День Астарты - Александр Розов

— Бизнесмен! Уа-уа! Бизнесмен! Ой-ой!

— Чего ты прикалываешься? — обиженно проворчал Майо.

— Не обижайся, бро, — Рон, хлопнул его по плечу, — Но на бизнесмена ты не похож.

— Ты ни разу не бизнесмен! — торжественно объявила Пума, усаживаясь обратно на табуретку, — Ты или спецслужба, или японский шпион. Ниндзя-черепашка, да!

— Опять-таки, не обижайся, бро, — продолжал Рон, — Но лучше тебе было оставаться в морской мотопехоте. Ниндзя из тебя никакой. И чего тебя потянуло в преторианцы?

— Я не в ниндзя пошел, а в преторианскую гвардию. Меня суд пригласил четыре года назад, по сумме характеристик. В гвардии жесткий отбор, но платят втрое против морпеха. Когда уйду в отставку, у меня будет старт-кэш для какого-нибудь бизнеса.

Рон покачался на табуретке, закурил сигарету и повернулся к Пуме.

— Хэй, Черная кошка! Зачитай характеристику этого парня.

— Легко! — ответила она, — Мастер физической, технической и стрелковой подготовки. Спокоен. Смел, но осмотрителен. Грамотно и точно выполняет приказы. Тактичен к младшим коллегам. Умен. В меру общителен. Предельно этичен, верен и честен. Брр!

— Брр — это что? — упавшим голосом спросил Майо.

— Брр — это уже не из характеристики, — уточнила Пума.

Преторианец мощно потянулся и издал глубокий тяжелый вздох.

— У меня что, поперек морды все это написано?

— Ага, — ответила она.

— Потому ты и попал в преторианцы, — добавил Рон, — туда других не берут. Такая специфическая работа, что боец должен быть прозрачен, как кварцевое стекло. Но заниматься шпионажем с таким набором качеств… Ты его дом-то нашел?

— Нашел. Потратил два дня. Это на Такуме. Бамбуковая хижина на четырех столбах, дюжина шагов по диагонали. Вместо двери — циновка, а на ней номер «S091». Ниже — записка: «Скоро бу. Жерар». По виду, записку написали и приклеили неделю назад.

Рон понимающе кивнул и прокомментировал:

— Обычно в таких местах «скоро бу» означает от получаса до полумесяца.

— Мне так и сказали, — подтвердил Майо.

— Кто сказал? — поинтересовался экс-коммандос.

— Одна девчонка, социальный инспектор. Зовут Нехе Офаифаи. На вид, лет двадцать.

— А что она еще сказала?

— Много всего. В частности, что Лаполо — жадина и сквалыга, каких мало. За сантим медузу оближет. Он сам сквалыжничает и всех тамошних нон-оперантов этому учит. Девчонка рассказала, что они в хлам разорили соцфонд «Bora-Bora Moana Integro».

— Это как? — удивился Рон.

— А вот так. Все, что чем-нибудь торгует, может и разориться. Пенсионно-страховые соцфонды торгуют вероятностью. На ней можно прогореть, как и на любом товаре. В данном случае, Жерар Лаполо со старичками нон-оперантами, тупо затаскал фонд по судам. Они пересчитали каждый сантим инвестиций по всем сводкам вероятностей из архива соцдепартамента правительства, и нашли дельту в сотых долях процента по сравнению с той расчетной методикой, которую применял фонд. Обман потребителя. Жопа. Суд, компенсация, пени, банкротство, все с молотка, ошейник, Антарктида.

— Что, попались на стрижке хвостов?

— По ходу, так, — ответил Майо, — Суд решил, что социально-опасные последствия были незначительными, так что про ошейник и Антарктиду, это я ввернул для красоты. Топ-менеджеры отделались частичной конфискацией и запретом на профессию.

Пума снова лизнула содержимое своей чашки и недовольно пробурчала:

— Я ни хрена не понимаю, про какие хвосты вы говорите.

— Это, Черная кошка, такой трик в бизнесе. Когда ты продаешь возмещение ущерба от вероятного события, то достаточно кое-что округлить в четвертом знаке, и твоя цена покажется юзеру приемлемой, а на самом деле она задрана. Это как накормить рыбу песком, перед тем, как продавать ее на рынке на вес. Не каждый покупатель заметит, насколько рыба полегчала, когда ее выпотрошили. А Жерар Лаполо взвесил потроха и закричал: «Hei, foa! Вас напарили! Вам тут догрузили песка по цене рыбы»!

— Тогда, выходит, он не сквалыга, а правильный канак — заметила Пума.

— Не все так просто, — возразил Майо, — У любой рыбы в потрохах есть сотня — другая песчинок. Какое же море без песка? Вопрос: где граница между песком, который мог попасть в рыбу случайно, и песком, который продавец специально в нее напихал?

— А где? — спросила она.

— Вот в этом судьи и разбирались. А какое они приняли решение, я уже доложил.

