Стальной блеск мечты (СИ) - Аларина Евгения

***

К удивлению графини Соланж, вслед за успехами в фехтовании, в светской жизни её дочери, наконец, также наметился ощутимый прогресс. Довольная своим положением, Юнис сделалась более открытой и приветливой, это способствовало тому, что общество, в свою очередь, повернулось к ней лицом. Девушка с большей охотой, нежели раньше, посещала приёмы и балы и, как будто, освоила искусство приятно проводить время на таких мероприятиях. Графиня Соланж стремилась всячески поддерживать эту милую её сердцу тенденцию и не забывала отмечать успехи дочери. Возвращаясь вместе с Юнис в экипаже с одного весьма представительного и успешного приёма, она не преминула упомянуть о своих чувствах:

— Ты себе не представляешь, милая, как сильно я рада за тебя. Кажется, ты сегодня полностью довольна вечером, не так ли?

— Ах матушка, там и вправду было весело. Кажется, я протанцевала три часа кряду и с радостью продолжала бы ещё столько же, — легко ответила Юнис.

— Танцы — это воистину прекрасно. Но, кроме того, ты, насколько я видела, обзавелась некоторыми замечательными знакомствами.

— О, да! Между прочим, мне посчастливилось свести знакомство с той самой дамой, о которой ты как-то рассказывала, той, что завоевала сердце герцога Динкеллада. Всё как-то само собой получилось — генеральша Перон очень кстати оказалась рядом и представила нас.

— И что же, понравилась ли тебе эта особа? — поинтересовалась Соланж.

— О, ещё как! Общаться с ней — одно удовольствие! Я уже не помню, когда мне было с кем-то так интересно и одновременно легко, — воскликнула девушка.

Соланж несказанно удивилась, ведь удостоиться подобной похвалы из уст Юнис было до сих пор величайшей редкостью. А девушка между тем продолжала:

— Мне, право слово, даже жалко, что нам не довелось познакомиться раньше, пять минут разговора с госпожой Тасталай могли бы скрасить самый ужасный приём.

— Ревийон Динкеллад имеет обыкновение проводить в столице лишь половину сезона — с поздней осени до окончания празднований в честь Обретения, — заметила Соланж. — Остальное время Золотой Герцог проводит в отчем доме в Олайбаре. Вполне вероятно, это первый приём, который он сам и его спутница посетили в этом сезоне в Элатее.

— Надо же, большая потеря для здешнего общества. А скажи, ты запомнила, какое на Тасталай было платье? — всё не унималась Юнис к вящему удивлению приёмной матери.

— Ну разумеется, милая, я-то, в отличие от тебя, всегда обращаю внимание на такие вещи.

— Я пришла в полнейший восторг от её платья, оно такое красивое, — поделилась Юнис. — И вкусу Тасталай можно только позавидовать. Я даже расстроилась немного, когда поняла, что мне такой фасон совсем не пойдёт. Но тут нужна такая же идеальная фигура, как у неё, чтобы всё было к лицу. По правде говоря, мне кажется, она самая красивая женщина среди всех гостей.

Видя удивление на лице матери, Юнис осеклась.

— Надеюсь, ты не обижаешься, что я так говорю? — поспешно добавила она. — Ты тоже очень-очень красивая, и платья у тебя просто замечательные.

Соланж не смогла сдержать улыбки от такого комплимента.

— Я не в обиде, девочка моя. В моём возрасте и положении уже определённо следует, так скажем, не блистать сверх меры и дать дорогу более молодым прелестницам. Впрочем, твоей драгоценной госпожи Тасталай это тоже касается — она ведь всего лишь лет на пять меня моложе, если не ошибаюсь.

В своём смирении графиня чуть-чуть покривила душой, на самом деле она получала порой немало удовлетворения, наблюдая за сверстницами на балах и приёмах, и отмечая свои несомненные преимущества перед многими из них. В возрасте немного за сорок миниатюрная Соланж Пиллар сохранила по-девичьи стройную фигуру и не растратилани гранаженской привлекательности, о чём была прекрасно осведомлена.

