Последний Сеанс - Александр Шашкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты чё, совсем, мать?
– А ты, старый осёл, не совсем? Чуть ребёнка не зашиб.
– Кого? Ребёнка? Это призывник! Погоди, это что, компот? – Кирилл Валерьевич сидел на полу, опершись широкой спиной на деревянную резную дверь ванной комнаты, и, тяжело дыша, облизывал пальцы.
– Да, компот, был.
– Не своё, не жалко? Нахрена такой продукт переводить?
Компот ему передала одна из медсестёр, так сказать, в благодарность за хорошее к ней отношение и понимание. Она всегда что-то передавала ему из дома, то фрукты, то консервацию. Всё своё из огорода. А Кирилл Леонидович очень любил такие вещи, за что и «благодарил» Ольгу. Нина Александровна догадывалась, что у мужа есть отношения на работе. По разным причинам. Во-первых, он был «кобель», во-вторых, никогда не приходил с работы голодный, значит, его кто-то кормил, в-третьих, он потерял всяческий интерес к супруге. Это убивало Нину Александровну, но она не подавала вида, что догадывается об изменах мужа, просто заливая горе водкой.
Валера в тот день убежал из дома и не появлялся в течение трёх недель, лишь изредка звонил матери сказать, что с ним всё в порядке.
На следующий год он всё-таки поступил. Хирургом не стал, но вот диплом врача, спустя шесть лет учёбы, получил. Потом были полтора года интернатуры, и вот, он – доктор. Но не хирург, а психиатр. Почему? Да потому, что дара к работе скальпелем у него не было, по мнению отца. И он «договорился» и нашел сыну местечко, «тёплую ванну» в психиатрической лечебнице. Резать никого не нужно, а психов никто не жалеет. Дал не ту таблетку – ничего страшного. Они не пожалуются. А если и пожалуются, то никто не поверит. Они же психи.
В студенческие годы Валерию много раз представлялась возможность практиковаться на животных в частной клинике, где его папа «подрабатывал», но все попытки либо были на грани, либо заканчивались печально для оперируемых. Отец его всегда отмазывал, ссылаясь на необратимость болезни или на слабое сердце питомцев. Ругал, но давал всё новые и новые попытки учиться и набивать руку.
Никто не догадывался, но Валера допускал ошибки специально. Делал неправильный надрез, вводил неправильные вещества вместо наркоза, подменял анализы здоровых – больным, и наоборот. Несколько раз специально оставлял или целенаправленно прятал в оперируемом бедном животном различные предметы. Это были хирургический шовный материал, тампоны, дренажи, обломки инструментов. Дело в том, что невозможно провести четкую грань между преднамеренным и непреднамеренным оставлением инородного тела в организме, что прекрасно знал и чем пользовался Валерий. Последствия таких действий бывали различными.
Иногда инородное тело не вызывало никаких клинических проявлений и оставалось необнаруженным, но это было всего два раза. В остальных случаях такие «ошибки» приводили к образованию спаек, непроходимости кишечника, воспалений, абсцессов, кровотечений и перитонитам. И чаще всего исход был плохим или летальным. Никто не знал, но Валера чётко понимал, что и зачем он делает. Он прекрасно владел делом, прекрасно владел практическими навыками, в совершенстве знал теорию. Просто ему нравилось доставлять беспомощным существам вред и, как следствие, боль и страдание. Это его возбуждало. Занимаясь сексом со своими многочисленными подругами, он сотни раз прокручивал в голове эпизоды своих практик, видел мучающихся животных, которых возвращали через время в клинику для повторных анализов, обследования и последующего ведения. Предсмертные судороги, пена пузырями, конвульсии – вот что видел он перед глазами, обнимая и целуя девушек. В моменты мужской слабости, а такое случалось с ним нередко, он поднимал эрекцию именно таким образом. Концентрировал мысли на мучениях своих жертв. Если в клинике оставляли животное с улицы, ну, типа: «Вы присмотрите за ним. Подлечите и отпустите, может, кто заберёт. Мы не можем, у нас свой кот или собака есть» – то это был джекпот. Такого животного Валерий забирал себе в дом и уж там издевался над несчастным по полной программе.
Приступы головной боли были частыми и всегда провоцировали его на жестокость. В эти моменты он приходил в ярость. Таблетки не помогали, ну или частично снимали боль, а единственным способом ослабить её или совсем убрать – было причинение боли его жертвам. Никто не знал и даже не подозревал, но впервые Валерий убил человека на четвертом курсе университета. Возвращаясь от одной из своих подруг домой после неудачного секса с ней, он был страшно расстроен и угнетён, к тому же жутко болела и кружилась голова. Он с трудом вёл автомобиль, мечтая о том, как вернётся домой и снимет напряжение своим привычным способом. Обычно он сразу же спускался в подвал и выбирал кого-то из животных для процедуры. В помещении царила атмосфера страха, ужаса и безысходности. Животные начинали кричать, услышав его шаги, осознавая, что пришел и их черёд страдать и умирать. Валерий никогда не убивал сразу всех, всегда оставлял нескольких подопытных на всякий случай в живых. А когда звери заканчивались, он покупал их у метро или на птичьем рынке, подбирал на улице или забирал из приютов. Вводя зверю парализующее вещество, чаще всего это были кошки, он ждал, пока оно подействует, и принимался за издевательства. Одной рукой нанося смертельные и безумно болезненные увечья, второй он мастурбировал и не прекращал, пока не доводил дело до конца. В таких условиях всё получалось быстро. Боль уходила и, придя в работоспособное состояние, он занимался уроками или домашними делами.
Но в тот раз, впервые, его жертвой стал человек. Свет в городских уличных фонарях отключили ровно в полночь. Из-за дождя небо было покрыто тучами, даже Луна спряталась, и мир накрыла почти совершенная темнота. Дорога в сторону его дома была усеяна ямами, но для Валерия это не было проблемой. И он, как всегда рассекая холодный воздух жигулями шестой модели, летел вперёд. В какой-то момент спазм пронзил его мозг, и, бросив руль и на мгновенье закрыв глаза, Валерий очутился на обочине. Придя в себя, он резко выжал педаль тормоза и вывернул руль влево,
