Вольное царство. Государь всея Руси - Валерий Язвицкий

– Вчера ваши бояре нам говорили, что ныне же после смотрин и обручению быти. Мы ждем, когда нас пригласят на обручение.

Боярин Ховрин поспешил передать государю слова послов, великий государь, сев между женой и дочерью, велел позвать бояр ближних и знатных, послал за священниками и пригласил к себе великих послов литовских.

Вместо великого князя Александра обручался с княжной Еленой Ивановной великий посол Станислав Янович Гезгайло. Он обменялся с ней нательными крестами на золотых цепочках и обручальными перстнями.

После окончания обряда послы отбыли к себе на подворье.

Тринадцатого февраля великие послы литовские покинули Москву. Они получили договор о дружбе и рубежах с великим князем московским и образец грамоты о греческом законе для Елены Ивановны, на которых должен целовать крест великий князь литовский. Послы получили богатые дары от государя, от государыни и от Елены Ивановны, и боярин Берсень Никитич Беклемишев назначен был к ним приставом до литовских рубежей.

Вслед за послами девятого марта того же года государь послал в Литву своих родственников – князя Василия Ивановича Косого-Патрикеева и князя Семена Ивановича Ряполовского с дьяком Курицыным и Михаилом Степановичем Кляпиком-Яропкиным, в сопровождении пятнадцати военных дворян-помещиков из детей боярских, для присутствия их при крестоцеловании Александра Литовского и для получения утвержденной грамоты «о свободе исповедания греческого закона Еленой Ивановной».

Это посольство возвратилось в Москву девятого июня с подписанным договором. Грамоту великий князь Александр подписал, но вставил целую новую строку: «а коли похочет своею волею приступить к нашему римскому закону, то ей в том воля».

Русские послы не приняли такую грамоту, и великий князь Александр пообещал прислать грамоту с другим посольством к государю Ивану Васильевичу.

Тринадцатого августа прибыл в Москву посол Ян Лютовар Хребтович, чтобы вести переговоры о сватовстве. Он опять привез ту же грамоту, где была строка о римском законе.

Иван Лютовар от имени своего государя сказал Димитрию Ховрину, который был выслан к нему Иваном Васильевичем для переговоров:

– Наш государь чаял, что великий государь Иван Васильевич полюбит эту строку!

Ховрин передал слова эти Ивану Васильевичу, а тот велел сказать Ивану Лютовару:

– Коли государь ваш не даст нам той грамоты, образец которой мы давали вашим великим послам Петру и Станиславу, и нам нельзя дать за него своей дочери.

Лютовар отбыл из Москвы, обязавшись передать волю государя Ивана Васильевича своему великому князю Александру.

Шестнадцатого августа, на другой день после праздника Успения, когда дьяк Курицын делал государю свой обычный утренний доклад, постучал в дверь дворецкий и сказал:

– Прости, государь, за невольную помеху…

– Вестники?

– Вестники не вестники, как и назвать-то их не ведаю… Пришли вельми долгим путем на Москву из Каяньской земли старики карелы от рыбаков с озера Улео… Хотят они тобе челом бить о свейских обидах, защиты твоей искать.

Иван Васильевич нахмурил было брови, но потом усмехнулся.

– Вишь, Федор Василич, – молвил государь, – как Бог сих людей ко времю послал к нам. Мы тут думали-гадали, чем бы задрать свеев, с чего войну с ними начать, ан…

– Ан, – подхватил Курицын, – о сем сами свеи позаботились.

Государь, одобрительно кивнув дьяку, обратился к дворецкому:

– Зови сюды своих стариков-то.

Дворецкий приотворил дверь, и в нее сразу, толкаясь, ввалилось человек семь мужиков в вонючих от рыбы оленьих малицах, мехом внутрь, накрытых поверх нагольной стороны толстыми цветистыми рубахами в виде длинных балахонов.

Приблизившись к государю, они враз брякнулись на колени, и старший из них заговорил часто и торопливо по-карельски, непрерывно кланяясь:

– Княже Иване, челом тобе бьем на злодеев наших, на свеев. Свей – злой ворог. Лодки наши отымат, рыбу собе берет, избы зорит и жжет, людей бьет и сечет, а парубков да девок в полон уводит, олешков наших режет и жрет, как волк. Не видать нам света Божьего от горя и слез.

Неожиданно переводчик пал ничком и стал выкликать под общий невнятный гул голосов:

– Помогни нам, княже, наиглавный наш Старик! Дай свет видеть каянцам… Прогони от нас ворогов-свеев.