— Правда? Никогда бы не подумала, что Тасталай уже столько лет, — заметила на это Юнис, непосредственная, как всегда. И продолжала: — Между прочим, я получила приглашение на одно мероприятие на будущей неделе в особняке у герцога. Это приём специально для молодежи, обещают, что там будут танцы до упаду и разные игры. Ты ведь позволишь мне поехать, правда?

— Конечно, поезжай, милая, если ты этого хочешь.

— Хочу, матушка, я просто уверена, что мне там ужасно понравится.

По возвращении с упомянутого приёма Юнис нисколько не изменила своего мнения. Напротив, она была в полном восторге от всего, что происходило в доме Золотого Герцога, и без конца продолжала петь дифирамбы госпоже Тасталай. Дивясь внезапным изменениям в отношении дочери к светской жизни, Соланж, тем не менее, была очень довольна происходящим. Ревийон Динкеллад и госпожа Тасталай казались графине прекрасными покровителями для Юнис. И что с того, что с возвышением этой женщины когда-то был связан ужасный скандал, теперь-то те времена давно забыты, а возлюбленная Золотого Герцога прочно заняла весьма завидное место на столичном небосклоне. Под её влиянием Юнис с каждым следующим днём получала всё больше удовольствия от пребывания в высшем обществе, заводила всё больше желательных знакомств и в целом уверенно продвигалась, как казалось Соланж, к ультимативной цели каждой юной дебютантки — успешному замужеству.

Во всем этом благолепии проявлялись, правда, и тревожные нотки. Впервые со времён смерти Честона Пиллара, Юнис решилась заговорить об этой трагедии совсем в ином тоне, нежели прежде. Улучив момент, девушка, со свойственной ей прямотой, спросила у приёмной матери, правда ли, по её мнению, что в гибели графа Честона виноват король Скоугар. Откровенно говоря, Соланж ожидала, что время этого вопроса когда-нибудь придёт. В конце концов, Юнис жила не взаперти, и вокруг неё велось немало неосторожных разговоров. Особенно теперь, когда она часто пользовалась гостеприимством Ревийона Динкеллада. Молодые дворяне, часто бывающие в доме Золотого Герцога, отличались большим вольнодумством и смелостью суждений. Многие из них, как и сам его светлость, проводили лишь половину сезона в столице, а вторую — в герцогском домене, образуя собственный, альтернативный королевскому, и даже в чём-то конкурирующий двор. Не удивительно, что в прекрасном особняке на Парковой улице можно было услышать самые крамольные высказывания, которые рано или поздно должны были дойти до Юнис.

К несчастью, Соланж оказалась не слишком готова к этому разговору. Может быть, потому что её собственная позиция определённо попахивала трусостью. Вдовствующая графиня крайне для себя неуверенно попыталась объяснить дочери, что вся ситуация слишком неоднозначная для громких заявлений и голословных обвинений. Что исправить ничего уже всё равно нельзя. Что, какова бы ни была истина, текущий момент совсем не подходит для поднятия этого печального вопроса. Что отношения между высокопоставленными мужчинами — это область, от которой женщинам надлежит держаться подальше.

Забираясь всё глубже и глубже в густые дебри собственных страхов, Соланж осознала, что её осторожные увещевания не находят никакого отклика в сердце приёмной дочери. Слишком поздно она подумала, что, возможно, правильнее было бы пусть и голословно, но с максимальной твёрдостью рассеять все подозрения, какие только могла высказать Юнис. Теперь же она явно сказала не то, что девушке хотелось услышать, и, вероятно, не только упустила шанс убедить ту в правоте своей точки зрения, но и расписалась в собственной бесполезности в качестве конфидента в этом важном вопросе. А значит, на эту роль почти наверняка будет выбран кто-то ещё.

Доказательством того, что эти выводы не беспочвенны, послужил тот факт, что Юнис выслушала всю отповедь почти не перебивая, что в обычных обстоятельствах с ней случалось нечасто. Она как будто даже потеряла интерес к разговору ещё до того, как Соланж исчерпала все свои аргументы. Едва дождавшись конца речи, девушка пробормотала невнятную благодарность за объяснения и поспешила откланяться под каким-то нелепым предлогом. Соланж оставалось только заламывать руки, негодуя от собственного бессилия. Ну конечно, теперь у дочери предостаточно знакомых, к которым можно обратиться за советом, причём подальше от материнских глаз.