99 имен Серебряного века - Юрий Безелянский

Далее последовал длительный период (14 лет) преподавательской службы в различных уездных училищах. Преподавал историю и географию и отличался неординарными поступками: раздавал свое невеликое жалованье родителям нуждающихся учеников. Вот эту свою «святость» продолжил и дальше, когда переехал в Москву. В 1869 году Федоров стал помощником библиотекаря Чертковской библиотеки, а с 1874 года переходит в библиотеку Румянцевского музея (будущая «Ленинка», а ныне Российская государственная библиотека). Служил истово: первым приходил, последним уходил, помогал читателям находить запрашиваемые ими книги, некоторые даже покупал за свой счет. Еще он из своего небольшого жалованья выделял деньги на «премии» служителям библиотеки, чтобы «приохотить их ставить книги на место». К книгам относился всегда трепетно. От повышения по службе категорически отказывался, оставаясь «хозяином» в своей каталожной комнате, в своеобразном командно-диспетчерском пункте книжных знаний.

Большое влияние оказал Николай Федоров на юного Константина Циолковского, читателя библиотеки. Слова Федорова о том, что «человеческая деятельность не должна ограничиваться пределами земной планеты», запали в душу будущего отца отечественной космонавтики. Разве Николай Федорович не был пророком, когда страстно убеждал и, заметьте, задолго до появления первых аэропланов, что видимое всеми небо — это всего лишь переход в необъятное космическое пространство. Удивительно и то, что, толкуя о космосе, этот библиотекарь-философ жил в тесной каморке, питался хлебом и чаем, но мыслил и размышлял чрезвычайно широко. Немудрено, ибо Федоров в совершенстве владел основными европейскими языками, хорошо разбирался в восточных, усиленно занимался китайским. Всех, с кем он общался, поражали его глаза, излучающие свет. Свет мысли и прозрений.

Николай Федоров много писал, но публиковал совсем немного, да и то не под своей фамилией, он не хотел быть торговцем собственными произведениями. Он считал, что каждый автор очень многим, если не всем, обязан культуре прошедших эпох и той культурной атмосфере, в которой он живет, что подлинным автором произведений мировой литературы является народ, а писатель лишь уловил, собрал и синтезировал его идеи, мысли, образы и язык. Исходя из подобных рассуждений, Федоров был резким противником индивидуального авторства. «У нас нет ничего своего, все даровое…», — говорил он.

Первый том сочинений Николая Федорова выпустили его ученики после смерти философа в 1906 году в городе Верном (позднее Алма-Ата) в количестве 480 экземпляров и не для продажи, а для бесплатного распространения. Второй том федоровских сочинений вышел в Москве в 1913 году.

Будучи искренним верующим христианином, Федоров тем не менее не отличался церковной ортодоксальностью, он верил и мыслил по-своему, считая, что Бог, мир и люди образуют единую систему. «Или ни Бога, ни мира, ни людей, или же все это в совершенной полноте», — утверждал он.

Федоров страстно выступал за единство мысли и дела. «Мысль без общего дела — мечта, дело без общей мысли — слепота, тьма». Выдвинув идею регуляции природы, философ считал, что необходимо превратить слепые смертоносные стихии в животворные силы, управляемые человеческим разумом. Федоров решительно осуждал сложившуюся цивилизацию с ее милитаризмом, избыточным производством «мануфактурных игрушек» (хотя тогда еще не было нынешнего «общества потребления») и примитивной культурой, направленной исключительно на развлечение. Жизнь как опьянение, вакхическое упоение над страшной поглощающей бездной должна уступить место жизни как отрезвлению, которая изгоняет дурные призраки раздражаемой и возбуждаемой похоти, тесно связанной с мрачным сладострастием насилия и смерти. Перестать служить утонченным средствам искусства, эротическому мифу, напротив, культивировать чистый, трезвый дух долга, познания и дела — таков призыв философа «общего дела», но, увы, человечество еще не созрело для подобных радикальных изменений.

«Человечество должно быть не праздным пассажиром, а прислугою, экипажем нашего земного, неизвестно еще какою силою приводимого в движение корабля…», — писал Федоров.

Философ был принципиальным противником смерти и выдвинул проект воскрешения прежних поколений, то есть по существу — идею бессмертия человека. Пока человек смертен, считал Федоров, в нем остается глубокий исток зла, выделяющий токсины злого соперничества, отчаяния, нигилизма и демонизма. С победой над смертью непременно должно состояться всемирное братство. Утопия? Конечно, и все же, все же… В своей концепции воскрешения Федоров в какой-то мере интуитивно предвосхитил поиски современной науки — биотехнологии, эволюционной геронтологии, реаниматологии, трансплантологии и других направлений, не говоря уже о клонировании человека. Овечка Долли — разве это не отблеск федоровских мечтаний?..

Для Федорова все человечество — большая семья, связанная тесными узами общих предков и единой судьбой, но семья, к сожалению, распавшаяся, забывшая о своем родстве. Он считал, что необходимо пробудить чувство всеобщей родственности, что единственно истинная религия — это культ предков. Отсюда его призыв возвратить жизнь отцов и объединить небесные пространства.

Николай Федоров прожил 74 года. Он умер в Мариинской больнице для бедных от двустороннего воспаления легких. Похоронен был на кладбище Скорбящего монастыря. В 1929 году оно было снесено и вместо него возникла игровая площадка — очередное преступление безбожных большевиков, «блудных сынов, пирующих на могилах отцов».

Сегодня, как никогда, мы все приближены к эсхатологической катастрофе. Федоров предвидел роковые последствия и истребления лесов, и загрязнения вод. Он предчувствовал все эти страшные потери от цивилизации эксплуатирующей и поэтому выдвигал свою теорию регуляции природы. Послушаемся ли мы пророка? Объединит ли нас федоровская «философия общего дела»?.. Ответ будет дан в XXI веке.

ФЕДОТОВ

Георгий Петрович

1(13).X.1886, Саратов — I.IX.1951, Бэкон, штат Нью-Джерси, США

В советские времена никто не знал и не слышал о Георгии Федотове, христианском мыслителе, глубоком философе культуры, тонком историке и блистательном публицисте, — какой-то там эмигрант. А он в эмиграции в течение долгих лет с болью и надеждой вглядывался в меняющееся «Лицо России» — так называлось его исследование, появившееся в печати в 1918 году. Оно начиналось словами: «У всякого народа есть родина, но только у нас — Россия».