— Ты же в колледже делала тесты по основам теории вероятности, — добавил Рон.

— Угу… Делала… Тигра, а давай ты мне потом еще раз объяснишь?

— Обязательно. А сейчас давай вытянем из Майо, что он еще высмотрел про Лаполо?

Лейтенант Теллем встал и прошелся по широкому балкону взад вперед.

— По ходу, больше ничего интересного. Со слов Нехе Офаифаи, на Такуме он бывает редко, но оставляет немеркнущие следы. Ему 72 года, но он крепкий дядька. Может поплясать на hauoli, и все прочее — тоже. Женщинам он нравится, и у него на Такуме много детей. Они делятся на две группы: его дети, но не его, и не его дети, но его.

— Извини бро, но ты сам-то понял, что сказал? — поинтересовалась Пума.

— Тут иначе не скажешь, — пояснил он, — Это все от жадности и от сквалыжничества. С одной стороны, у Жерара Лаполо есть биологические дети, но он не хочет делать с их мамами общий хаусхолд — типа: если потом разбегутся, то его vahine заберет долю из хаусхолда. По обычаю, это никак не его дети, а чисто мамины. С другой стороны, лет десять назад, он затеял вот какую дурь. Нашел среди рефюзеров восемь девчонок с грудными детьми, предложил им подать заявки на реставрацию гражданских прав, и начал давать им деньги, чтобы они платили соцвзносы. Девчонки на это пошли: им хотелось оставить малышей при себе, а у рефюзеров суд обычно отбирает детей.

Рон Батчер погладил свой бритый затылок и покачал головой.

— За такие фокусы можно загреметь на каторгу, если не дальше. Верховный суд ясно пишет: скупать гражданские права у рефюзеров — это против Хартии. Если персонаж отказался от гражданских прав, чтобы даром получать социальный паек, то пускай и сидит без прав. А если кто-то хочет купить себе лишний электоральный голос или протащить явного рефюзера на публичный пост, то кого-то надо ставить к стенке.

— Верно, — согласился Майо, — Но этот сквалыга, когда его потащили в суд, сказал, что вовсе не хотел этого делать, а давал им деньги просто из личной симпатии.

— Кто поверит такой отмазке? — вмешалась Пума. — Он что, судей за дураков держал?

Преторианец утвердительно кивнул.

— Суд ему так и сказал, и пригрозил посадить за противодействие правосудию. Тогда Лаполо пояснил: его беспокоит судьба этих детей, и он считает, что им лучше расти вместе с биологическими мамами. Мол, он готов за свои средства обеспечивать этим детям достойное содержание и домашнее развитие, если они останутся при мамах.

— Взял бы этих девчонок в свой хаусхолд, если средств хватает, — заметил Рон, — я так понимаю, они бы не возражали.

— На атолле Никаупара живет кузнец, Вуа у него в хаусхолде шесть vahine, — добавила Пума, — я не слышала, чтобы у кого-то было больше, но почему бы и нет?

— Щас! — фыркнул Майо, — Так он и выделил восемь долей в хаусхолде! Он жадный!

Пума скорчила рожицу и пренебрежительно махнула рукой.

— Жадный? Ну, и шел бы в жопу!

— Так нельзя, — заметил Рон, — Пусть он жадный, но он гражданин и есть Хартия.

— Точно, бро, — сказал преторианец, — Вот и судьи к этому пришли. Гражданин Лаполо желает взять на себя заботу о восьмерых детях, мамы которых — рефюзеры и заведомо неспособны обеспечить им социально-приемлемое развитие и содержание. Значит, он готов выполнять родительские функции. Aita pe-a! Пусть это будут его дети. Если он разрешит биологическим мамам тоже заниматься этими детьми, то это его право. Но у самих мам гражданских прав нет по рефюзу, и пусть не пытается купить им эти права. Лаполо сказал: ОК, и теперь у него восемь детей ad-lex, а социальный наблюдатель периодически контролирует, чтобы условия развития и содержания выполнялись.

— Как же он их выполняет, если он целыми неделями «скоро бу»? — удивилась Пума.

— Он не обязан выполнять их лично. Он договорился с одной своей подружкой, Хани Хироа, она локальный инспектор департамента экологии на Такуме. Купил большой модульный fare, поставил его недалеко от своего fare, и подарил Хани. Он платит ей хорошие деньги, чтобы она занималась этими детьми. Хани лет 35, она симпатичная женщина, у нее несколько толковых мужчин и трое своих детей. Она отлично умеет ладить с детьми. Со слов Нехе Офаифаи, там нет никаких существенных проблем.

— А те биологические мамаши ее не донимают? — спросил Рон.

— Один раз попробовали. Она просто вызвала констебля, он провел с этими активными девушками профилактическую беседу: пообещал в случае рецидива год общественно-полезного труда на бетономешалке на атолле Тепото. Больше проблем с ними не было.