки к Гирке и написать наконец фок Варзов, а командующий авангардом стоял на пригорке, подставив лицо плохонькому ветерку, и безуспешно пытался думать.