– Добре, – громко произнес Иван Васильевич, – пошлю яз вам свою помочь, братьев Ушатых, князей-воевод с их полками. – И, обратясь к вошедшему, как всегда, без доклада Ивану Юрьевичу Патрикееву, государь сказал: – Иване Юрьич, свеи напали на сих вот… Зорят их рыбные промыслы и деревни… Прикажи от моего имени князьям Ушатым, взяв полки, идти в Каяньскую землю, наказать свеев и прогнать их вон. Сих же каяньских мужей пусть князья Ушатые с собой возьмут: они им наикраткий путь укажут к озеру Улео… Да скажи князьям-то, пусть принимают их как друзей моих.

За время девятидесятых годов Иван Васильевич стал замечать, как с развитием русской торговли растут все больше и больше всякие препятствия для русских купцов со стороны Венденского союза городов, входящего в состав Ганзы, а также со стороны Швеции.

Особенно это сказалось ко времени окончания мирных договоров с русскими (у Ливонского ордена – в 1494 году, у Швеции – в 1496 году). Государь Иван Васильевич, предвидя неизбежность войны с ливонцами и немцами, а также и со Швецией, не был захвачен врасплох. Он быстро понял новую обстановку в торговых отношениях на Западе и Северо-Западе, отыскав общие интересы с Данией, которая в XV веке усиленно продолжала борьбу с Ганзой и Швецией за господство на Варяжском море. Уже в тысяча четыреста девяносто третьем году он заключил с королем датским Гансом военный договор о совместном одновременном нападении на Швецию с суши и с моря, а также заключил и торговое соглашение против Ганзы и Швеции.

Договор с Данией начинался следующими словами:

«Во имя Святой Троицы!

По воле Божьей и нашей любви.

Мы, Божьей милостью герцог Датский, Холсаский, Стормаркский и Дитмаркский, родом из Дальменхорста, графства Ольденборг, заключаем договор о дружбе и вечном союзе со знаменитейшим и могущественным русским властителем Иоанном, императором всея Руси, великим князем Владимирским, Московским, Новгородским, Плесковским, Тверским, Югорским, Вятским, Пермским, Булгарским и прочими…»

Шестнадцатого сентября прибыло в Москву посольство от Ганзы в составе ратмана ревельского, его помощника, а также и ратмана дерптского.

Второго октября послы представились великому князю. Они сначала передали ему поклон от семидесяти трех городов, «по сию и по ту сторону моря лежащих», затем стали излагать жалобы городов по восемнадцати пунктам.

Главным образом они жаловались на разные новизны московского государя против старинных правил и обычаев в торговле с Ганзой и на разные ограничения в торговле солью, медом, воском и мехами. Жаловались на новгородских наместников, которые сажают немцев в тюрьмы и отнимают у них товар, а письма городов к великому князю скрывают, и, наконец, жаловались на ограбление судна, выброшенного бурей на берег у Нарвы, и на всякие обиды, причиненные самим послам на пути их следования по Русской земле в Москву…

Послы поднесли великому князю подарки от имени всех городов: три тюка английского сукна. Ревельский ратман от себя подарил два серебряных вызолоченных кубка, ом вина и ящик конфет; его помощник подарил английкое сукно, зеркало и десять корзин винных ягод; дерптский ратман подарил скарлатное сукно, ом вина и пять лисфунтов фиников.

Великий князь отдарил послов: дал им двух овец, двадцать кур, две бочки меду, осетра и лосося. Кроме того, каждому послу государь дал по десятку сороков собольих шкурок и пригласил их к себе на обед.

Через два дня пришел к послам дьяк Курицын с боярином Ховриным и высказал жалобы со стороны великого князя на ограбления и убийства русских купцов и послов. Послы ответили, что они не имеют полномочий решать эти дела, но уверены, что удовлетворение за это будет дано.

В этот же день государь принял еще раз послов у себя и сказал, что велит своим новгородским наместникам обсудить предложения послов, и они дадут всему исправу. Государь пообещал дать послам на дорогу приставов и с этим отпустил их.

Только в конце октября послы выехали из Москвы, но уже под Москвой, в Бронницах, ревельские послы были арестованы, а по доставке их в Новгород посажены в тюрьму. Здесь дерптский посол, оставшийся на свободе, узнал, что пятого ноября все ганзейцы, жившие на немецком дворе, уроженцы городов Любека, Гамбурга, Грефсвальда, Люнебурга, Мюнстера, Дортмунда, Броксенфельда, Унны, Дюисбурга, Эйбека, Дюерштадта, Ревеля и Дерпта, были арестованы нарочно присланными сюда из Москвы государевыми дьяками Василием Жуком и Данилой Мамыревым. Находившиеся на немецком дворе немецкие товары, а также все церковные вещи взяты на государя, и ворота немецкого двора заперты на замок.